Нариман Джумаев - Огонь войны (Повести)

Только к ночи ветер унялся, небо посветлело, проглянули редкие звезды. Душный зной уступил место ночной прохладе. Тогда тронулись в путь и шли без остановок до позднего утра следующего дня, пока снова не начало припекать безжалостное солнце.

Мемик и Нурягды шагали рядом, в хвосте каравана. От зноя и усталости разговаривать не хотелось. Однако Мемик все-таки нарушил молчание.

— Слушай! — окликнул он Нурягды, затем подошел ближе и заговорил вполголоса. — Ты веришь, что мы действительно выполняем приказ военкома?

Нурягды обернулся к нему с удивлением.

— Командиру не доверяешь? Присягу не забывай!

— Как забыть… Только что же это мы везем? По всем признакам, оружие… И везем в Керки. А там крепость, и недостатка в оружии вроде не было…

— Знаешь, — сердито глянул на товарища Нурягды, — оружие или нет, лучше бы ты держал язык за зубами. Болтать — не к лицу красному воину!

— Так-то оно так… — Мемик некоторое время шагал молча. — Ну, а что, если тут не оружие, а товары? Чтобы с афганскими купцами торговать.

— Что мы — лавочники? — сердито и в то же время с ноткой неуверенности бросил Нурягды.

— Кто говорит… А знаешь, что за человек этот Бехбит?

— Не знаю. Но верю ему!

— Говорят, он отчаянный парень — вор и контрабандист…

— Слушай! — Нурягды остановился, юношески пухлые губы его дрожали. — Я пока не вижу поводов для подозрений. Но будь уверен, если увижу — я знаю, что делать! Изменников революции покараю своей рукой!

— Ти-ише, что ты? Не волнуйся так! — замахал на него руками плотный Мемик. — Я и говорю, никаких поводов для подозрений… Но если что, будем действовать вместе.

В это время командир дал приказ остановиться. Подкрепились сухим хлебом и водой, легли отдыхать. Бехбит с винтовкой взобрался на гребень бархана — была его очередь караулить.

Когда все задремали, Нурягды тихонько поднялся, огляделся. На душе у него было смутно: слова Мемика не давали покоя. Что, в самом деле, в этих ящиках? Оглядев их со всех сторон, парень попробовал поднять крышку на одном — не поддастся, крепко прибито. Надпись На ящике не по-русски.

Нурягды хотел только слегка приподнять крышку. Пожалуй, можно ножом. Он отправился к одному из вьюков, где хранился его собственный небольшой мешочек с имуществом. Когда вернулся, командир приподнял заспанную голову, потом встал, оправил гимнастерку. Огляделся — и вдруг замер.

— Смотрите! — крикнул он тревожным голосом.

Нурягды, спрятав нож, подбежал, поглядел: в стороне от ящиков лежал мех для воды, продырявленный, наполовину вытекший. На песке растеклось и уже начало подсыхать влажное темное пятно.

Поздним вечером на окраине широко раскинувшегося аула вперебой залаяли собаки. Громко зацокали копыта, в улицу въехала большая группа всадников. Свора бешено лающих собак проводила их до самого центра аула.

— Опять лутчеки завернули к Кочкар-баю, — с тревожным вздохом проговорил оборванный старик; он пускал воду на свой клочок земли. — О всевышний, отврати от нас эту напасть!

Старик перекрыл воду и пошел в свою лачугу. Когда допивал чайник чаю, на байском дворе заблеяли козы.

— Так… Палевого козлика забирают в котел! — Старик в ночной тишине различал каждый звук. Он услышал, как на байском дворе разжигали печи, чтобы варить плов для гостей.

Потом собаки залаяли на северной окраине.

— Пошли будить Сахата-бахши[6], — определил старик.

Почти всю ночь шум пиршества у бая не давал ему сомкнуть глаз. Только к рассвету там угомонились. При первых лучах солнца одни лишь воробьи весело чирикали в листве — аул спал.

Когда солнце стояло уже высоко над землей и воздух раскалился, точно внутри недавно протопленной печи, мирахур проснулся весь в липком поту. С трудом расклеил заспанные глаза, медленно поднял тяжелую после ночной гулянки голову. В комнате никого. Мирахур прокашлялся. Неслышно ступая, вошел толстомордый слуга с кувшином и тазиком для умывания. Мирахур, кряхтя, поднялся на ноги, умылся. В это время с льстивой улыбкой появился хозяин Кочкар-бай.

— Позови-ка Яйлыма! — приказал мирахур слуге.

Поприветствовав гостя, бай распорядился приготовить завтрак. Живо была расстелена скатерть, появились чайники, подносы с едой.

Красноармеец Вельмурад-мерген, принявший вымышленное имя Яйлым, скромно вошел и сел у самого входа. Мирахур жестом пригласил его к скатерти.

Он уже вполне доверял своему новому приближенному. Мирахур задумал сделать его своим личным секретарем. От сообразительного, грамотного секретаря и сам научится «умным словам». А тогда друзья и недруги скажут о нем: «Какой опытный, разумный слуга эмира!»

— Как думаешь, где сейчас лодка русских? — спросил мирахур.

— Я думаю, следует обыскать берега. За день она не могла уйти далеко. Надо также опросить тех, кто ее видел.

— Тогда после завтрака мы отправимся, захватим двух-трех «языков»! Ну, бай-ага, начинайте! — Он предложил хозяину первому приступить к блюду с пловом.

Некоторое время они препирались — кому начать, наконец мирахур уступил. После завтрака мирахур хвастливо заявил:

— Не станем вызывать сюда Искандера-пашу! К чему? Ведь сегодня же до вечера мы управимся с делом.

Весь остаток дня отряд лутчеков, разбившись на группы, рыскал по берегу Аму-Дарьи, высматривал, вынюхивал. Были опрошены рыбаки, лодочники, дехкане, работавшие близ реки. Однако никаких следов «огненной лодки большевиков» обнаружено не было. И странное дело: все задержанные и опрошенные в один голос клялись, что даже не слыхали о такой лодке.

Только на следующее утро лутчеки, расположившиеся на постой у местного лавочника, донесли мирахуру:

— Есть слух, что на острове посреди реки стоит какое-то судно.

Выбежав во двор, мирахур скомандовал седлать. Прихватив почти весь отряд — до сорока всадников, галопом пустился к берегу. Напротив острова, в зарослях камыша отряд спешился. Остров, видневшийся за широким плесом, казался безлюдным.

— Ну, кто на разведку? Надо переправиться к острову на лодке. — Мирахур окинул глазом свое воинство: ни один не подал голоса. — Трусите, сучьи дети? Эх вы!.. Одна голова — один раз умирать!

— Я пойду, — выступил перед ним Яйлым. — Дайте мне в помощь кого-нибудь еще.

К Яйлыму подошел рослый лутчек Абды, усатый, с простоватым круглым лицом.

— А чего бояться? — басом сказал он. — Вот я пойду.

Вдвоем они взяли рыбачью лодку и без помех переправились к костру.

«Только бы стрелять не начали, — с опаской думал Яйлым-Вельмурад, направляя веслом лодку к заливу. — Что же они, спят?» — подумал он минуту спустя уже с другим чувством. Остров молчал. Заросший густым камышом, точно опоясанный зеленой стеной, он казался крепостью, которую создала сама природа.

Лодка пристала к берегу. Они привязали ее, крадучись пошли в глубь зарослей. Абды невозмутимо таращил круглые глаза, однако был начеку и держался смело. Винтовку дулом вперед крепко сжимал обеими руками.

Какой-то шорох раздался поблизости. Абды оглянулся на Вельмурада.

— Ну, чего струсил? — с деланной беспечностью спросил тот. — Может, и встретим какого рыбака… Возьми винтовку на ремень!

Простодушный Абды покорно повесил ружье на плечо. Они вошли в густые заросли. Из-под самых ног с шумом вылетел фазан. Вздрогнувший Абды схватился было за винтовку.

— Эй, богатырь! — снова со смехом окликнул его Вельмурад. — Не за фазанами охотиться идем! А если трусишь — возвращайся, нечего было увязываться со мной!

Покраснев, Абды смущенно засопел и поправил на плече винтовку. Тропинка вывела их на открытое место. Внезапно топот тяжелых ног, щелканье затворов, грубые окрики над самым ухом заставили их замереть на месте.

— Стой, проклятые басмачи! — во всю мочь крикнул кто-то по-русски. — Бросай оружие! Не то сейчас отправим к чертям на базар…

Абды побелел, съежился; винтовка скользнула на землю. Его лицо приняло плаксиво-жалкое выражение, усы обвисли. Вельмурад тоже кинул на землю винтовку, поднял руки. Четверо матросов, кто с винтовкой, кто с пистолетом, выйдя из зарослей, подобрали оружие. Двое из них были незнакомы Вельмураду. Но и матросы с катера смотрели на него, как на врага.

— Ну, шагай вперед, продажная душа! — толкнул один из них Вельмурада в спину. Двое других повели силача Абды.

Пленников привели к берегу залива. Здесь, кроме прежнего, теперь стоял еще один катер, поменьше. «Вот откуда незнакомые», — отметил в уме Вельмурад.

Из зарослей вышли еще двое, один из них — капитан Горбунов, со звездочкой на кожаной фуражке, замасленная блуза перепоясана ремнем с кобурой. Горбунов сразу же приступил к допросу: