Прощальный ужин - Сергей Андреевич Крутилин
Игорь Николаевич выдавил из тюбика белил, немножечко сажи и стал готовить палитру. Надо было писать очередной треугольник водосливной плотины. Но, смешав краски, он тут же отложил кисточку: эта одноцветность ему наскучила. Он и вчера писал, и позавчера. Писал только серое тело плотины.
Кудинов бросил палитру на стол и снова подсел к телефону. Он позвонил сначала Инне Сыроваткиной — редакторше, выпускавшей открытку с изображением «Эльвиры». Кудинов заметил с первой же их встречи, что Инна симпатизирует ему. Она считала его «Эльвиру» полотном эпохальным. Инна была очень женственна, с пухлыми запястьями рук, пухлыми щеками, и вся она была такая п ы ш е ч к а. Игорь Николаевич кокетничал с ней, называл ее всякими ласковыми прозвищами: кисонькой, лапонькой. Однажды, в разговоре с ней, он обронил, что любит блондинок. Инна отбелила свои чудесные каштановые волосы перекисью водорода и явилась к нему сюда, в мастерскую.
Но Инна была вяловата и очень скоро наскучила Кудинову. Правда, он все же не хотел упускать ее и раз в неделю звонил ей. Инна была верна себе: оказалось, что пришла верстка книги «Древний Суздаль» и надо срочно отыскать автора текста, выверить цвет на вкладках; в общем, ей некогда. Но все ж она согласилась забежать вечером на минутку.
Потом Кудинов позвонил Светлане Морозовой — студентке, которая была без ума от его работ. У Светланы оказался лекционный день, а мать, подозревавшая недоброе в этих звонках случайного человека, была с ним не очень учтива. Пришлось позвонить Марте.
Марта работала секретарем в комбинате. Она была высока ростом, узколица, носила короткую прическу; очень исполнительна, аккуратна.
Игорь знал ее давно: с первых своих просительных приходов в комбинат. В ту пору она была очень смазлива. Теперь, правда, Марта — девица не первой молодости, но следит за собой и всегда со вкусом одевается. Еще год назад Игорь ничего не знал о ней. Не знал, замужем она или разведена. Кто целует ей ручку и приносит подарки? Он ничего не знал о ней — есть и есть такая Марта, которая, принимая от него заявку на заказ, говорила: «Позвоните в начале будущей недели».
А тут, после своего шумного успеха, он заметил вдруг, что Марта слишком внимательна к нему. Вот, скажем, Кудинов спешит на заседание… Марта своей изящной фигурой загораживает ему дверь в кабинет. «Игорь Николаевич! — обращалась она, приятно улыбаясь. — Будьте добры, подпишите адрес Александру Ивановичу!» Мимо такой улыбки нельзя было пройти равнодушно — Игорь останавливался и, принимая из рук Марты липкую, пахнущую клеем папку с адресом, говорил: «Это сколько же стукнуло старику?» — «Шестьдесят!» — Марта услужливо подавала ему шариковую ручку, которые тогда только входили в моду, а сама с той же улыбкой заглядывала ему в глаза. «Ого!» — Игорь подходил к столу секретарши и торопливо замысловато расписывался. Когда он возвращал ей ручку, Марта доверительно говорила: «Игорь Николаевич, есть шикарный заказ. Хотите взять? Я поговорю с директором». — «Да?!» — только и мог сказать он, обрадованный и удивленный ее участием. «Идите, идите! Вас ждут. Потом!» — кивала она на дверь.
Кудинов говорил с нею «потом», после заседания. «Потом» Марта бывала с ним уже не столь официальна, позволяла себе и некоторые вольности.
— Игорь Николаевич, — обращалась она к нему, закончив разговоры о делах. — Серый костюм вам очень идет. В нем вы выглядите моложе.
— А разве я так уж стар?
— Для кого как. Для Светланы Морозовой — да, для других — молоды.
«Другие» — хоть та же Инна Сыроваткина — не назывались. Но Марта давала ясно понять, что о всех его связях она знает.
«А как для тебя?» — думал Кудинов, но молчал, предпочитая действие разговору. Буквально на второй день он пригласил ее на вернисаж. После вернисажа, как положено, — прием.
Марта пошла.
Он пригласил ее в другой раз.
Она пошла.
На этих товарищеских ужинах люди очень быстро сходятся. Художники в общем-то бедный народ. Но когда дело касается главного: открытия ли выставки, юбилейных ли торжеств, они не скупятся. Ужины наспех — а-ля фуршет — устраивают редко. Если, скажем, обмывается выставка, то прием, как правило, происходит в лучшем ресторане. Все рассаживаются за одним большим столом, и, хотя устроителю вечера кажется, что он всех усадил чин по чину, рангов тут никто не придерживается.
Не придерживался их и Кудинов. Он усадил рядом с собой Марту, которая была хорошо одета, весела, остроумна и очень внимательна к нему: подкладывала ему закуску, что-то шептала на ухо. Уже после второй рюмки она сказала ему «ты» и просто: «Игорь», и он сказал ей что-то в том же духе. Все быстро опьянели, повставали со своих мест — начались обычные споры-разговоры.
Кудинов предложил Марте прогуляться. Она согласилась. Обед, как сейчас помнит Игорь, был в ресторане «Прага». Они вышли из ресторана и пошли по Суворовскому бульвару. И когда они были у Никитских ворот, то на глаза им попалась афиша кино Повторного фильма. На афише был аляповато нарисован официант, стоящий с подносом у столика… Кудинов сейчас не помнит, какой фильм они смотрели и о чем он; не помнит он — досмотрели ли они его до конца, ибо он то и дело наклонялся к Марте, что-то говорил ей; Марта склонялась к нему, его губы касались ее волос, лица. Одним словом, они вели себя, как восемнадцатилетние.
Кудинов не помнит — провожал ли он ее или провожала она его. Помнит только, что он решил: Марта — это та самая женщина, которая ему нужна в жизни.
Кудинов совсем осмелел: он решил пригласить ее в мастерскую. Бывало, на обдумывание такого решения ему требовались две, а то и три бессонных ночи. Необходимо было представить всю встречу: как лучше уговорить, как повести себя в случае отказа и прочее. Ведь сколько он мучился и колебался с Эльвирой!
Но на этот раз Кудинов решил: будь что будет!
— Марта! — сказал он бодро, услышав ее голос в трубке.
— Да-а, это я… — с ленцой
