Рассел Уоркинг - Любимый руководитель

Расселл Уоркинг

ЛЮБИМЫЙ РУКОВОДИТЕЛЬ

Перевела Нонна Чернякова

© Russell Working 2003

1

Назовем ее Юн–джу. Если станет известно настоящее имя, погибнут люди. Ее собственная жизнь в опасности, а также жизнь обеих ее сестер, зятя и одного уцелевшего племянника, которые все еще остаются далеко на юге от реки Туманган, рядом с портом Хонгван — городом многоэтажек без туалетов, пустынных пристаней с опущенными кранами и ржавыми эсминцами, где на железнодорожном вокзале бездомные спят в креслах зала ожиданий или на полу с мышами, где костлявые дети лежат прямо на улицах, потому что через какое‑то время — тридцать, может, тридцать пять дней они не могут даже стоять. Проблема в том, что удрать из Демократической Народной Республики Корея — дело противозаконное, и это преступление особо карается, если совершает его член партии (а Юн–джу как раз и этой касты — журналистка). Узнав настоящее имя, органы госбезопасности арестуют родственников 22–летней беглянки, а в Северной Корее не так много еды, чтобы тратить ее на заключенных в тюрьмах. Только мать и две маленькие племянницы уже точно не попадут в руки секретной полиции, поскольку все умерли от воспаления легких; папа, который все это затеял, скорей всего тоже умер: когда Юн–джу бежала в Китай, он стонал от боли в пораженных раком кишках — очень даже удобный способ умереть во время голода, говорил он, и наверное, уже похоронен на кладбище, что выходит на топкую долину. Если кто‑то и виноват во всем, так это он, потому что это он уговорил ее бежать: «Ты молода и красива» (хотя это было неправдой; она почти облысела — волосы тянулись вслед за пальцами, когда она приглаживала их), «хоть один человек из семьи останется в живых. Какой‑нибудь корейский крестьянин заплатит за тебя хорошие деньги.»

Назовем его Янг–шик. Ему тридцать пять, закончил шесть классов школы, возделывает четыре десятых гектара сои и овощей в Корейском Автономном округе Яньбянь в Китае. Янг–шик никогда не был женат, но такие, как он, в сельских областях Яньбяня — обычное дело; в районе кризис, деревни заселены в основном корейскими землепашцами–холостяками. Во многих случаях матери оставляли своих дочерей при рождении, и те умирали в приютах. Живые вырастали и исчезали в городах — работали проститутками или продавали водку Ляочаоян в караоке–барах или даже, он слышал об одном таком случае, поступали учиться в Яньбяньский Университет. Ни одна из них, включая умственно отсталую дурочку, младше его на 12 лет, не хотела провести оставшиеся пять десятилетий с Янг–шиком, водить туда–сюда волов, вспахивая поле. Дурочка теперь сделалась массажисткой. Ее мать ответила ему отказом, когда последний раз была в деревне. «Она уже зарабатывает в четыре раза больше, чем ты,» сказала ее мать. По правде говоря, он испытал облегчение. Он, конечно, не был академиком, но и не был уверен, что будет доволен совместной жизнью с умственно отсталой супругой. Ему нужен был кто‑то, чтобы готовить, чтобы ложиться вместе в постель, чтобы рассказывать о том, как он бывает счастлив, когда утром после дождя появляются проростки сои; они будут говорить тихо, чтобы не разбудить маленького сына — он не сомневался в том, что она родит ему сына. Ему не приходило в голову, что она тоже может быть захочет поговорить с ним. Ему так много нужно было рассказать, и часто он по два–три дня не говорил ни с кем, кроме крестьянина, который сидел над дыркой в кирпичном отхожем месте — единственном туалете на несколько десятков домов на этой улице.

«Бумаги не дашь?» — спрашивал Янг–шик.

Мужик давал ему ежедневную яньбяньскую газету. — «Футбольные новости не рви.»

— Само собой. — Янг–шик отрывал страницу с рекламой китайских мобильных телефонов и чудотворной мази для восстановления волос, и отдавал остальное. «Спасибо,» — говорил он.

— Пожалуйста.

Вот и вся беседа в большинстве случаев за те пять лет, пока он скопил достаточно денег, чтобы купить себе жену.

Они встретились февральским днем после обеда, спустя двадцать три дня после того, как она покинула Северную Корею. Брачный брокер, кореец по имени Бонг–ил, отвез ее в своем прокуренном «Лэнд Крузере» в ее новый дом недалеко от Янцзы, с заднего сидения высказывая серьезные предупреждения, пока его водитель настраивал стерео музыку. «Если сбежишь, достанем из‑под земли, поняла? Он платит за тебя хорошие деньги, а мы — люди слова. Мы тебя вернем, и тогда ты узнаешь, что может сделать с девушкой разъяренный муж. Я знаю одного мужика, после того как его жена пыталась удрать от него третий раз, он приковал ее цепью к кровати и выколол ей глаза. Если мы не найдем тебя, то полиция найдет, а ты знаешь, что это значит: обратно в Северную Корею. Не рыпайся. Даже если он будет тебя бить, ты будешь сыта, не то что в Хонгване, ведь так же? Будешь жить. Разве не справедливо?» Он выбросил окурок из окна и спросил: «Ты слушаешь?» Она слушала. «Вот и хорошо, — сказал он, — Потому что я не хочу тебя пугать, я надеюсь, ты будешь счастлива, да, да, надеюсь, ты такая симпатичная девчонка, по крайней мере будешь, когда отъешься и отрастишь волосы, я такие вещи вижу, когда на моем месте любой выбросил бы тебя на помойку, поэтому у меня такой успех в бизнесе: я беру потенциальную красотку, привядший розовый куст, который может опять расцвести. Я просто объясняю ситуацию. В любом случае ты должна сказать мне спасибо: я нашел тебе парня на порядок выше, чем все эти крестьяне. Хитрый мужичок, зарабатывает немного денег, продавая на рынке то, что выращивает. Кстати, его право перепродать тебя, если захочет. Может, все и не так плохо. С другой стороны, если вы не поладите, может, ты окажешься у того, кто тебе больше подходит».

За поворотом дороги, идущей от Янцзы, показался огромный дом. Он стоял на крутом склоне, возвышаясь над дорогой, и был окружен кирпичной стеной, ее край был будто инеем покрыт мерцающей издали стеклянной черепицей, и на секунду ее сердце замерло от мысли, что может быть ее везут жить в таком роскошном доме. Но Бонг–ил заметил ее взгляд и сказал: «Тебе нравится? Это мой дом. Она усмехается. Я не шучу. На девках много можно заработать. У меня есть и другой бизнес. А ты и не знала, девочка, что находишься рядом с таким важным человеком, да?» Они долго молчали, пока «Лэнд Крузер» мчался к деревне Янг–шика, затем ряд за рядом миновал прилепившиеся друг к другу кирпичные дома — настоящие трущобы: одноэтажные, каждый не больше деревенской хижины с изогнутой черепичной крышей и хаосом кривых кирпичных труб, испускающих угольный дым в небо цвета старого желтеющего синяка. Ряды домов были разделены грунтовыми дорогами, на них дети играли в «классы», осторожно выискивая твердые места, потому что вчера холодным дождем смыло снег, а сегодня все превратилось в замерзшую грязь. Дети остановились, чтобы посмотреть на странную машину. Она проехала три белые двери и одну красную, на каждой из которых висели красные плакаты с золотистыми персонажами, желающими здоровья и процветания каждому входящему, затем она, наконец, остановилась, Бонг–ил наклонился через Юн–джу, чтобы выпустить ее. Или, точнее, придержать ее, потому что он прижал ее к сидению и вложил ее в руку визитку.

«Если он решит продать тебя, пусть мне позвонит, — сказал Бонг–ил. — Может, я подыщу кого‑нибудь получше, когда ты немного войдешь в форму».

Она вышла из машины и хлопнула дверью.

Когда Бонг–ил постучал, дверь открыл крестьянин с обветренным лицом: симпатичный подбородок, интеллигентные глаза, маленькая бородавка возле носа, слишком много родинок. Большие руки Янг–шика были черными от грязи, но он пожал мягкую влажную руку Бонг–ила (Бонг–ил потом вытер руку о шелковый платок; Янг–шик высушил свою о штаны) и пригласил их пройти через коридор с цементным полом, заставленный граблями, лопатами, ведрами, завешанный сухими початками кукурузы, с плугом без лезвия на стене. Часто поглядывая с немым удивлением на Юн–джу, крестьянин провел их в жилое помещение, а именно комнату с электроплитой, встроенной в пол — приспособление с крышкой размером со ступицу грузовика. Из стены торчал водопроводный кран, но раковины не было, ею служила пластмассовая бочка из‑под мусора. Это совсем было не похоже на Северную Корею: в углу притулился двадцатикилограммовый мешок риса, на стенах красовались календари с девушками в бикини, транжирилось электричество: маленьких черно–белый телевизор в углу жужжал, передавая футбольный матч. Неожиданно из кармана рубашки Янг–шика донеслось птичье чириканье. Он похлопал себя по карманам и достал черный предмет размером с бумажник, открыл его и заговорил. «Она только что приехала, — сказал он. — Я перезвоню». Телефон без провода. Он сложил его и засунул в карман. Краснея, объяснил: «Это моя мать». Потом он вспомнил о манерах и пригласил гостей присесть на пол.