Тихая заводь - Владимир Федорович Попов
— Тех времен, когда варили пульную. Так сгибали для гарантии. Полюбуйся. Ни рванинки, ни трещинки.
Завернув плюшку в газету, положил ее в портфель.
Первые дома поселка не походили на типично уральские. Они были не бревенчатые, а стандартные дощатые, и окрасили их строители в самые разные веселые цвета.
— Это что-то новое в местной классической архитектуре, — заметила Светлана Константиновна.
Уже позже они узнали, что живут в этих домах работники сплавного рейда, ныне главного предприятия Чермыза.
Когда потянулись улицы с обычными бревенчатыми срубами, Светлана Константиновна не только не смогла обнаружить что-либо знакомое, но даже сориентироваться. Верхний поселок сильно расширился — сюда с нижнего перевезли по бревнышку целые подворья и бережно собрали заново. С обеих сторон улицы разметала ветви сирень, прикрывавшая убожество стародавних бревен, и пышно цвела сейчас, наполняя разогретый солнцем воздух пряным ароматом.
Только выйдя на главную улицу, поняли, куда нужно идти, чтобы попасть в «центр».
И вот уже здание почты, откуда Балатьев намеревался разослать телеграммы с требованием воздействовать на Кроханова, загс, где оформили брак.
— Пошлем депешу мамам, — предложила Светлана Константиновна. — Живы-здоровы, решили перезимовать в Чермызе.
— Что ты, не поймут шутки, испугаются, — ответил Николай Сергеевич. — Сообщим, где находимся. Клементине Павловне будет очень приятно, хотя и всплакнет, конечно.
Однако послать телеграмму не удалось. У стойки, за которой сидела приемщица в прозрачной кофточке на манер украинских национальных, только куда с большим присборенным вырезом, толпилась довольно-таки солидная очередь, в основном из людей, съехавшихся сюда на летнее время. Пестрые платья, беззастенчиво открытые сарафаны и даже шорты красноречиво говорили о том, что целомудренный Чермыз не только смирился с веянием моды, но и усвоил ее. И вот тут Светлана Константиновна убедилась, что одета она не так уж экзотично. Разве что розы. Это был самый красивый букет, преподнесенный накануне мужу после выступления.
Постояли возле здания бывшего райкома, в котором райкома уже не было. Хотя Чермыз переименовали в город, районным центром стал другой поселок, более удобный по географическому расположению.
— Пойдем к нашему дому, — предложила Светлана Константиновна.
— Сначала к заводу. Лирико-драматику оставим на потом.
В двухэтажном здании заводоуправления теперь размещалась школа. Сколько претерпел в свое время в этих стенах Балатьев, начиная с того злосчастного момента, когда начальник отдела кадров неожиданно поставил штамп «принят», и до того дня, когда он же, выдавая трудовую книжку, никак не хотел вписать в нее приказ о вынесении благодарности, объяснив это тем, что Балатьев уже не в штате. Только благодаря Славянинову приказ был вписан.
Вспомнила и Светлана Константиновна, каких трудов стоило ей устроиться на прежнюю работу секретарем-машинисткой. Кроханов упорно вымещал на ней свою ненависть к Балатьеву и посылал то на дроворазделку, то на генераторы, да еще в бригаду Заворыкиной. И опять же благодаря вмешательству Славянинова, грозной телеграмме мужа из Синячихи и настоянию парторга ЦК ее восстановили на работе, освободив новую машинистку, печатавшую по однопальцевой системе и с несметным количеством ошибок.
Внезапно воспоминания оборвал мелодичный звон. Обернулись. Это церковные часы отбивали три четверти. Прежде они стояли, и Николаю Сергеевичу стало стыдно, что не оценил тогда их уникальности и редкой красоты. Сделанные крепостными умельцами в начале XIX века, часы эти были единственными в своем роде, так как состояли из двух циферблатов, расположенных по разным сторонам фасада, один из которых показывал время, другой — фазы Луны и числа месяца.
Медленно двинулись дальше мимо крохотного кирпичного домика с вывеской «Госбанк», мимо бывшего дома управляющего с деревянными полуколоннами по фасаду и вышли на пригорок, откуда когда-то хорошо просматривались и завод, и нижний поселок, и плотина.
Ни завода, ни поселка не было и в помине, а от плотины остался только короткий узкий островок. Зато воды оказалось много. Слева от плотины расстилалось необъятное Камское море, справа — разлившийся пруд. Только где-то далеко-далеко за ним смутно высматривалась в дымке кромка леса.
Николаю Сергеевичу стало грустно, как на могиле близкого человека. Как ни утешай себя, что был он стар, дряхл и умер, потому что подошло время, все равно горло сжимается от жалости.
Хотя Светлана Константиновна и разделяла грусть мужа, родные места будили у нее пока радостные воспоминания. В школе — первая ученица и первая красавица. И первая настоящая зрелая любовь пришла здесь и не погасла до сих пор. Ее избранник и друг рядом с нею и будет рядом до конца дней. В порыве нежности потянулась к мужу и, не дотянувшись до сосредоточенного лица, потерлась щекой о плечо.
Николай Сергеевич взял ее за руку, повел обратно.
У Дома заезжих, который теперь уже не был Домом заезжих, завернули налево, миновали длинный квартал и вышли на их улицу. Вот он, подслеповатый домишко Афанасии Кузьминичны, а вот и дом № 12. Выглядел он неряшливо, но был еще кремнево-крепким — кедровым бревнам и век нипочем, — а вот хозяевами его стали люди, видать, нерадивые. С наличников облупилась краска, калитка перекосилась, только по-прежнему оставался неизменным овал с выпуклым обозначением страхового общества «Саламандра».
— Семнадцатого августа сорок второго года… — тихо проговорила Светлана Константиновна.
В этот день, согласно похоронной, пал смертью храбрых политрук пехотного батальона Константин Егорович Давыдычев. С трудом оправившись от потрясения, Клементина Павловна сдала часть книг в библиотеку, пианино — в клуб, рассовала обстановку по соседям и знакомым и уехала со Светланой в Синячиху, расставшись с Чермызом навсегда.
— Зайдем, — предложил Николай Сергеевич.
Жена согласилась было и даже сделала несколько шагов к калитке, но, когда представила себе, что увидит в родном доме чужих людей, чужую мебель, услышит чужие запахи, резко повернулась и пошла прочь.
Но бывший их «особняк» минуть не смогли. Во дворе какая-то женщина развешивала белье. Сразу узнав пару, радостно бросилась навстречу. Это была Надька, Наденька, в ту пору десятилетняя девочка. Кратко обменялись новостями. У Нади, теперь Надежды Сысоевны, они были пестрые. Три дяди — Евсей, Филимон и Лазарь — с войны не вернулись, кучу детей оставили, в прошлом году мать похоронила, братья на Дальнем Востоке «промышляют рыбой», замужем, но бездетная — «нету на это таланту». Балатьевы тоже рассказали о себе. Живут в Москве, есть дети, сын и приемная дочь, оба уже институты окончили. Клементина Павловна здорова, давно на пенсии. Светлана Константиновна работает в научном журнале,
