Виталий Закруткин - Сотворение мира
Но вот тишину ноябрьского утра разорвал грохот артиллерии и минометов. Дивизии 56-й армии пошли через Дон на штурм Ростова.
Прижимая к животу автомат, Андрей бежал по льду к черным дымам, клубящейся завесой закрывшим бетонную набережную. Как бы чутьем ощущая опасность, он кидался то влево, то вправо, обегая пробитые снарядами проруби с темной водой. Горячий пот слепил глаза, но Андрей видел, что по всей реке, падая и снова поднимаясь с высверками автоматных очередей, кривыми волнами набегают на берег тысячи бойцов. Никогда в жизни не испытанная Андреем опаляющая ярость несла его вперед. Как сквозь сон он услышал истошный крик, всплеск воды в ледяной полынье, понял, что кто-то утонул. Дважды падал сам, рассек подбородок, но не осознанная им жаркая сила снова и снова бросала его вперед, влекла к покрытой инеем бетонной береговой стенке.
Здесь он остановился, тяжело переводя дыхание, поспешно вытирая рукавом шинели горячий пот. Осмотрелся. От Зеленого острова и дальше до едва различимого в дыму железнодорожного моста все еще бежали бойцы, волоча за собой на салазках тяжелые минометы, ящики с минами и патронами. Со стороны Аксая кавалеристы перебирались через Дон по дощатому настилу. А здесь, рядом с Андреем, подставляя друг другу плечи, его однополчане уже взбирались на причальную стенку. Двое, широко раскидывая ноги, подбежали к Андрею, посапывая, как запаленные кони, подбросили его наверх, закричали хрипло:
— Подай руку!
Возле головы Андрея сухо щелкнула по бетону россыпь пуль. Острый осколок камня впился ему в щеку. И все-таки он перегнулся через парапет, подал руку товарищам. Немецкий пулеметчик опять полоснул короткой очередью. Один из бойцов споткнулся, упал на колени и завалился на бок. Второй потянул Андрея за собой, увлекая к распахнутым, сорванным с петель воротам старого дома, нелепого сейчас в своей розовой окраске.
— Отседова бьет… растуды его! — злобно сказал боец.
Размахнувшись, он швырнул в окно дома гранату. Громыхнул разрыв, рыжим облаком вырвалась наружу кирпичная пыль. Начинался бой на улицах города…
Уже все дивизии 56-й армии под командованием генерала Ремезова переправились через Дон, заняли надречные кварталы Ростова и стали продвигаться вперед, вышибая немцев с чердаков, из подвалов, из дотов и дзотов, сооруженных на уличных перекрестках. Однако главная опасность угрожала танковой группе Клейста с северо-востока. Оттуда, подобно грозовой туче, надвигались 37-я армия генерала Лопатина и 9-я — генерала Харитонова. Они отрезали немцам единственный путь отхода из Ростова на Таганрог.
Один из батальонов полка, с которым шел и Андрей, пробился на Театральную площадь. Ее обрамляли огромные здания, занятые немцами. К ней примыкали два разделенных узкой улицей парка. Под сильным огнем минометов и пулеметов батальон залег здесь.
Андрей оказался рядом с легко раненным в шею Грачевым, за разлапистой елью, возле узорной изгороди парка. Неподалеку высился дом, где до войны размещалось управление пароходства. Из окон этого дома, с третьего этажа, стрелял длинными очередями немецкий пулеметчик.
— Секани ты эту сволочь! — прохрипел старшина.
Упираясь локтями в землю, Андрей нажал спусковой крючок автомата. Из окон пароходства брызнули осколки стекол. За одну-две минуты Андрей опустошил весь автоматный диск, а вражеский пулеметчик уцелел, он только переместился на второй этаж и вёл теперь огонь оттуда.
— Развяжи мой сидор, — морщась от боли, сказал Грачев. — Там три снаряженных магазина. Возьми их и не давай этой суке передыху.
Пока Андрей управлялся со сменой диска, из глубины парка к ним подполз лейтенант, командир роты, и зло проговорил, сплевывая землю:
— Какого хрена вы тут канителитесь? Второй батальон уже обошел парк и театр. Бросьте к чертям этого паршивого фрица, он и без вас скоро руки поднимет. Пошли вперед…
Укрываясь за стволами деревьев, они короткими перебежками приблизились к похожему на громадный трактор зданию театра, пересекли улицу и очутились у решетчатой ограды медицинского института. Кирпичные стены институтских клиник были иссечены пулями. Кругом валялись разбитые флаконы, пузырьки, пробирки, разноцветные банки, окровавленные бинты, изломанные санитарные, носилки. Всюду держался запах карболки, дегтя, каких-то лекарств.
День уже клонился к вечеру. Уличный бой длился без малого восемь часов, а конца ему не было видно — орудийная канонада не утихала, продолжалась яростная пулеметная стрельба.
Андрея стал мучить голод. Нащупав в кармане шинели черствый, припорошенный махоркой кусок хлеба, он пожевал его, запил из фляги холодной водой. Старшина, взглянув на него, попросил:
— Дай-ка и мне глоток и перевяжи шею…
Андрей протянул ему флягу, достал бинт, и в этот миг они оба заметили, что из пролома в институтской ограде выпрыгнули трое. Андрей схватил автомат.
— Погоди, не стреляй, — придержал его Грачев. — На немцев не похожи — одеты черт-те по-какому: один, кажется, в милицейском полушубке.
— Они все с винтовками, — предупредил Андрей, вглядываясь в загустевший сумрак. — Окликнуть, что ли?
— Валяй, — разрешил старшина.
Изготовив автомат, Андрей крикнул:
— Стой! Стрелять буду!
В ответ раздался высокий мальчишеский голос:
— Мы свои, из полка народного ополчения!
Тот, который отозвался на окрик, подполз первым и заговорил, захлебываясь от волнения:
— Мы ополченцы. От майора Варфоломеева. Может, знаете? Нет? Товарищ Варфоломеев директором завода был, а теперь нами командует, ополченцами. Он и послал нас сюда разузнать, кто тут — наши или немцы.
— Дальше можете не ходить, — сказал Грачев, — там наши.
Трое ополченцев повернули назад и словно растаяли в темноте.
К институтской ограде постепенно стянулась вся рота. Шестеро бойцов притащили термосы с горячей кашей.
— Не греметь котелками! — вполголоса приказал лейтенант.
Ели молча, не спеша. Придерживая ложки, вслушивались в ночные звуки. Сквозь поредевшие залпы пушек и разрывы мин слышно было отдаленное скрежетание танков.
— У наших тут вроде танков нема, — шепотом сказал кто-то. — Видно, фрицы драпают?
— Черт их знает! — отозвался второй. — Разве в такой темени разберешь?..
Ночь прошла относительно спокойно, а с утра уличные бои возобновились с новой силой. На пустынном перекрестке Андрей Ставров увидел сгоревший немецкий танк с перекошенной башней. Не заметив, что за танком скрывается вражеский автоматчик, он рванулся вперед и вдруг почувствовал удар в ногу и плечо. В первое мгновение Андрею показалось, что он наскочил на какое-то невидимое препятствие. Падая, успел еще увидеть рядом с собой лейтенанта, командира роты, который, опустившись на колено, стрелял из автомата в сторону танка. Потом в глазах Андрея замелькали, тускнея, частые вспышки, к горлу подкатила противная тошнота. Опираясь на руку, он хотел подняться, но что-то зыбкое, черное навалилось на него и, завертев, утянуло в бездонную воронку.
Очнулся Андрей в светлой комнате с большими окнами. Он лежал на койке, прикрытый легким одеялом с чуть влажным, пахнущим мылом пододеяльником. Не помня, что с ним произошло, и не понимая, почему он очутился в этой комнате, тесно заставленной белыми койками, Андрей шевельнул затекшей ногой и застонал от боли. Тут же почувствовал на своей щеке мягкое прикосновение чьей-то осторожной, теплой руки — перед его койкой стоял Василий Васильевич Грачев.
— Ну, паря, — радостно сказал старшина, — скажи спасибо нашему лейтенанту. Ежели б не он, лежать бы тебе в братской могиле, а так ты отделался не шибко тяжелыми ранами в ногу и в плечо.
— Что в Ростове? — с трудом ворочая непослушным языком, спросил Андрей.
Грачев ласково взъерошил его волосы, широко улыбнулся:
— Ростов свободен, друг мой Ставров. Уже и поздравление нам всем пришло из Москвы. Шутка ли, освободить такой город! Наши гонят гитлеровских бандюг без передыху. Техники фрицы бросили видимо-невидимо: и пушек, и танков, и грузовых машин. Но, к слову сказать, и пакостей, подлюги, успели натворить не меньше: дома пожгли, много неповинных людей постреляли, все магазины опустошили.
Решив, должно быть, что своим рассказом утомил Андрея, Грачев покашлял, подтянул сползающий с плеча халат и сказал:
— Ладно, отдыхай. Я тут на тумбочке шоколад тебе положил. Трофейный. А лейтенант обещал коньячку принести, тоже трофейного. Со мною побоялся передать: в чем, в чем, а в этом вопросе, видать, не очень мне доверяет.
Старшина еще раз потрепал волосы Андрея и стал прощаться.
— Ты не тоскуй, Ставров, — говорил он, уже поднявшись с табурета, — мы с хлопцами будем к тебе наведываться. Наш полк остался пока в Ростове. Так что увидимся…
