День до вечера - Геннадий Михайлович Абрамов
Ну, замучил, затерзал. Плохо спать стал, все думал, как бы с ним совладать.
Надумал постращать самостоятельно.
Объявился он в очередной раз, а я громко, чтобы покупатели и прохожие слышали, говорю, пальцем указывая на него:
— Товарищи, это вор. Посмотрите на него. И остерегайтесь. Он у меня бессчетно книжек своровал.
Нимало не растерялся. Секунду-другую, может быть, помешкал и — захохотал. Вольно так захохотал, басовито, раскатисто, в свою очередь на меня пальцем показывая. С тем и ушел — смеясь.
Но я решил не отступаться. На другой день говорю ему:
— На вас досье завели. Сфотографировали. Так что ждите гостей.
— Неужели? — улыбается.
— А вы как думали? Я на суде свидетелем буду.
— Мальчик мой, — говорит, помолчав. — Занервничал. Ладно. Я добрый. Досье, — хохотнул. — Пожалею. Живи без меня, скучай, — приподнял шляпу. — Всего наилучшего.
И ушел. И больше никогда у стола моего не появлялся.
Совет
— Сидишь?
— Сижу.
— И как?
— Вроде ничего.
Работяга. В спецовке. Руки тяжелые, большие. И сам крупный, внушительный. И взглядом прямо жмет, давит.
— То-то я вижу. Очки надел. Бездельник.
— В чем дело, уважаемый? Чем я вас обидел?
— Работать надо, понял, бездельник? РАБОТАТЬ!
Брезгливо отвернулся, и крупным, рассерженным шагом пошел прочь.
Долг платежом красен
— Здорово.
— Привет.
— Ты меня не знаешь. А я тебя знаю. Тут, в подвале работаю. Слесарь-механик. Женя я. Будем знакомы.
— Будем.
— Книжками торгуешь? И покупают?.. Может, и мне купить?.. Я про войну люблю или про убийства. Есть такие?
— Вот. «Танки идут ромбом».
Взял книгу, подержал на весу и отложил.
— Хорошая книга, потом куплю… Слышь? Ты деньгами не богат? Трояк бы. А? До получки. У меня шестого получка, шестого и отдам.
Я дал ему взаймы три рубля.
— Ну, друг, выручил… Ты токо не волнуйся. Шестого принесу. Женя я. Слесарь-механик. Тут меня каждый знает, — и, взбодрившись, побежал утолить жажду…
Шестого числа Женя не пришел. Скрывался он от меня и следующие две недели. И лишь когда поставили в зале на ремонт крайний эскалатор, среди рабочих я увидел Женю.
Сам ко мне подошел — с оправданиями.
— Извини, друг. Баба сама шестого пришла. За получкой. Ни гроша в кармане, веришь? Две недели выпить не на что. Больной хожу.
— Понимаю.
— Ты токо не волнуйся. Завтра как раз аванс. Получу и отдам.
Получив аванс, Женя, должно быть, два дня лечился — среди рабочих я его не видел. На третий день объявился. Прячется, боится подойти — опять, конечно, без денег.
Вечером, закончив работу, я решил укорить его хотя бы тем, что напомню о себе — заглянул к ремонтникам за ограждение. Женя признал меня и вышел. Мятый весь с перепою. И — виноватый, смирный.
— Домой уже?
— Да. Подустал.
— А мы не скоро еще.
И неловко оба замолчали.
Я понял, что о долге он сегодня не заговорит, и стал прощаться.
— Стой-ка, — сказал Женя, неожиданно взбодрившись. — Тебе наверх? Стой, я сейчас, — спрыгнул в яму, о чем-то жарко пошептался с рабочими и вновь поднялся. — Иди сюда. Ты же с тележкой? Чего тебе с нею в толпу лезть, толкаться-то? Иди, — он приглашал меня на пустой, резервный эскалатор. — Одного прокатим, как министра. Давай! Эй! — крикнул он своим. — Вруби!
Лестница, лязгнув, поплыла. Из толпы к свободному эскалатору тотчас бросилось несколько человек, однако Женя охранным жестом и хозяйским окриком не допустил:
— Нельзя! Машина слабая, перегруз будет. Нельзя!.. Ему одному можно, он наш.
И, как своего, пригласил меня войти.
Я вошел и поехал.
— Счастливо, друг! — кричал мне Женя снизу. — Счастливо!
Встреча
— Ты?
— Я.
— Почему здесь? Что с тобой сделали?
Она по-прежнему эффектна, хороша. Чуть, может быть, располнела… Мы вместе учились. Студентом я был в нее влюблен… И всплыли, припомнились чувства давние, и она, и я, и студенчество — бодрые, розовые, счастливые времена… Я смотрел на нее, и слушал, и думал о том, что прошло, об изломах и извивах жизни, о том, чего не вернешь.
— Ты подавал такие надежды. Как это случилось?
— Что?
— Вот это… Ужасно, ужасно, я потрясена.
— А я доволен.
— Оставь. Чему тут радоваться?
— Так уютно в этой толпе.
— Даже странно слышать.
— Я всегда был со странностями.
— Знаю. Но глупым, кажется, не был.
— Ну, и напор, — я рассмеялся. — Ладно, что у тебя? Есть успехи?
— А, ничего особенного. Работаю. Написала диссертацию. Скоро защита. Хочешь, приходи?
— Нет. Я безнадежно отстал. Ничего уже не пойму.
— Тебе нужно срочно отсюда уйти. Посмотри на себя.
— А что?
— Одет кое-как…
— Соответственно.
— Худой, бледный, усталый.
— Ладно… Как у тебя на личном фронте?
— Никак. Плохо. Одна я. Приходи, я тебя покормлю.
— Спасибо.
— Нет, правда, приходи. Расскажешь. Может быть, я действительно чего-то не понимаю. Придешь?
— Нет.
— Почему?
— Слаб. Могу погибнуть.
— Ого… В таком случае я от тебя теперь не отстану.
— Вот этого, пожалуйста, не надо. Лучше не надо.
— Ну, как лучше, я сама решу. Раз ты слаб и заблудился.
— Насилие?
— Зачем, я мягенько. Слава богу, битая, понимаю.
— Не надо. Я не хочу.
— Увидим. Сначала я должна убедиться.
— Ну, знаешь, и хватка у тебя.
— Прежняя. Уже позабыл?
— Отвык.
— Ты все такой же.
— А ты нет.
— Меня и это устраивает.
— Да ты просто агрессор.
— Немножко. Готовь белый флаг.
— Не забыла? Мне есть что защищать.
— А мне завоевывать… Ладно, я побежала. И учти, я выдерну тебя отсюда. Сопротивляться не советую, бесполезно. Я кое-что вспомнила. И не отступлюсь. Готовься к переменам. Пока.
Не женщина — вихрь, рок, судьба… Я совсем другую бы жизнь прожил, если бы не эта случайная встреча…
Сон
Ушли, осели в чьих-то сумочках книги с моего стола. Остались одни брошюрки. Поток схлынул.
С усталости я задремал.
…Чинно, ровным рядком текли мимо книги, выстраиваясь в очередь у эскалатора, поднимаясь вверх.
Неожиданно две тоненькие отделились, подбежали ко мне:
— Поедем с нами!
Я подал им навстречу руки. Они подхватили меня и увлекли по эскалатору наверх, в другой зал.
Здесь все сейчас было в книгах. Они стояли в проемах между колонн. Большие, в человеческий рост, и у каждой свое лицо.
— Между прочим, наша страна, — сказала брошюрка слева. — Хочешь в нашу страну?
Я не постеснялся признаться:
— Да.
— Входи. Смелее. Все эти книги — твои.
— Мои, — подавленно, восхищенно прошептал я.
— Это не все. Показать?
Я кивнул.
Брошюрки отступили и взмахнули обложками.
Тотчас к платформе прибыл состав. И произошел полный обмен книг: мои знакомцы вошли в вагон, а новые, только что прибывшие вышли, наполнив зал. Вот
