Жильбер Синуэ - Дни и ночи
Рикардо с сомнением спросил:
— А белка? Слезы?
— Не могу утверждать, но мне кажется, что, заплакав, вопреки предупреждению и женщины, и белки, вы нарушили запрет, потеряв таким образом шанс встретиться с вашей возлюбленной. Действительно, у зуньи считается кощунством оплакивать мертвого, тем самым вы лишаетесь всякой возможности продолжать с ним диалог. По этой причине она и исчезла. Ну а что касается белки, то здесь я подозреваю чистую символику. Она — женщина, которая вас ведет. Она пытается приободрить вас, давая понять, что благодаря силе своей любви она способна нести вас на себе, даже будучи слабой на вид.
Рикардо поднялся крайне раздраженный.
— Что за колдовство заставило меня видеть немыслимые сны о событиях, совершенно неизвестных мне?
Толедано взглянул на него поверх очков:
— Право, не знаю. Это меня и беспокоит.
— Интересно, чему соответствует та фигурка, которая встречается всюду?
— Я отвечу так же: не знаю.
Вакаресса упал в кресло, во рту неожиданно пересохло.
— Как узнать?
— Полагаю, вы не забыли, что в ресторане в Ла-Бока я затронул тему бессознательного. Так вот, бессознательное разговаривает с нами. Однако слышать его мы можем только в состоянии сна. Почему? Потому что, заснув, мы становимся беззащитными и открытыми. Чтобы выразить себя, пользуемся сновидениями и символами. Объясняю я вам это немного примитивно. На самом деле все намного сложнее. Мы ничего не знаем о механизме, вызывающем галлюцинации. Мы сталкиваемся с феноменом, явно ни с чем не связанным. Это по меньшей мере любопытно.
— Куда вы клоните, доктор?
— Я думаю, а не пытается ли ваше бессознательное передать вам через повторяющиеся сновидения какое-то важное послание… — Он замолчал, потом добавил: — Если это так, вам стоило бы проконсультироваться у психоаналитика.
— У психоаналитика? — растерянно повторил Рикардо. Но тут же вспылил: — Какого черта, что еще за психоаналитик! Ниспосланное провидением существо, обладающее даром предвидения? Гадалка? Колдун? Не понимаю, каким образом психоаналитик сможет объяснить мне, почему я вижу эти фантастические сны?
Доктор, похоже, не разделял его возмущения:
— А что вы теряете? Вообразите на минуту, что должен был испытывать Христофор Колумб, отправляясь на поиски неизвестной земли. Вас ждет примерно та-кое же приключение. Разница в том, что у вас будет больше шансов, чем у него.
— Больше шансов? Почему?
— Потому что рядом с вами будет опытный моряк, он поддержит вас и не позволит заблудиться.
— Положим, я соглашусь… сколько времени будет длиться это… путешествие?
Толедано сокрушенно развел руками:
— Это-то и есть больное место. Год… два года… пять лет… Продолжительность неопределенна.
— Пять лет! Да я теперь, сейчас же хочу решить эту проблему. Не через пять лет! Сейчас же!
На лице Толедано не отразилось ни гнева, ни сожаления, только удрученность.
— Понимаю, мой друг. Вы не обязаны следовать моим советам. В конце концов, ваше здоровье вне опасности. Не вы первый и не вы последний видите сны; но ваши — я это допускаю — довольно необычны.
Рикардо устало посмотрел на него:
— Хотите правду? Я чувствую себя еще более потерянным, переступив порог вашего дома.
Толедано открыл один из ящиков стола и достал визитную карточку:
— Возьмите. Пригодится. Никогда не знаешь… Рикардо засунул ее во внешний карман пиджака и медленно встал.
— Благодарю вас. Я подумаю.
— Попытка не пытка. Это путешествие, коль вы на него решитесь, может принести множество открытий. Ведь и Христофор Колумб не предполагал, что, плывя к западу, он наткнется на Новый Свет.
Рикардо вымученно улыбнулся: — Бесспорно. Но вам известно, к чему это его привело…
7
Отсутствующим взглядом Рикардо смотрел на парочки, прогуливавшиеся по зеленым аллеям парка Палермо.
Пробило полдень на часах собора Метрополитана.
Влажность увеличилась. Деревья, фонтаны, искусственное озеро, обсерватория испускали тепло и негу. Недалеко отсюда, на ипподроме, лошади готовились к изнурительной тренировке на беговых дорожках.
До сего дня он жил словно в крепости, убежденный, что врагу ни за что не преодолеть защищающие его укрепления. Но вот уже несколько дней, как дезертировали часовые, открыв проход таинственному Троянскому коню, превратившемуся в женщину — полуиндианку-полубогиню. Какую угрозу она таит в себе?
Рикардо оглядел все вокруг, словно с минуты на минуту ожидал появления загадочного силуэта из своих кошмаров. Ему бы отступиться, больше не думать об этих сказках, об индейских племенах и прочем вздоре. Но он симпатизировал доктору Толедано, очень уважал его. Итак, в час, когда на небе пылал закат, этот человек, всегда считавший себя здравомыслящим, вдруг уверовал во все эти химеры.
Рикардо встал со скамьи и направился к машине. Шофер, должно быть, уже беспокоится.
А если все снова начнется сегодня ночью? Тоска, подкравшись незаметно, подступила к горлу. Так больной, страдая, знает, что врачи бессильны определить болезнь.
— Все в порядке, сеньор Вакаресса? — Луис Агуеро осторожно посмотрел на него.
— Мы возвращаемся.
Он опустился на заднее сиденье.
«Панхард-левассор» медленно тронулся к дому.
Была суббота, все старались уехать из столицы, где стояла угнетающая влажность, но тем не менее на авениде Коррьентес царило оживление. Эта городская артерия, долгое время не имевшая названия, с некоторых пор была охвачена странной лихорадкой. Застроенная кафе, ресторанами, книжными магазинами и театрами, она получила название «улица, которая никогда не спит».
Они подъехали к углу Хуан-Хусто.
Старик с прямыми волосами стоял на тротуаре. Рикардо почувствовал, как вдруг заколотилось сердце. Возможно ли это? Индеец! В Буэнос-Айресе? В патрицианском квартале города?
— Остановитесь, Луис! — Здесь?
— Да, остановитесь!
Он возбужденно выскочил из машины и бросился к старику, собиравшемуся перейти проезжую часть.
— Эй! Минуточку!
Ни тени удивления не отразилось на лице индейца. — Ты помнишь меня? Мы встретились в…
— Да. В трактире «Флорида». В тот день ты убежал от меня как от пожара.
Все это выглядело теперь смешным. Лучше бы вернуться в машину. Ему показалось, что это не он сам, а кто-то другой спросил старика:
— Мы можем поговорить?
— Почему бы и нет. Но прежде покажи мне дорогу в порт. Вот уже час я кружу по городу. Этот город — настоящий лабиринт, головоломка какая-то…
Рикардо чуть было не возразил, что тот ошибается, ориентироваться в Буэнос-Айресе — детская забава, поскольку весь город разделен на квадраты и все улицы проходят под прямыми углами, но предпочел ответить:
— Я провожу тебя в порт.
Он показал на Луиса, с любопытством смотревшего на них с переднего сиденья «панхарда»:
— Это мой шофер. На машине мы доедем быстрее.
— Зачем? Ты разве спешишь? — спросил индеец и, не ожидая ответа, произнес: — Я предпочитаю идти.
— Мы будем там через три четверти часа!
— Час, минута, день. Все это городские понятия, друг. Расскажи мне лучше о временах года. Тебе неизвестно, что время — иллюзия, придуманная живущими взаперти?
Рикардо сделал знак Луису медленно ехать за ними и попросил:
— Напомни мне свое имя.
— Янпа. Я тоже жил как по стрелкам. Это было в Нороесте, там, высоко, недалеко от Рио-Хондо. В лесах, где растут циратонии. Белые люди решили построить возле озера дома.
Рикардо решился прервать его:
— У меня к тебе вопрос. Почему ты подсел ко мне в кафе? Почему назвал меня шаманом? Почему говорил мне о большом путешествии?
Янпа рассмеялся:
— Ты сказал, что у тебя ко мне вопрос. Я насчитал три. Я подошел к тебе, потому что узнал тебя среди тысяч других. Ты обладаешь даром.
— Каким даром?
— Даром видеть дальше других. Каждая частица Вселенной доступна зрению духа. Да вот только люди-то слепы. У кого достаток, у кого честолюбие, у кого масса ничтожных повседневных дел. А ты можешь видеть. Следует только научиться этому. Я уже сказал тебе: ты шаман. Мостик между миром духов и миром живых. — И он повторил: — Ты можешь видеть.
— Видеть! Но что?
— Просто жизнь. Могучий поток жизни. Поток вчерашний, сегодняшний, завтрашний. Тот, кто сидит на берегу, способен наблюдать зарождение потока и его конец. Это нелегко. Этого может достичь только опытный шаман.
— Ты еще скажешь мне, что можно предсказывать будущее?
— Будущее и прошлое.
— О прошлом мы знаем. В чем здесь интерес?
— Прошлое, о котором я говорю, — это прошлое до прошлого и до всех других прошлых.
— Прошлое до прошлого? Что-то непонятно.
— Неужели ты так наивен, что считаешь, будто мы проживаем только одну жизнь? Мы рождаемся, умираем, и все?
— Я…
— Нет. Мы живем, умираем, живем, умираем… до бесконечности.
