Ёко Тавада - Подозрительные пассажиры твоих ночных поездов
Вернувшись в гостиницу, ты отправилась в ресторан, изукрашенный с пышностью «Дворца дракона»[2]. Передо тобой была возведена сцена, как будто предназначавшаяся для концерта детской самодеятельности. Музыканты, одетые в цветастые клетчатые рубашки и синтетические панталоны, исполняли «Калинку» в стиле поп. Их электрогитары и барабаны сияли, голоса были приторными, но на лицах музыкантов застыла суровая маска дровосеков. Ты помешивала ложкой суп, поверхность которого превратилась в сгусток янтарного жира, достала со дна тарелки синюшную картофелину. Ты бросила в тарелку твердокаменный сухарик, он мгновенно напитался жидкостью и растаял во рту.
В осмотрах столичных и подмосковных достопримечательностей прошла неделя. Назавтра ты отправлялась в бесконечное путешествие по Транссибирской магистрали.
Ты забралась в постель, но не смогла заснуть даже через пару часов. Какие-то бесконечные стены злобно обступали со всех четырех сторон. Ты ворочалась с боку на бок в необъятной постели и вдруг вспомнила про открытку, стала думать про незнакомую тебе женщину Мэри. Тот мужчина должен был передать ей известие от Джо, что между ними все кончено. Почему следовало написать это чужой рукой? Если посмотреть из твоего окна, взгляд упирался в серую стену соседнего здания. И больше ничего. Окон там не было. Это что, тюрьма? Настоящее беспокойство стало потихоньку овладевать тобой. Может, ты стала соучастницей какого-то преступления? Может, когда Мэри остановится в московской гостинице, она падет жертвой взрыва, устроенного якобы террористами? Все скажут: да, вот какая доля ей досталась… И только потом станет известно, что террористы здесь ни при чем. Просто все было так подстроено, чтобы убить Мэри. Предположим, что открытку все-таки обнаружат. Выяснят, что ни Джо, ни Майк не писали ее. И тогда подумают, что взрыв спланирован и устроен тем человеком, который написал открытку. А кто ее написал? Ты ее написала. Сна как не бывало. И зачем ты согласилась выполнить эту просьбу? Люди на улице просили тебя: продай наушники, продай фотоаппарат, но ты отказывала им и согласилась только на то, чтобы отдать задаром свой почерк!
На следующий день ты поболталась по городу, вечером вернулась в гостиницу и забрала вещи, чтобы отправиться на вокзал. Замотавшись до ушей шарфом, надвинув на лоб меховую шапку и поддев под длинную куртку два свитера, ты вышла на улицу. На вокзале некий мужчина в форме подошел к тебе: «Вот этот поезд — ваш» — и указал пальцем на груду железа. Из нее поднимались клубы белого пара. Откуда бы ему знать, что это твой поезд? Может, у тебя на лбу написано, что ты иностранка?
Свет из окон поезда упирался в занавески и делался тусклым. Ты не замерзла, но из-за концентрации углекислого газа дышалось все равно с трудом. Черный дым от сгоревшего топлива, словно тля, пожирал небо, вызывая кашель, выжимая слезу. От одного вида превратившихся в ледяные стены заиндевевших окон в коридоре вагона становилось зябко. Ты вошла в купе ссутулившись. За тобой проследовала сильно нарумяненная русская красавица лет эдак пятидесяти. Ты стала пристально рассматривать ее красные щеки: сквозь тонкую кожу и трещинки в гриме там и сям пробивался бесцветный пушок. Ее алые губы наградили тебя улыбкой, под свою собственную певучую воркотню она засунула чемодан под лавку.
Через какое-то время из коридора послышались голоса: мужчина и женщина спорили по-английски. Ты не слышала как следует, о чем они говорили. «Понимаешь, Мэри…» — это все, что ты разобрала. Они остановились перед купе, мужчина произнес: «Здесь». Ты взглянула на него снизу вверх и прямо онемела. Но мужчина тоже остолбенел, сглотнул и, когда его дама отвернулась, прижал палец к губам — молчи, мол. Поскольку рюкзак женщины никак не желал умещаться в багажном отделении под лавкой, она стала раздраженно понукать мужчину: «Что делать-то? Да придумай ты что-нибудь, Кен!»
Что-что? Так его зовут не Джо и не Майк! Ты разволновалась, но виду не подала, просто смотрела в окно. Раньше ты думала, что открытку ты написала для Майка, друга Джо, а теперь выходит, что это не так. Его зовут Кен — уже третье мужское имя в этой истории. В таком случае Джо и не думал расставаться с Мэри, а сейчас он, возможно, дожидается ее в Париже. Тут ты рассердилась не на шутку и гневно посмотрела на дверь, за которой они исчезли, выйдя по своим делам.
Поезд тронулся. За окном мелькали деревянные дома, окрашенные в пастельные тона.
Кора берез казалась белой — сама по себе, без всякого отношения к занесшему деревья снегу. Солнце клонилось к закату. Едва начало смеркаться, как оно словно провалилось — в один миг стало по-настоящему темно. На ночном небе выскочили — словно прыщи — свежие звезды. Земля — во мгле.
Собравшись подкрепиться, ты вышла в коридор и столкнулась лицом к лицу с Кеном и Мэри, возвращавшимися из ресторана. Проходя мимо, Кен подмигнул. Ты отвела глаза. Он сделал тебя соучастницей заговора помимо твоей воли. Разумеется, нынешняя ситуация была намного лучше сообщения в новостях о том, что Мэри погибла при взрыве, но все же… Двери почти во всех купе были затворены, окошечки на дверях были занавешены изнутри. Двое или трое худых мужчин в синих тренировочных костюмах глазели в коридорные окна и курили вонючие сигареты.
Ресторан был уже закрыт. Мужчина, который наводил там порядок, исполнился сочувствия и милостиво угостил тебя холодным пирожком.
Спала ты спокойно, но неглубоко, проснулась сразу после того, как почувствовала, как край небосклона стал окрашиваться киноварью. Чуть-чуть сдвинула занавеску: силуэты деревьев на фоне заалевшей линии горизонта. На нижней полке напротив уже расположилась за чаем русская красавица. Кен и Мэри, похоже, еще безмятежно почивали на своих верхних полках. Ты немедленно встала с постели и направилась в туалет. Трубы, крышка унитаза и зеркало шумно подрагивали вместе со всем поездом. Посмотрелась в зеркало — на тебя глянуло черное лицо, только вокруг глаз кожа выглядела побелее. На лицо осела сажа из вагонной печки, которую топили углем. Воздух был тяжелым от жары.
Завиднелись дома, поезд остановился. Крошечная станция. Женщины в платках торопливо бегали по платформе. Они продавали нечто, разлитое по бутылкам. Ты поспешила в купе, накинула куртку, выскочила на платформу. Не вздохнуть — будто в носу сорняки разрослись. Уши пощипывает от холода. Ты озиралась и моргала не останавливаясь. Вот это и есть Сибирь? Не земля, а ледяное стекло, края — нет, пальцы — отваливаются, уши — отклеиваются, от холода аж язык втягиваешь да хвост поджимаешь, мчишься обратно в вагон.
Кен и Мэри уже встали — сидели друг против друга и попивали чай. Тебе стало неприятно — будто застала в своей квартире любовную парочку, забредшую сюда прямо с улицы. Но куда ты от них денешься? Идти-то некуда, а потому ты села рядом с Мэри и невинно спросила: «А ведь вас зовут Мэри, не так ли?» Та прямо подпрыгнула от радости: «А откуда вы знаете?»
Кен задергался, заерзал, перекинул ногу на ногу, кашлянул. Не прогоняя улыбки с губ, с чувством собственного достоинства ты сказала: «Я вчера слышала, как вы разговаривали в коридоре». Не находивший себе места Кен произнес: «Меня зовут Кен». Тебе пришлось сделать над собой усилие, чтобы не сказать: «Я точно знаю, что раньше тебя звали Майком». Вообще-то ты должна была злобно выдать его секреты: «Разве тебя не Майком звать? Раз ты не Майк, то тогда ты Джо. Ты ведь не забыл про ту открыточку?» Но скандал не вызывал в тебе энтузиазма. Так что вместо этого ты стала поигрывать перочинным ножичком, желая без всяких происшествий закончить путешествие.
А сколько там ночей осталось до Иркутска? Две? Или три? Ты погрузилась в огромность времени, которое раскинулось перед тобой, забросила подсчеты и вычисления. Надо просто просолиться насквозь и двигаться дальше и дальше. Ты достала из рюкзака книжку и стала читать, перебирая слово за словом. Потому что, если читать с жадностью, книга закончится быстро. И на что тогда тебе употребить свои глаза? Мэри и Кен время от времени обменивались репликами — словно бурчали. Их слова казались продуктом трения колес о рельсы. Это же трение и засасывало их обратно. Тебе вовсе не хотелось знать, о чем они говорят, но — вот беда — уши сами собой поворачивались в их сторону. Судя по всему, Мэри намеревалась поехать к своей тетке в Австралию и поучиться там рисованию. А тетка была художницей. Кен же дурил ей голову: «Художников в твоей Австралии — пруд пруди. Там все себя художниками воображают — стоит только научиться малевать чуть лучше коалы». Мэри против ожидания не вышла из себя. «Ты всех под одну гребенку не стриги. У тетки — настоящий талант. В Австралии красиво, и люди там сердечные. Нет, я хочу поехать туда на несколько лет и поучиться живописи». Кен ответил: «А жить-то на что будешь? Картинами на мясо не заработаешь!»
