Шесть дней - Сергей Николаевич Болдырев
Ушел прочь в ярости от собственного бессилия. Предстояли еще неприятности с Черненко: оскорбленный газовщик, конечно, будет ему жаловаться.
На литейном дворе Коврова остановил Андронов. Подошел почти вплотную, чтобы не мешал шум льющейся в холодильник под напором воды, сказал:
— К бабушке переезжаю, помогите, Алексей Алексеевич, вещи перевезти, одним разом все забрать. Еще и Василий придет.
— Как это переезжаешь?.. — спросил Ковров, еще возбужденный своими объяснениями с газовщиком и не сразу понимая, что говорит Виктор.
— От матери ухожу…
Ковров постоял, глядя себе под ноги. Так и не ужился с матерью Виктор, и не поймешь, хорошо это или плохо. Может быть, у бабушки перестанет метаться, обретет покой, возьмется за учение.
Андронов молча следил за Ковровым, понимал, о чем он думает, и не отходил от него. Ковров глянул в оттененное полумраком лицо Андронова.
— Окончательно решил? — спросил он.
— Окончательно, — Виктор непроизвольно наклонился к Коврову, чтобы тот лучше его расслышал за шумом льющейся воды. — Долго ли: взял вещички, да поехал. Вот и все!
— Вот и все! — с усмешкой повторил Ковров. — Так просто родную мать оставить…
— Это меня мать давно оставила.
— Предупреди ее заранее, — сказал Ковров, — иначе, что же это такое?
— Там видно будет, — упрямо сказал Андронов. Он помолчал и вдруг иным совсем голосом, неуверенно и глуховато, заговорил:
— Самое тяжелое для меня — эти объяснения… Главное, что бабушка принимает.
— Ну, как знаешь, — сказал Ковров. — А помочь — помогу. Когда надо?
— Сегодня после смены. Не люблю тянуть, кончим одним разом…
Переезд Андронова обещал пройти без осложнений. К вечеру, когда приехали к нему на грузовике, Лидии Кирилловны не оказалось дома.
Но только присели передохнуть, как она появилась, приоткрыла дверь, заглянула в комнату, увидела чемоданы, связки книг.
— Что… что… — Лидия Кирилловна хотела сказать: «Что вы здесь делаете?» — но, решив не замечать посторонних, с запинкой проговорила: — Что ты делаешь, Виктор?
— Уезжаю я… — сказал он, не глядя на мать.
— Что это значит? — спросила Лидия Кирилловна, не обращая внимания ни на Василия, ни на Коврова.
— К бабушке я… — пробормотал Виктор. — Жить у бабушки буду.
— Почему же ты раньше… почему ты не сказал мне, не предупредил? — бессвязно заговорила Лидия Кирилловна. — А здесь, перед этими людьми, на посмешище меня… мать свою. Как ты можешь?
— Я думал, тебя дома не будет, — заговорил Виктор глухим деревянным голосом. — Ну, что ты, мама…
Виктор подошел к матери, обнял ее вздрагивающие от рыданий плечи, подвел к кушетке. Лидия Кирилловна опустилась на нее и уткнулась лицом в руки. Меж ее чуть отечных пальцев сочились слезы. Виктор смотрел на прожилки вен на ее руках, на пальцы, кожа которых потеряла гладкость, и горькое, удручающее чувство охватывало его. Ему стало невыносимо жаль мать, которую он, наверное, плохо знал и мало любил, был с ней несправедлив и жесток.
— Мама… — тихо сказал он. Так сказал, призывно, жалобно, как, бывало, говорил давным-давно, в детстве, когда жалел ее, уставшую после работы или грустно сидевшую у стола и о чем-то печалившуюся.
— Витенька мой, — простонала мать, порывисто отнимая руки от лица, притягивая его, заставляя сесть рядом. Она прижалась мокрой горячей щекой к его лицу. — Сыночек мой…
Виктор ощутил едкие слезы в глазах, боялся, что мать увидит их или почувствует, как они коснутся ее лица, и отстранился от нее, отвернулся, украдкой провел тыльной стороной ладони по глазам.
— Зачем тебе к ней, к этой злой старухе, — заговорила мать. — Она ненавидит нас… Она и тебя ненавидит, — говорила Лидия Кирилловна, и голос ее терял слабость, беззащитность, становился требовательным. — Она только делает вид, что любит тебя, всю жизнь она ссорила нас с тобой, старалась ожесточить тебя, умертвить твою любовь ко мне. — Лидия Кирилловна повернула к себе лицо сына и гневно сказала: — Ты не должен уходить туда. Не должен!
— Не надо, мама, — сказал он и мягко отвел от лица руки матери.
— Ты не должен уходить от матери, слышишь? — с силой воскликнула Лидия Кирилловна.
Он понурился и слушал мать, не произнося ни слова.
— Что скажут люди? Старуха выставит меня на посмешище перед всеми, — продолжала мать. — Ты бы прежде со мной посоветовался. Она только и мечтает вогнать меня в гроб.
— Ты говоришь неправду… — тихо сказал Виктор. — Перестань.
— Как ты смеешь со мной, как с девчонкой? Жесткий, бессердечный человек.
— Я люблю тебя, — тихо сказал Виктор.
— Перед этими людьми меня позоришь…
— Это товарищи мои, мама…
XVIII
Ковров встал и, взяв связки книг, пошел к двери, вслед за ним заторопился Василий с чемоданом. Они спустились к машине. Василий забросил чемодан в кузов, отправил туда и связки книг, потоптавшись подле грузовика, молча полез через высокий борт вслед за вещами. Ковров забрался к нему.
— Все! — ожесточенно сказал Василий. — Кончаю с этой работой по домам. Чего тут только не увидишь! Последний раз везу, а там нанимайте кого другого. Жить захотел по-человечески, не желаю я смотреть на все такое…
— Кто тебя нанимал? Помочь попросили, — пробормотал Ковров.
— А разница какая?.. Мать — ее всегда жалко, а как он с ней?..
— Ты ведь не знаешь, какая она.
— Какая бы ни была — мать. Явились мы с тобой, влезли в чужую душу. Можно ли так?
— Может, ты и прав, — задумчиво покачивая головой, сказал Ковров.
Вышел Виктор с почерневшим лицом, с маху влез в кабину рядом с водителем, хлопнул за собой дверцей. Надсадно завыл стартер, машина дрогнула.
Вскоре въезжали в тупичок у ограды парка. Мокрые ветви безлистых кустов и деревьев отблескивали в свете фонарей чеканным серебром. Машина остановилась около аккуратно подлатанного барака.
Андронов соскочил с подножки и уверенной, твердой походкой зашагал к крыльцу. Ковров и Василий вылезли из кузова машины и пошли с вещами вслед за ним. Виктор с силой распахнул дверь в коридор, потом — в тесные комнатки бабушки. Сзади него в проеме двери остановились товарищи.
— Ну, здравствуйте! — с порога сказал он.
Бабушка встала со своего сундучка в первой комнате и внимательно, сразу и строго, и добро, посмотрела на внука.
— Здравствуй, Витенька, — заговорила она. — Как ты меня просил, местечко мы тебе нашли.
Из второй комнаты выскочила Шурка, вся в кудряшках черных цыганских волос, и затараторила о том, что лисенок совсем было привык к ней, а сегодня пришли — и нет его, убежал… И как он теперь будет, и дойдет ли сам до леса?
— Дойдет! — уверенно сказал Андронов. — Жить захочет, дойдет!
— Конечно, захочет, обязательно захочет, — воскликнула Шурка.
Бабушка смотрела на них,
