День до вечера - Геннадий Михайлович Абрамов
— А вам нет?
— Вот нет, знаешь, — со вздохом произнес он. — Иной раз и охота узнать, как другие живут, только через книжку у меня не выходит. И про то и про се напишут, а про главное, ну, что для меня, ума моего, главное-то, и нет… Лучше я съезжу да посмотрю. Так мне понятней будет.
— Много ездите?
— Мотаюсь. Легкий я. Как чуть что, так и в дорогу.
Я понял, что тянуть бесполезно, полнее он не объяснит.
— Ну, хорошо. Книг, стало быть, не хотите?
— Не хочу. Знал бы, парень, играть не стал, честное слово.
— Серьезных бы книг нашел. Может, понравились бы?
— Не, парень, не уговаривай. Опоздал я меняться. Поздно уже.
— Ладно, получайте свой выигрыш… И спасибо за беседу.
Он, смутившись, взял деньги. Помедлил, глядя на меня. Затем приподнял кепку, примял козырьком поднявшиеся жиденькие волоски, улыбнулся чему-то своему и, не попрощавшись, отошел.
Чужое веселье
Субботним вечером, когда схлынул, спал поток, книга не шла и я собирался заканчивать, вышла в зал, поднявшись от кольцевой, веселая гуляющая компания. Шли вольно, широко и пели в полный голос под аккордеон. «Ну где мне взять такую песню». Все солидные люди, мужчины и женщины, всего человек двенадцать. Одеты празднично, нарядно. Немного навеселе, но не так, чтоб без опоры не пройти. Настроение у всех коллективно радостное, угарное. Идут, обнявшись или под ручку, по двое, по трое, и поют.
Коренастая, низенького росточка женщина высвободилась, повела на стороны руками и, подбоченившись, стала притоптывать, припрыгивать, просить:
— Боренька! Цыганочку мне! Плясать буду!
От крика ее аккордеонист споткнулся пальцами на клавишах, песня неровно, рвано смялась — голоса разбрелись, и, зависнув без поддержки, угасли.
— Давай, Борь! Пусть Клавка спляшет! Здесь, в метро! Давай!
Боря растащил мехи, дал с «заходом». Клава пошла по кругу пружинистым западающим шагом, время от времени ударяя отрывисто, звонко ладонями по каблукам, словно пощечины туфелькам раздавала. Как она, раз пройдясь, нарисовала круг, так теперь все и встали. Захлопали, подбадривая Клаву, кто-то засвистел. Боря плавно ускорял, за ним и Клава убыстряла танец. Руки ее вскинуты над головой, птенцами бились, ногами она отстукивала чечетку. Начала легко, весело, но вскоре ей, видно, тяжеловато сделалось — улыбка ушла, на лбу пот выступил, едва за Борей поспевает, однако танца кончать не хочет, выстукивает каблуками, руками взмахивает, но той резвости, с которой начала, уже нет, слабнет, обмякает и, наконец, подбегает и падает к кому-то на грудь: «Всё».
Между тем, покамест Клава плясала, трое выделились и подошли ко мне. О чем-то говорили между собой, разглядывая стол, о чем-то, должно быть, и меня спрашивали, но я был занят тем, что смотрел, как Клава пляшет. И вот она кончила, и я услышал, что подошедшие хотят сыграть. Двое мужчин и между ними полная, раздобревшая, избыточно накрашенная женщина. Мужчины предлагали даме взять столько билетов, сколько душа ее захочет.
Она взяла четыре билета, два из которых оказались с выигрышем.
— Да ты счастливая, Сим. Тащи-ка еще.
— Нетушки, хватит, — притворно закапризничала Сима. — Я выиграла, пусть мне теперь отдают.
— Выбирайте, — сказал я, показав на книги.
— У, — скривилась Сима. — Тут же не осталось ничего.
— Дуреха, — ласково сказал один из кавалеров. — Бери. Это же книга.
— Если б хорошие.
— Какая разница. Бери любую. Это же как в сберкассе, всегда назад выручишь.
— Ой ли?
— Точно тебе говорю. Сейчас все без разбора покупают. Через год-другой, увидишь, и это барахло с выгодой продашь.
— Ну, ладно, — согласилась Сима. — Давайте какую-нибудь.
— Эй! — закричал один из ее кавалеров. — Идите сюда! Тут Серафима ларек грабит!
Услышали, потянулись в мою сторону остальные, стоявшие поодаль. Боря под сурдинку играл, несколько женщин пели «Калина красная, калина вызрела» и шли, растянувшись вширь по залу. Приблизившись, ударом подняли песню. Слаженно у них, в общем, выходило, но очень уж громко, пьяненько как-то. Стояли полукругом возле стола и пели — будто им нужен был сейчас такой, зритель, как я. Песня их соединяла, близила, делала в чем-то похожими.
— Пойдем-ка, парень, с нами, — устав петь, сказал мне мужчина, стоявший с краю. — Повеселимся. Чего ты тут один киснешь? Пойдем, собирайся. У нас весело. Хочешь, бабу тебе подберем? Смотри, какие они у нас. Как на подбор. Грудастые, шебутные. Слышал, как поют? Давай собирайся.
— Спасибо, я не могу.
— Чудак. Один раз живем. Ну ее в баню, эту работу. Надо же когда-то и повеселиться, верно?
— Верно.
— Ну, и айда с нами. Вон на Симку посмотри. Зверь-баба. Как обнимет, так мать родную позабудешь. Или Клавку. Хочешь?.. Жалко тебя, парень. Стоишь тут один. Невесело, наверно?.. Идем, идем с нами, не пожалеешь. Один раз на свете живем, веселиться надо!
Тут женщины развернули аккордеониста, и вся группа, продолжая петь, направилась к эскалатору.
— Ну, будь здоров. Пропадай, раз не хочешь, — сказал мужчина, говоривший со мной, и пошел догонять своих.
Еще долго слышались смех и песни там, в верхнем зале, и я стоял, повернув туда голову, вслушиваясь, пока все не стихло.
К вопросу о доверии
1
Ходко, нарасхват шла книга Ершова «Подростки». И вдруг — заминка. Девушка (по всему видно, школьница), отстоявшая всю очередь и уже было взявшая книгу, неожиданно запнулась: «Ой, а у меня не хватает» — засмущалась, лицо краской облилось.
— Денег не хватает?
— Я забыла, что по дороге мороженое съела, — виновато, сконфуженно призналась она и вернула, положила книгу обратно.
Она так искренне расстроилась, так, видно, хотела книгу купить, что я не мог не пойти ей навстречу.
— Ничего, — говорю, — берите. Сколько у вас не хватает?
— Двадцать семь копеек.
— Пустяки. Потом занесете.
— Правда? Вы мне доверяете?.. Я принесу, честное слово. Спасибо вам большое-пребольшое.
И она радостная ушла.
Я действительно не сомневался, что она вернет долг. Но минул день, другой, прошла неделя, а девушка не появлялась. И наконец, когда я и помнить о ней перестал, вижу, бежит. Улыбается, рада.
— Ой, здрасьте. Вы, наверное, уже плохо про меня думали? Думали, знаю. Конечно: обманула. Обещала и не принесла.
— Будет вам. Ну, и не принесли бы, дело какое. Книга-то хорошая, понравилась?
— А я еще не прочла… Ой, а то позабуду, — торопливо достала из сумочки кошелек. — Вот возьмите. Столько я вам должна?
— А почему вы книгу не прочли? Вы ведь так хотели ее иметь?
— У меня бабушка умерла, — помолчав,
