Во имя отца и сына - Шевцов Иван Михайлович
- Видите ли, в этом деле надо поторапливаться, но нельзя спешить. Переход на новую технологию - это довольно сложный и трудоемкий процесс. Все это, как вы понимаете, связано с нарушением производственного ритма, за которым стоит такая серьезная штука, как его величество план. Ведь, как вы, очевидно, помните, в совсем недалеком прошлом наш завод систематически и регулярно не выполнял плана. И только с приходом Бориса Николаевича мы, так сказать, вырвались из той позорной колеи, где нас бросало по ухабам штурмовщины и тому подобное. В общем, план не выполнялся. Особенно этим отличались времена царствования предыдущего директора - Гаврилы Федюкова. Вы о нем, должно быть, слышали. Грубый, самоуверенный невежда. Свою деятельность на заводе он начал с того, что уволил в первый же месяц двух начальников служб, одного начальника цеха, а два мастера сами попросили расчет. Перетащил на завод "свои кадры", обещал им жилье и все прочее. На первом же совещании руководящих работников завода Гаврила заявил: "Производство вы развалили! У меня так не выйдет, не позволю! Я научу вас работать!"
- И научил? - полюбопытствовал Глебов, понимая, что главный инженер уводит разговор в сторону, стараясь уйти от неприятного для него вопроса, "пустить пыль в глаза".
- Не успел: через десять месяцев его освободили с понижением. На последнем совещании, так сказать, прощальном, он сказал: "Жаль, что не пришлось нам с вами долго поработать. Меня отзывают в связи с переходом на другую работу. Так что вы уж тут постарайтесь без меня не подкачать".
С сияющим лицом Николай Григорьевич встал и, протягивая руку Глебову, сказал со сладенькой улыбочкой:
- Ну что ж, не буду вас задерживать - еще увидимся.
- А вы меня не задерживаете. Напротив, я вас хочу задержать. Так как же с пятьдесят седьмым? Когда мы его запустим в производство?
Гризул незаметно опустил протянутую руку, ответил, не садясь:
- Думаю, что где-то в будущем году.
- А почему не в этом? Насколько мне известно, первую партию новых агрегатов мы могли бы дать и в этом году. Вы же знаете, с каким нетерпением ждут их химики.
- В текущем году нереально, - морщась, покачал Гризул ершистой головой. - Год, в сущности, кончается.
- Три месяца - срок немалый, - напомнил Глебов.
- Завалим план. Стоит ли рисковать?
- А это что, непременно должно завалить план?
- Обязательно. Мы советовались с директором. Борис Николаевич такого же мнения.
- А некоторые рабочие думают иначе.
- То есть? - На смугло-сером лице главного инженера застыло недоумение, пронизывающий взгляд остановился на Глебове.
- Считают, что еще в прошлом году можно было запустить в производство пятьдесят седьмую модель.
Гризул ухмыльнулся, пожимая круглыми плечами, процедил:
- Прожектеры. - Он почему-то подумал на комсомол. И немного погодя добавил: - Хорошие ребята, только иногда забегают вперед… батьки.
- А что им остается делать, если батька устал и отстал, плетется как черепаха.
- Ну что касается батьки, это не совсем так, - возразил Николай Григорьевич. - А ребята молодые, горячие, силенки-то не рассчитают, им кажется, что все можно одним махом.
- Вы о каких ребятах? - полюбопытствовал Глебов.
- Да о тех, из "комсомольского прожектора", которые вас о новом агрегате информировали.
- Представьте себе, что информировал меня человек далеко не комсомольского возраста.
- В сущности, это не имеет значения, - быстро вставил Гризул. - Сейчас, в последние месяцы года, для нас важнее всего план. План, товарищ Глебов, прежде всего. Об этом очень остро говорилось и на последнем общезаводском партийном собрании, и на парткоме.
Что. ж, отношения выяснили, более или менее узнали и поняли друг друга.
После ухода Николая Григорьевича на душе у Емельянова остался какой-то нехороший осадок: его охватило чувство тревоги. Да, план - великое дело, и завод его должен выполнять. Ну а новая продукция - разве это не так важно? А нельзя ли сочетать одно и другое? Надо бы посоветоваться с начальниками цехов, с парторгами, поговорить с директором. Да, конечно, Глебов еще плохо знает производство. Чтобы не попасть впросак, надо осторожно вникать в производственные вопросы. Главное - изучать и советоваться.
В кабинете стало темновато. Емельян включил настольную лампу. И как раз в эту секунду раздался телефонный звонок. Александр Александрович Маринин сообщил, что молодые художники отказались дать свои картины на выставку в заводской Дом культуры.
- Все? До единого? - переспросил Глебов, озадаченный столь поспешной и организованной реакцией.
- Все, - коротко бросил Маринин, и в его голосе Глебов уловил злорадство.
- Причина отказа?
- Та, которую мы предвидели.
И в этом "мы" Глебов понял: Маринин и Гризул. Выходит, главный инженер, выйдя от Глебова, позвонил Маринину и рассказал о своем разговоре в парткоме. А Маринин позвонил художникам, которые, очевидно, ждали его звонка и уже заранее решили, как им действовать. Глебов сдержал вздох досады, сказал, стараясь не волноваться:
- Ну что ж, тем хуже для них.
- Не знаю, как для них, а для нас определенно хуже, - с издевкой бросил Маринин "под занавес".
"Нахал", - подумал Глебов, кладя трубку.
Когда Глебов вышел на улицу, падал первый снег. Он кружился в свете фонарей и таял на мокром асфальте. Емельян жил на улице Гончарова, в районе бывшего Бутырского хутора, где на месте недавней загородной свалки возник огромный жилой массив многоэтажных домов. Новые улицы названы именами знаменитых людей: Добролюбова, Руставели, Фонвизина, Гончарова, Яблочкова.
Глебов домой ходил пешком. Прогулки успокаивали, были для него лучшим отдыхом. Емельян вообще любил ежедневно и помногу ходить. Очевидно, сказалась давнишняя привычка пограничника. Он поднял воротник темно-коричневого драпового демисезонного пальто и, натянув на руки осенние перчатки, подумал: "Придется еще одну зиму проходить в легком пальто". Почти вся зарплата уходила на питание да на ребят. Горит все на них. Недавно купили Русику болгарский овчинный кожух, три раза надел, и вот извольте - является с оторванным воротником, в слезах. И ничего не поделаешь: мальчишка!
А тут еще Любочка поступила учиться в музыкальную школу. Учится хорошо. Пришлось купить в рассрочку пианино. И вспомнилось Емельяну его детство, любознательный вопрос матери, прочитавшей книгу Тургенева: "А какое такое оно, пианино? На гармошку походит?" Емельян сам тогда еще ни разу в жизни не видел пианино, но ответил уверенно, со знанием: "Что ты, мама, совсем не похоже. Пианина - она, как сундук, и блестит. Вся в золоте и серебре. А музыка - ну как живым голосом выговаривает". Матери так и не пришлось на своем веку увидеть пианино. Стремительно летит время! Великое и великолепное! Грандиозное и трагическое.
А что такое главный инженер Гризул, этот кругленький, низколобый человек с крепкой короткой шеей и жесткими барсучьими волосами, которым, кажется, износу не будет? Оборотная сторона медали с изображением Маринина, который для Глебова не был загадкой? Или это действительно передовой инженер и коммунист, каким он слывет у начальства?
