Евгений Дубровин - Эксперимент «Идеальный человек»
– Да, чистоту. Я прошу вас не срывать нам опыт, – сказал научный руководитель вежливо, постепенно успокаиваясь. – Иначе…
– Иначе что?
Олег Борисович помолчал. Очевидно, он не знал, что будет в том случае, если Ирочка сорвет опыт.
– Вас лишат права материнства! – брякнул он наконец. Это были глупые слова, сказанные в минуту запальчивости, но они оказались последней каплей в чаше терпения несчастной матери.
– А этого не хотел? – вдруг вырвалось у Ирочки, и она бабахнула по голове научного руководителя пустым тазиком из розовой пластмассы, который держала в руках, собираясь мыть пол. Элегантное пенсне в зеленой оправе французского производства упало на пол и распалось на несколько частей. Научный руководитель нагнулся, грустно разглядывая осколки. Женщина есть женщина. Ирочке стало жаль дорогую вещь. Она опустилась на колени и стала собирать стекла.
– Оправа цела, – сказала она практичным голосом. – А стекла можно заменить. Копеек тридцать стоит. Хотите, я их заменю?
Олег Борисович тоже опустился на колени.
– Нет уж, – сказал он голосом обиженного ребенка. – Ни за что! И стекла сам соберу! Уберите свои руки!
– Я разбила, я обязана и вставить.
– Нет уж!
– Да!
Их руки встретились. Научный руководитель смутился. Ирочка тоже слегка смутилась.
– У вас есть жена? – спросила она после некоторого неловкого молчания.
– Нет, – пробормотал завкафедрой.
– А девушка?
– Так… Вообще… Можно сказать, нет. А что? Какое это имеет отношение?
– Я заклинаю вас! – страстно прошептала Ирочка. – Во имя будущей вашей жены и будущих детей! Отдайте мне Шурика!
– Какого Шурика? – удивился Олег Борисович.
– Моего Шурика… – слезы выступили на глазах матери. – Смита или как вы его там называете…
– А, вот вы о ком… да… Смитом… Это чтобы…
– Если я вас сейчас… сейчас поцелую, отдадите мне… Смита?
– Чего сделаете? – не понял научный руководитель.
– Поцелую.
– Поцелуете? Зачем? – опешил Олег Борисович.
– Вас что, никогда не целовали? – Ирочка, потупя глаза, собрала остатки стеклянных осколков в правую ладонь.
– Ну допустим… Так… Вообще… И какое это имеет значение? – Нуклиев совсем смутился.
– Эх ты! Крыса ученая! – вдруг закричала Ирочка. – Даже целоваться не умеет! Вот тебе! Получай! – и запустила остатками очков в лоб будущей мировой знаменитости.
Какие невероятные возможности дала нам природа! Такой, казалось бы, спокойный, уравновешенный человек, талантливый, можно сказать, гениальный ученый, вдруг мгновенно вертанулся на сто восемьдесят градусов и проворно, как заправский орангутанг, побежал на четвереньках к двери. Лязгнул засов, повернулся ключ.
На шум прибежала Варвара Игнатьевна.
– На помощь! – закричала Ирочка, кидаясь на дверь. – Отобьем у этих извергов ребенка! До каких пор сумасшедшие будут мучить нашего Шурика?
Ничто так возбуждающе не действует на человека, как состояние аффекта другого человека.
– Ах изверги! Ну берегитесь! – воскликнула свекровь и с налета ударила в дверь коленом. Доски затрещали.
– Что? Кто? Зачем? – в коридор просунулась перепуганная заспанная физиономия Онуфрия Степановича.
– Давай высаживай дверь, разлегся, старый черт! – скомандовала супруга.
– Пожар? – хрипло спросил еще не пришедший в себя Онуфрий Степанович.
– Пожар! Тебе бы только клопов давить!
Ухнув, Онуфрий Степанович навалился на дверь. Дверь застонала, но не поддалась. Онуфрий Степанович разбежался, сколько хватало места, и саданул плечом. Полетели куски штукатурки, зазвенели расположенные наверху на полке пустые стеклянные банки. Однако даже от такого страшного удара дверь не сломалась.
Замечена странная особенность строителей. Почему-то входные двери они делают из тонкой фанеры, почти беззащитными от воров и грабителей (осторожные люди потом обивают ее тонкой броней, врезают по три замка), внутренние же двери изготовляются из особо прочной древесины.
– Поосторожней там! – донеслось из осажденной комнаты. – Стены обрушите!
– Ударим разом все трое! – распорядилась Варвара Игнатьевна.
Осажденные всполошились. Послышались торопливые шаги, визг двигаемой по полу мебели. Очевидно, спешно возводилась баррикада.
– Раз! Два! Взяли!
Удар был ослаблен из-за того, что на подходе Ирочка и Варвара Игнатьевна столкнулись, рикошетом отлетели к Онуфрию Степановичу, тот скосился вправо и ударился не посередине двери, а у косяка. Но все же дверь дала длинную зигзагообразную трещину.
Как ни странно, но эта трещина отрезвила нападающих, в первую очередь женщин.
– Не стоит ломать дверь, – сказала Ирочка. – Потом где ее достанешь?
– Да, – согласилась Варвара Игнатьевна. – Лучше мы их возьмем измором. Установим дежурство и будем глушить сковородкой по одному, как сусликов. Надо кончать этот бардак!
Обрадованный окончанием штурма, Онуфрий Степанович попытался было улизнуть, чтобы продолжить прерванный сон, но был ухвачен за шиворот супругой.
– Станешь дежурить первым, кот ленивый! Постелю тебе у дверей. Если будут выходить, зови нас на помощь, а сам глуши вот этой сковородкой, – Варвара Игнатьевна принесла алюминиевую сковородку на длинной ручке.
– Никуда они не денутся, голубчики.
Онуфрий Степанович послушно улегся на пост. Ночь прошла без приключений, но утром выяснилось, что Олег Борисович исчез. Об этом через дверь торжествующе сообщил всем его соратник.
– Как это исчез? – не поверила Варвара Игнатьевна.
– А так! Через окно! Еще и простыня висит! А для меня одного запасов горшка и еды хватит на неделю! Вы же подумайте о бедственном положении ребенка!
Никто, конечно, не поверил, что Нуклиев сбежал, и Варвара Игнатьевна спустилась во двор, чтобы лично убедиться в наличии простыни.
Действительно, с восьмого этажа на седьмой свисала скатанная в толстый жгут простыня. Недоверчивая по натуре Варвара Игнатьевна не поленилась и отправилась в расположенную под Красиными квартиру.
Жившая в пятьдесят восьмой квартире моложавая старушка с кудрявыми льняными волосами долго запиралась, но потом все-таки рассказала, что часа в три ночи ей послышалась подозрительная возня на балконе. «Может быть, голуби озоруют?» – подумала старушка, но тут в окно раздался осторожный стук. Тогда бедняга перепугалась насмерть. Телефона у нее не было, и женщина решила уже бежать на лестничную клетку, чтобы звать на помощь соседей.
– Мамаша, не делайте этого! – раздался глухой голос. – Мамаша, ради всего святого прошу – не делайте этого! Я не вор, не убийца, не грабитель. Я просто несчастный человек! Впустите меня, и я вам все расскажу!
Трепеща от страха, старушка вгляделась в окно и на фоне уличного фонаря увидела тощую дрожащую фигуру в майке и трусах.
Хозяйка пятьдесят восьмой квартиры открыла балконную дверь. В комнату буквально ввалилось бледное, лязгающее от страха и холода существо. На существе была испачканная, разорванная в двух местах майка, легкомысленные трусы со сценками из мультфильма «Ну, погоди!» и домашние женские тапочки.
– Чем могу служить? – сухо спросила старушка.
– Видите ли… – торопливо, боясь, что его перебьют, сказал незнакомец. – Дело в том, что я, так сказать… классический любовник из классического анекдота…
– Муж уехал в командировку, а потом неожиданно вернулся?
– Вот именно, – лязгнул зубами «классический любовник».
– Это к кому же вы заявились? – полюбопытствовала старушка. – К старой или к молодой?
Как и большинство старушек, она знала всех обитателей дома.
– Конечно, к молодой… к этой… как ее…
– Милочке?
– Да…
– Так ее зовут Ирочкой.
– Видите ли… – пробормотал молодой человек. – Для меня это не имеет большого значения.
– Вот она, современная молодежь, – не удержалась от морали старушка, но все же напоила незадачливого любовника липовым медом, выдала брюки бывшего мужа, дала на троллейбус четыре копейки и посоветовала жениться.
– Зачем? – нагло ответил незнакомец. – Зачем жениться, если сосед женат?
С этими пошлыми словами любовник исчез, и больше она ничего о нем не знает, но думает, что если он порядочный человек, то брюки ей пришлет по почте.
Рассказ глупой, выжившей из ума старушенции привел Варвару Игнатьевну в ярость.
– Вы что натворили? – закричала она. – Зачем надо было этого проходимца поить медом да еще выдавать брюки? Его надо было связать бельевой веревкой и отнести в их, красинскую, квартиру.
– Как же я его донесу? – удивилась старушка. – Да и жалко…
– Тьфу! – плюнула на прощание Варвара Игнатьевна. – Может, к тебе самой любовники ходят, поэтому и чужих жалеешь? Парик носит, старая дура! – Варвара Игнатьевна всегда была несдержанной на язык. – Вот стащить с тебя этот парик да повырывать пух!
