Вилис Лацис - К новому берегу
И опять мать ничего не ответила.
3
Учитель Улуп узнал об аресте Яна Лидума уже на следующий день. После уроков, когда часть учеников разошлась по домам, а те, кто жил в школьном интернате, готовили уроки, к Улупу явилась пожилая женщина и передала ему письмо от члена их партийной организации — дорожного рабочего.
«Дорогой Яков… Я должен сообщить тебе плачевное известие: Акот, наш славный друг, тяжело захворал, и ночью пришлось отвезти его в больницу. Кажется, это не случайное заболевание, а мы здесь имеем дело с эпидемией: в одно время с Акотом заболели и отправлены в больницу еще двое из наших близких друзей — Зента я Лаунаг. Не иначе, как их заразил человек, который соприкоснулся с очагом заразы. Думаю, что это наш юркий музыкант, — в последнее время он выглядел очень вялым. Не исключено, что эпидемия может перекинуться еще на кого-нибудь. Очень хочется поговорить с тобой об этом. Если можешь, приходи сегодня попозже. Буду ждать тебя там же, где и в прошлый раз. С приветом. Мартын».
Прочитав письмо, Улуп нахмурился.
— Скажите ему, что приду, — сказал он женщине — это была мать Мартына. — Большое спасибо за то, что принесли письмо.
Когда женщина ушла, Улуп прочитал еще раз письмо и, обдумав каждое слово, сжег его, потом положил в портфель документы, деньги и две смены белья. Ничего компрометирующего его и товарищей в квартире не было, поэтому сборы в дорогу заняли немного времени. В соседнем уездном городке жила старушка швея — мать Улупа, — больше близких родных у него не было.
«Как хорошо, что она не перебралась осенью ко мне… — подумал Улуп, поздно вечером навсегда покидая школу. — Тяжело было бы оставить ее одну среди чужих людей».
Моросил дождик. Улуп не спеша зашагал по дороге, подняв воротник демисезонного пальто и настороженно, насколько это позволяла темнота, наблюдая за окрестностью. С полкилометра надо было идти полем. Дул встречный ветер. Временами Улуп останавливался и прижимал ко рту носовой платок, пока не проходил приступ кашля. Минут через десять он достиг леса. Здесь идти стало легче, не было ветра. Вскоре Улуп сошел с дороги и несколько минут простоял в тени молодых елок: навстречу ехали две повозки, судя по доносившимся голосам, они были полны людей. В темноте вспыхивали огоньки папирос. Когда первая подвода поравнялась с деревцами, где стоял Улуп, один из седоков сказал:
— Улуп рассердится, когда мы потревожим его первый сон, ха, ха, ха!
— Ничего, — ответил кто-то, и Улуп узнал голос начальника айзсаргов Олиня. — В каменном дворце он отоспится до одурения. А вот когда его водворят туда, наш сон по ночам будет спокойнее.
На телеге весело расхохотались. Подождав, пока затихнет шум колес, и удостоверившись, что никто за ним не следит, Улуп снова вышел на дорогу.
«Опоздали, мерзавцы… — пронеслась в мозгу горькая и вместе с тем радостная мысль. — Облизнетесь, цепные псы Ульманиса. Вам нужен безмятежный сон — погодите, мы вам покажем такую безмятежность, что своих не сыщете. А ты, Мартын, просто золото. Подумать только, что могло произойти, если бы ты не предупредил меня». И Улуп ускорил шаг, насколько позволяли ему силы.
…Они встретились в кустарнике у дороги. Мартын — крепкий парень с огромными и сильными руками каменотеса — так сжал пальцы Улупа, что тот чуть не вскрикнул от боли. Узнав о встрече Улупа и услышанном разговоре, Мартын негромко выругался и поспешно заговорил:
— Мерзавцем, Яков, оказался музыкант. Это вне всякого сомнения. Позавчера один из моих товарищей видел его вместе с Олинем на опушке леса за кладбищем. Как влюбленная парочка на свидании. Какие могут быть тайны у музыканта с начальником айзсаргов? Ясно, какая-нибудь мерзость. Жаль, что я сразу же не предупредил Акота, Зенту и Лаунага…
— Ты уверен, что они арестованы? — спросил Улуп.
— Совершенно точно. Своими глазами видел, как их увезли полицейские и айзсарги… наверно, в город. Что нам теперь делать, Яков?
— Будем продолжать борьбу, Мартын. Только теперь нам придется работать в иных условиях. Мне придется уйти в подполье. Тебе тоже надо быть готовым ко всему… Некоторое время не ночуй дома. Надо предупредить товарищей: с музыкантом прекратить всякие отношения, не подпускать за версту.
— До утра я навешу нескольких наших. Они смогут предупредить тех, кто живет далеко.
— Правильно, Мартын…
Улуп опять закашлял. Мартын, подождав, пока товарищ откашлялся, спросил:
— А как же теперь будет с нашей организацией, Яков? После ареста Акота тебе придется руководить.
— Согласно прежним установкам, так оно и будет, — ответил Улуп. — Только плохо — здоровье у меня никуда не годится. Год, самое большее два, а потом нужна будет смена, но думать об этом надо уже сейчас. Не исключено, Мартын, что когда-нибудь тебе придется возглавить организацию.
— Да что я… — смущенно пробормотал Мартын. — Нет никакого опыта… знаний тоже маловато.
— В работе накопишь.
— Какие будут указания на ближайшее время?
— Надо сделать все, чтобы больше не потерять ни одного члена организации и не распылить сил. Еще больше конспирации и бдительности. Но работа ни на день не должна прекращаться. С этого момечта я уже буду не Улупом, а… Цинисом. На лесных лугах есть небольшой крестьянский хуторок, зовется он Терце. На первых порах я буду встречаться только с тобой. Первый раз придешь на хуторок через две недели. Я буду ждать тебя у старого сарая. Если случится что-нибудь непредвиденное, чрезвычайное или тебе придется спасаться, — приходи туда, на хуторок Терце. А если ты мне понадобишься, к тебе — на работу или домой — придет человек с приветом от двоюродного брата Циниса. Ты ответишь: «Как его здоровье?» Запомни это, Мартын.
— Запомню, Яков.
— А теперь вот какое дело… — сказал Улуп. — Лаунаг был одиноким человеком, у него родных не осталось. Родители и братья Зенты трудоспособны и продержатся без материальной помощи, а вот у Акота остались без кормильца жена и маленький сын. О них надо будет позаботиться. Кто-нибудь из наших должен их навестить и передать им хоть немного денег. Без нашей поддержки им будет трудно.
Улуп достал бумажник и дал Мартыну несколько кредиток.
— Только имей в виду: жена Акота не была вовлечена в нашу организацию, Акот скрывал от нее свою подпольную деятельность, она отсталый человек, с мещанскими взглядами и разными там предрассудками, к ней нужен особый подход.
— Если у тебя, Яков, не будет возражений, я попрошу об этом мою мать. Ей легче сговориться с женой Акота, да и ее посещение не бросится в глаза людям.
— Верно, Мартын, так будет лучше.
Крепко пожав друг другу руки, они расстались. Улуп окольной дорогой направился к лесным лугам, где уже загодя, на всякий случай, было приготовлено конспиративное убежище, а Мартын ушел предупреждать товарищей. До утра ему предстояло пройти много километров, но он не унывал: разве считаешься с трудностями, когда дело касается великой борьбы?
4
Через день после ареста Яна Лидума в батрацкой избушке Лаверов снова появился начальник айзсаргов Олинь вместе с полицейским надзирателем и каким-то агентом охранки. Целых полдня допрашивали они Ольгу о родных и знакомых Яна Лидума, обо всех, кто за последнее время навещал его и с кем он встречался вне дома.
— Вам же будет лучше, если вы чистосердечно расскажете обо всем, что видели и слышали, — старался внушить Ольге агент охранки. — Ваш муж обвиняется в весьма тяжких государственных преступлениях, но мы не хотим вести следствие односторонне, поэтому делаем все, чтобы найти таких людей, которые могли бы показать что-нибудь в пользу Лидума.
В подобных делах у Ольги не было опыта, но она догадывалась, что ее хотят обмануть — напасть на новые следы, по которым найдут товарищей Яна. В сущности она и не знала, с какими людьми он встречался на стороне.
Убедившись, что эта женщина не откроет им ничего нового, следователи попытали счастья у Айвара: ласково разговаривали с мальчиком, угощали его конфетами, спрашивали, какие дяди и тети приходили в гости к отцу. Но Айвар прятался за спину матери и смущенно молчал.
Наконец они ушли, заметно рассерженные и разочарованные. В тот же вечер в батрацкую хижину пришел Лавер. Без всякого приглашения он уселся на стул и, почесывая бородку, скороговоркой выпалил:
— Выходит, нам следует расстаться. Твоему коммунисту придется долго сидеть, а мне ждать, пока он выйдет из тюрьмы, нет резона. Мне нужен работник, семейный, а работнику нужно жилье. Даю неделю сроку, после этого тебе придется отсюда убраться. Ты пока подумай, куда переселяться. Ничего страшного в этом нет, где-нибудь угол найдешь. Значит, через неделю.
