Борис Четвериков - Котовский. Книга 2. Эстафета жизни
«Может быть, дело обстоит так, может быть, иначе, — усмехнулся Петерсон. — Одно несомненно, что Сальникову капут, а ведь я только что собирался сделать на него ставку!»
Сообщение газеты подействовало лучше, чем стакан крепкого кофе. Вялости и хандры как не бывало. Снова Гарри Петерсон готов был хитрить, интриговать, подсылать своих людей, выслушивать донесения… А так как он намеревался не впрягаться в телегу германской разведки, а проводить самостоятельную линию, то вскоре пришел к выводу, что ему необходимо лично побывать в Советской России и на месте дать указания своим агентам, успевшим там акклиматизироваться.
Ближайшие сотрудники Петерсона советовали ему поостеречься, выяснить сначала все, касающееся провала Сальникова, и тогда только переправляться через русскую границу.
— А вы уверены на все сто процентов, что Сальников не был чекистом? спросил Петерсон, ехидно усмехаясь. — В нашем положении, сэры, ни за кого нельзя ручаться и во всяком случае следует всегда быть готовыми иметь дело с двойником. Святая Мария, до сих пор наши агенты без особенного риска пробирались в Петроград, в Москву и снова возвращались к нам с добрыми материалами. Не знаю, что там случилось с этим самым Сальниковым. Убит ли он, как клянутся английские газеты, или поныне здравствует… Я не удивлюсь, если он даже не Сальников… Но я допускаю и тот вариант, что он в самом деле арестован. Но может быть, арестован по плану? По предварительной договоренности? Тут все варианты возможны!
Сотрудники Гарри Петерсона с некоторым скептицизмом слушали рассуждения своего патрона. Обычно он был не столь многословен. Что касается высказанных им положений, тут спорить не приходилось, они и сами знали, что в той дьявольской игре, в которой они участвовали, в этом политическом покере самая суть заключается в том, чтобы перехитрить, тем более что игра идет втемную.
И вот Гарри Петерсон стал собираться в дорогу. Настроение у него было приподнятое, он что-то напевал, обдумывал, как одеться, придирчиво изучал приготовленные для него подложные документы, разглядывал себя в зеркало, не слишком ли у него «заграничный» вид. Решил, что явится в страну социализма не то чтобы небритым, но небрежно побритым. За свое произношение он не беспокоился. Русские, беседуя с ним, всегда удивлялись, что он говорит без акцента и правильно ставит ударения. На всякий случай в документах значилось, что предъявитель сего — польского происхождения. И фамилию он выбрал соответствующую: Бухартовский. Вячеслав Иванович Бухартовский. Каждый мог сообразить, что «Иванович» — это переделанное на русский лад «Янович». Итак, он будет якобы обрусевший поляк. Родители жили в Привислянском крае, погибли в 1915 году. Семейное положение — холост. И тут Петерсон с мимолетным раздражением подумал, что эта-то рубрика вполне соответствует действительному положению, поскольку жена сбежала. Род занятий? В советских документах есть расплывчатое обозначение «служащий», что означает приблизительно, что ты хотя и не рабочий (это было бы почетно!), но и не какой-нибудь окаянный нэпман и буржуй. Так вот Петерсон и будет по документам «служащий». А если понадобятся подробности, он может рассказать, что перебивается случайными заработками и ищет работенку по вкусу.
Наконец все было готово к отъезду. Гарри Петерсон отдал последние распоряжения, сел в машину и через минуту был уже далеко.
Машина мягко взяла поворот, вымахнула на шоссе и набрала бешеную скорость. Гарри любил быструю езду. Он даже не оглянулся на сотрудников, высыпавших на крыльцо, чтобы помахать платочком и проявить преданность. Он уже мысленно был там, в чужой стране, в дела которой так бесцеремонно вмешивался.
Он перебрал в памяти пароли и условные знаки, которые должны были открыть ему двери и сердца его приверженцев. Все в порядке. Память у него превосходная. Русский язык знает безукоризненно. Да и что говорить, ведь он — старый воробей, о котором русская пословица говорит, что его на мякине не проведешь…
«Гм, а что такое, собственно, означает русское слово „мякина“? — стал экзаменовать себя Гарри. — Это отходы при молотьбе, скот ест ее неохотно, разве что только в подболтке, с добавкой отрубей и соли… Знаю! Все знаю!»
Однако он чувствовал, что неясно представляет себе многое. Даже улицы Питера, улицы Москвы… Невский проспект, например. Сколько разглядывал его на гравюрах и фотографиях, а все-таки… Или этот, как его… Охотный ряд…
За благополучный переход через границу Гарри не волновался. Он никогда не пользовался чужими средствами, у него были свои, испытанные люди, которых он держал на окладе, хотя они еще больше зарабатывали на контрабанде — это уже приватно, по их собственной инициативе. С ними переход через границу — обыкновенная загородная прогулка. Они сотни раз уже побывали по ту сторону и снова возвращались на эту.
Конечно, сейчас стало труднее. В 1918 году, кто хотел эмигрировать из России, запросто приезжал в пограничный город Белоостров под Петроградом и там прямиком по мостику через реку Сестру уходил в Финляндию и следовал далее, до Брюсселя, Парижа — куда угодно, это требовало только хороших денег. Когда была создана знаменитая ЧК, стало, конечно, опаснее работать, Петерсон почувствовал это сразу. В конце двадцатого года в ЧК был создан Особый отдел по охране границ. Петерсон помнит, что именно тогда у него нарвались на границе два сотрудника. Сами виноваты: привыкли открыто разгуливать, не принимая мер предосторожности. С 1922 года ЧК упразднена. При Народном Комиссариате Внутренних Дел создано Государственное Политическое Управление, ему и поручена в числе других обязанностей охрана границ и борьба со шпионажем. Что ж, ГПУ так ГПУ. Не нами придумано, не нам перестраивать заведенный порядок: в каждом государстве ловят шпионов, а шпионы не переводятся, шпионаж все растет, кадры шпионов обучают в специальных заведениях, изобретатели ломают голову над новейшими видами фотоаппаратов, тайнописи, микрофонов, сигнализации, придумывают сложнейшие коды, используют все достижения техники… Так уж устроен этот лучший из миров. Тут ничего не поделаешь.
Гарри Петерсон улыбается. Его вполне удовлетворяет такое устройство лучшего из миров.
6
Гарри Петерсон улыбается. С этой горделивой улыбкой на стандартном невыразительном лице Гарри Петерсон — после нескольких пересадок и смены автомобиля на экспресс, экспресса на морское судно — добирается наконец до Гельсингфорса и из Гельсингфорса до порта Териоки. Какая удача: все на местах. Гарри Петерсона просят только набраться терпения — нужно собрать кое-какие сведения, навести кое-какие справки, и тогда можно отправляться в путь.
«Святая Мария, — удивляется Гарри Петерсон, — кажется, я волнуюсь? Не потому что опасно. Ведь существует же поговорка, что умереть сегодня страшно, а когда-нибудь — ничего. Если я и боюсь, то только за успех дела».
Он волновался, конечно, но и виду не подавал. Он встретился в Териоках с представителями антисоветской организации. Это были чрезвычайно образованные, чрезвычайно любезные люди, и главный из них производил особенно сильное впечатление: был толст, солиден, авторитетен, говорил на нескольких языках, и на каждом одно и то же: что гибель советского строя неминуема и что «у них», то есть у этой организации, «все готово и даже намечены точные сроки».
Выяснилось, что этот толстяк присоединится к Гарри. Ему тоже необходимо пробраться в Советскую Россию, он везет деньги, инструкции, явки, планы…
— Запомните, мистер Петерсон, этот день, — говорил он, грассируя и лениво цедя слова сквозь зубы, — этот день будет памятной датой: с этого дня начинается новая Россия!
«Судя по его массивному животу, — определил Гарри Петерсон, — он из кадетской партии».
На следующий день они были доставлены к самой границе, их сопровождала специальная финская охрана, любезно предоставленная маннергеймовским правительством. До наступления темноты они укрылись в пакгаузе на берегу пограничной реки. Затем специалисты по переходу границы — угрюмые, неразговорчивые люди — переглянулись, что-то пробормотали понятное только им — и скрылись в темноте.
— Проверяют, нет ли поблизости красного патруля, — пояснил Гарри толстяку, предсказывавшему рождение новой России. — Они тут, как у себя дома, знают каждый куст.
Ждали долго. Но вот угрюмые проводники вернулись, старший махнул рукой, приказывая следовать за ним. Гарри жестом показал на губы: «Ни звука, соблюдать полную тишину».
Старший проводник спустился к воде и стал вброд переходить реку. За ним последовали остальные. Ступали осторожно. Толстяк пыхтел и отдувался. Гарри Петерсон опасливо думал, что в результате такого путешествия заработаешь, чего доброго, ревматизм.
