Трое из Кайнар-булака - Азад Мавлянович Авликулов
Прошло около двух месяцев, как они уже жили в Байсуне. Жизнь в нем текла, как и в первый день их прибытия, суматошно и, казалось, беспорядочно. Носились гонцы, пылали костры, то там, то тут собирались молодые на кураш, а ночи становились все прохладнее и прохладнее. А однажды, выйдя из юрты, в которой они теперь обитали, Сиддык-бай увидел, что земля покрылась тонким слоем снега, легкого и пушистого. «Вот и зима пришла, — подумал он, — а мы все ждем боя с гяурами!»
Через четыре десятка лет люди, изучавшие историю становления Советской власти в Восточной Бухаре, напишут, что «20-го декабря 1920-го года передовые части Гиссарского экспедиционного отряда, преследовавшие эмира Алимхана, штурмом овладели Байсуном». А старожилы кишлака вспомнят: «Красноармейцев сначала было мало. И если бы эмир захотел, ему ничего не стоило разгромить их. Но он был перепуган. Едва услышал треск пулемета, снялся с места и удрал…»
Для слуха кайнарбулакцев очереди пулемета, усиленные эхом гор, казались громом весны. Им еще чудилось, что лысые валуны, прилепившиеся к окрестным склонам, сорвались со своих мест и, увлекая за собой все новые и новые глыбы, стремительной лавиной несутся вниз, на кишлак, где и собаки от неожиданности случившегося перестали лаять, а выли, как волки, протяжно и тревожно. Толпы людей, как отары, потерявшие вожака, метались по тесным улочкам, устроив невообразимый гвалт.
Это передалось и кайнарбулакцам. Чувство страха и растерянности в них усилились особенно после того, как они заметили, что белой юрты эмира уже нет на прежнем месте, а ветер, словно метлой, сметает остатки мусора, золы и каких-то бумаг. Сиддык-бай старался сохранить спокойствие, но удавалось ему это с трудом. Выбрав момент относительного затишья, он крикнул незнакомому мужчине, бегущему с гряды:
— Что там случилось, почтенный?
— Гяуры, — воскликнул тот, — туча! Подкрались ночью и перебили охрану. А ружье у них страшное, таксыр, стреляет без остановки. О, аллах, помоги мне выйти живым из этого ада!
— Я пойду туда, — сказал Артык, направившись в сторону высот, — лучше смерть, чем трусливое бегство от проклятых гяуров!
— Все пойдем! — поддержал его Пулат.
С ним согласились и остальные. Сиддык-бай не знал, что делать — то ли вести своих к Аккуталу — известняковому валу, опоясавшему кишлак с юга, то ли присоединиться к толпам бегущих. Он решил послать кого-нибудь к валу и узнать, что же там делается на самом деле. Вызвались идти все молодые, и больше всех изъявлял желание Артык. Бросили жребий, и выбор пал на Саттара. Тот ушел, и все кайнарбулакцы следили за ним. Вот он мелькнул в толпе туркменов, затем скрылся в неглубоком сае. Вскоре он появился на склоне высоты, и белый халат его замелькал среди камней. А потом… На самом гребне вала парень поднялся во весь рост и, словно подкошенный, упал лицом вниз. Скатываясь, он застрял меж двух валунов.
— Убили! Убили! — закричали кайнарбулакцы. — Саттара убили, проклятые!
— Артык, Пулат, Нияз, — стал перечислять имена бай, — бегите скорее к нему, помогите! — Когда несколько парней бросилось в ту сторону, крикнул вдогонку: — Не высовывайтесь за гребень!
Но его слова потонули в шуме. Пулемет все строчил, теперь он стоял уже на самом гребне вала, и кишлак был открыт, как на ладони. Пули выхватывали из толп мятущихся дехкан и нукеров, вид крови внес еще большую панику в их среду. Кишлак начал пустеть. Сиддык-бай, следивший за своими людьми и, особенно, за сыновьями, не замечал этого, мысленно поторапливал их. А те, как назло, казалось, спускались медленно, так, вроде бы не было сзади пулемета и винтовок.
— Прямо в сердце! — сказал Артык, опуская тело Саттара перед отцом.
«Лучше бы меня убило, — с отчаянием подумал бай, — что я теперь скажу его матери?!» Он вспомнил, как, провожая их, она просила бая приглядеть за ним, единственным кормильцем семьи. И вот тебе на! Как он будет смотреть в глаза убитой горем женщины? Размышляя, он увидел в руках Артыка винтовку.
— Где взял, сынок? — спросил он.
— На дороге подобрал.
— Стреляет?
— Сейчас проверю. — Артык отошел чуть в сторонку, прилег за валун. Далеко наверху он увидел копошившихся под скалой людей и пулемет, из дула которого вырывалось пламя. Пулемет находился в тени и потому пламя это было заметно хорошо. Прицелившись, Артык выстрелил. И сразу наступила тишина. Где-то оборвалось эхо последнего выстрела.
— Молодец, Артык, отомстил за Саттара! — похвалил его бай.
— Я их буду убивать беспощадно, — ответил тот и снова выстрелил.
В тишине Сиддык-бай обратил внимание на то, что в кишлаке уже никого не было.
— А где же люди? — растерянно спросил он, сам не зная у кого.
Кайнарбулакцы промолчали в ответ. В самом деле, где же люди? Ведь полдня назад кишлак кишел ими, а сейчас… Улицы пусты, точно мор прошел по ним. Только ребятишки да старики пугливо выглядывают из-за дувалов.
— Удрали! — внес ясность Артык зло. Усмехнулся: — Воины ислама?!
— Не кипятись, сын, — упрекнул его бай. И повернулся к Ниязу: — Садись на моего коня, йигит, а вы, друзья, подайте ему Саттара. Похороним его на родной земле.
Они побрели через весь кишлак и видели, как со стороны вала в узкие его улочки входили красноармейцы. Когда бай проходил мимо чайханы, выбежал мальчишка и передал ему, чтобы вел своих людей в Мачай, где якобы находился байсунский бек Тохтамыш.
— И Саттара повезем туда, бай-бобо? — спросил его Нияз.
— Похороним его вон на той горе, — указал бай на возвышавшуюся на противоположной стороне вершину.
— Правильно, бай-бобо, — согласился с ним Сарыбай, мужчина лет сорока с густой рыжей бородой, коренастый и светлоглазый, одетый в залатанный халат. — Оттуда до ворот рая ближе…
В Мачай они пришли к полуночи. Кишлак этот, как и Байсун, кишел людьми, но здесь чувствовался относительный порядок. Бай заметил, что почти все люди были вооружены винтовками. Только он успел устроиться в одном из незанятых дворов, как к нему явился гонец от бека и предложил следовать за собой.
— Много вас, бай-бобо? — спросил он, идя впереди.
— Было восемнадцать. Одного уже убили, будь они прокляты! Хорошего парня убили!
— А
