Евгений Дубровин - Дивные пещеры

Евгений Пантелеевич Дубровин

Дивные пещеры

ЧАСТЬ I

Ограбление века

– Я знаю также, – сказал Кандид, – что надо возделывать наш сад.

……………………………

– Это вы хорошо сказали, – отвечал Кандид, но надо возделывать наш сад.

1. МЛАДШИЙ БУХГАЛТЕР КОСТЯ МИНАКОВ

Младший бухгалтер Костя Минаков сидел на своем рабочем месте – расшатанной деревянной табуретке местного производства – и мрачно крутил ручку арифмометра. Причин для мрачного настроения было две. Во-первых, куда-то потерялись пятнадцать копеек. Не свои, конечно. Эти злосчастные пятнадцать копеек были заводской собственностью, и их пропажа означала скверное дело: не сходился дебет с кредитом, что, в свою очередь, влекло за собой еще более неприятное обстоятельство: из Кости Минакова не получался бухгалтер.

У Минакова уже было два выговора за несовпадение проклятых дебета с кредитом. Один раз он утратил семьдесят шесть копеек, и понадобились усилия почти всего коллектива, чтобы эти несчастные копейки найти. Другой раз набежало аж рубль с полтиной лишнего, что по законам двойной бухгалтерии было еще хуже, нежели утрата.

Мечта о поступлении в вуз – Костя зарабатывал в бухгалтерии трудовой стаж – начала тихо улетучиваться.

«Выгонит, гад, – думал Костя под стрекот арифмометра, имея в виду своего начальника, главного Бухгалтера Семена Петровича Рудакова, толстая шея которого сразу возникала перед глазами, стоило лишь поднять голову. – Непременно выгонит… Не упустит случая…»

У младшего бухгалтера с главным не сложились отношения с самого начала. Наверное, потому, что Костя зарабатывал стаж, а Шкаф, так звали Рудакова на заводе, давно его выработал и ничего не дoбилcя, не считая кресла главного бухгалтера – тоже расшатанного, тоже местного пpoизвoдcтвa, с ободранным бархатом на спинке, так называемого «трона Его Бухгалтерского Величества».

«Meлкий, ничтожный человек, – думал Костя о своем нaчaльникe, крутя арифмометр. – Завидует наверняка моей молодости и перспективам… Ну да черт с ним… Пусть выгоняет… Плoxo, конечно, так часто менять место работы… На приемную комиссию произведет неприятное впечатление… Но ничего не поделаешь… Уйду в сапожную мастерскую учетчиком. Какая разница… Там как раз место освободилось… Уж как-нибудь отсижу год…»

Младший бухгалтер Костя Минаков считал себя одаренным, умным человеком, способным на большие дела. Человеком с большим Будущим. Жизнь Кости, можно считать, началась удачно, несмотря на то, что Минаков был сиротой. Ему повезло с детским домом: дом попался отличный – дружный, с замечательными воспитателями. Костю в детском доме очень любили, и он почти не чувствовал себя сиротой. Кончил школу Минаков на «отлично». Документы решил подать в авиационный институт, имея, конечно, перспективу стать летчиком-космонавтом.

Костя уже совсем было решил связать свою жизнь с освоением космического пространства, он уже запросил проспект института, получил его, даже написал обстоятельное заявление, где убедительно доказывал, что не может без авиации жить, и до поры до времени положил заявление в стол, как в школе, где учился Минаков, разразился «пищевой бум» и увлек с космической орбиты будущего космонавта.

Заразил десятый «А» плакат на мелованной бумаге, привезенный кем-то из одного приморского города: реклама пищевого института. На плакате были изображены молодые люди с умными лицами, которые что-то там такое делали, очевидно, тоже чрезвычайно умное и полезное. У молодых людей были столь заинтересованные позы, что казалось, никакая сила не отвлечет их от любимого дела. На одной из картинок было изображено, как студенты на практических занятиях резали окорока. Вот это да! Ничего себе практические занятия! Побольше бы таких практических занятий!

Под заголовком «В часы отдыха» те же молодые люди тренировались на брусьях, бежали стометровку, играли в шахматы, мчались на красных катерах по зеленому морю, дрыгали на белых парашютах с голубых самолетов.

Затаив дыхание, класс рассматривал удивительный проспект. Ни один институт не выпускал таких проспектов. Другие институты ограничивались помещением объявлений в газетах с перечислением условий. Им просто не о чем было писать. Серые, скучные институты…

А здесь… Вот это жизнь! Весь класс, не раздумывая, за исключением двух дураков, решил поступать в пищевой институт. Десятиклассники жаждали резать окорока на практических занятиях, снимать показания с никелированных приборов, а в часы отдыха мчаться на красных катерах по зеленому морю или прыгать на белых парашютах с голубых самолетов. Летчик-космонавт то ли получится, то ли нет, то ли выдержишь кручение на центрифугах, то ли нет – или что там они еще делают, – а тут уже дело верняк. Есть такой человек, который не смог бы резать окорока или снимать показания? Нет такого человека!

Десятый «А» в полном составе, за исключением двух дураков, купил билеты на скорый поезд и помчался навстречу своей судьбе.

Городок, куда прибыли будущие пищевики, стоял прямо на море. Светило солнце, гулял соленый ветер, кричали чайки… Все, как в рассказах Грина…

Над городом действительно летал голубой самолет, и время от времени от него отделялись белые опрокинутые чаши. Но что всех особо обрадовало, это толпы молодежи, которые бродили по улочкам города, – значит, будет вecелo жить в этом гриновском городе.

Как же все были поражены, когда узнали, что почти все эти толпы – абитуриенты пищевого института. Вскоре выяснилось, что конкурс cocтaвляeт двенадцать челoвeк на место: соблазнившись красочными проспектами, которые институт ухитрился разослать почти во все уголки страны, выпускники десятков школ воспылали любовью к пищевой промышленности и в огромном количестве прибыли сдавать экзамены.

Десятый «А» ходил мрачный. Пробиться через толпу в двенадцать человек казалось маловероятным. Тем более что успокоенные красивыми и вежливыми фразами, которые представляли прекрасный проспект, они мало готовились к экзаменам. Казалось вполне естественным, что люди, составившие подобный чудесный проспект, не причинят никакой неприятности; даже представлялось, что экзамены в пищевой институт лишь некая формальность, что, возможно, экзаменов не будет вовсе, просто с ними вежливо, учтиво побеседуют и зачислят в студенты.

Действительность возникла перед десятым «А» во всей своей отвратительной сущности. Учебники валились из рук. Абитуриенты подозрительно косились друг на друга: кто враг, кто тот, который перешагнет через двенадцать «трупов»?

Косте Минакову почти удалось благодаря хорошей подготовке и усидчивости проскочить через двенадцать «мертвецов». Погубил его нелепый случай.

Дело произошло, когда все сдали экзамены и ожидали результатов. Костя выходил из умывальника, а в умывальник входила толпа толстяков. Толстяки были, несмотря на жару, в черных костюмах, белых рубашках и черных галстуках; поверх пиджаков наброшены короткие халаты-распашонки, завязанные на груди тесемками. Минаков сразу догадался, что это какая-то комиссия.

Здравствуйте, – сказал Костя вежливо и хотел проскользнуть в дверь, когда самый толстый из толстяков, но с длинной, почти гусиной шеей сказал:

– Стой!

Костя покорно остановился, так как не знал за собой никакого греха.

– Ты что здесь делал? — спросил Гусиная шея.

– Умывался, — ответил Минаков со спокойной совестью, так как действительно умывался.

– Ага, — сказал толстяк с торжеством и посмотрел на комиссию. «Попался. А я что вам говорил?» — весь вид Гусиной шеи словно излучал эти слова. Комиссия уставилась на Костю.

– Почему же ты, голубчик, так поздно умываешься? — вкрадчиво спросил толстяк.

– Да. Почему? — грозно повторил вопрос кто-то из:зглубины комиссии.

– Я поздно встал, потому и поздно умылся, — объяснил Костя.

– А почему же ты, голубчик, поздно встал? – продолжал допрос Гусиная шея.

– Потому что поздно лег.

– А почему поздно лег? – в голосе Гусиной шеи послышалось раздражение. Видно, ему не понравилось, что Минаков на каждый вопрос придумывал ответ. Наверное, Косте полагалось не отвечать, а стоять с поник шей головой. Но Минаков не любил стоять с поникшей головой.

– Я поздно лег потому, что читал.

– Что же ты читал, голубчик?

У Кости был сильный соблазн ответить «Основы пищевой промышленности», но он сказал честно.

– «Королеву Марго».

– «Королеву Марго»?

– Ну да. «Королеву Марго». Дюма-отца.

– Дюма-отца?

– Его.

Толстяк молчал, разглядывая Костю. Видно, тот не нравился ему все больше и больше.

– А может, ты, голубчик, не читал «Королеву Марго», а пил?

Комиссия оживилась. Кто-то даже хихикнул.