Александр Розен - Почти вся жизнь
6
Было уже около десяти часов вечера, когда они вышли из ЖКО.
— Найдете дорогу в гостиницу? — спросила Валя.
— Да, да, конечно. Спасибо вам большое, — устало сказала Тамара.
Валя взглянула на нее:
— А ну, давайте ваш чемоданчик…
— Что вы… Нет… Вы и так…
— Давайте, давайте, без разговоров.
С того момента, как они встретились, Валя почувствовала какое-то странное спокойствие. Спокойно познакомила Тамару с Крупениным, спокойно с ним разговаривала…
Валя заметила, что Крупенину Тамара не понравилась. Пока она снимала с себя сумку, планшетку, фотоаппарат, пальто, боты, Крупенин недовольно смотрел на своего нового работника. А Тамара, как нарочно, запуталась в ремнях. Через десять минут, когда Тамара начала одеваться, Крупенин выразительно покачал головой. В течение этих десяти минут Крупенин подчеркнуто приветливо обращался к Вале. «Валентина Ивановна все вам у нас покажет», «Валентина Ивановна введет вас в курс дела», «По этим вопросам Валентина Ивановна у нас полная хозяйка», — говорил он Тамаре.
И как будто сравнивал высокую, сильную Валю, в светлом платье, свободно открывающем темные от загара плечи и руки, и бледненькую Тамару, с ее громоздким чемоданом. Освободившись от ремней, Тамара заявила, что желает как можно скорее ознакомиться с генеральным планом города, на что Крупенин сказал, что за этим дело не станет. Навалившись грудью на стол, он перелистал Тамарины документы. Когда он дошел до голубой бумажки, Тамара вся вытянулась. Это была характеристика Михалевой Тамары за подписью директора института. Крупенин, ковыряя спичкой в зубах, невнимательно прочел голубую бумажку и своим быстрым размашистым почерком написал на Тамарином заявлении: «Отдел кадров. Оформить». И, подумав, поставил сегодняшнее число…
— Всегда он такой? — робко спросила Тамара.
— Крупенин? — Валя взглянула на ее усталое лицо. — Нет, не всегда. Настроение у него сегодня, конечно, неважное. Сегодня нам крепко досталось. Хозяйство большое, а на ЖКО, как всегда, все шишки валятся. Вам направо, Тамара, — сказала Валя, останавливаясь у своего дома. — До гостиницы двести метров.
Тамара взяла свой чемодан и все так же робко спросила:
— Вы когда уезжаете? Не завтра, нет?
— Нет, не завтра. Вы не беспокойтесь, я вас со всеми здесь познакомлю. Сходим вместе к начальнику механизации, он вам очень пригодится. И с другими людьми познакомлю. До завтра, — сказала Валя, чувствуя, что у нее больше не хватает сил для этого разговора.
— Я так на вас надеюсь! — Тамара приподнялась и, не выпуская чемодана из рук, порывисто обняла Валю. — Слушайте, хотите я вам до завтра дам «Избранное» Щипачева? Мне перед отъездом подарили…
Но в это время сверху послышался голос Бориса: «Валя! Валюша!» — и они быстро попрощались.
Валя не успела подняться по лестнице, как Борис сбежал вниз.
— Куда ж ты делась? Десять часов… Я так беспокоился… Я видел, как ты сбежала с просмотра. Ну и свинья же этот Крупенин. Какова бестактность! Ну прямо памятник бестактности. Продрогла, синяя вся, — сказал Борис, отогревая Валины руки в своих теплых руках. — Сейчас согреешься. Все уже собрались, только тебя ждем. Выпьешь рюмку вина и согреешься…
— Какое вино? Почему гости? Ты позвал гостей? — спросила Валя.
— Ты, я, Лена, Симочка, наших двое — вот и вся честная компания.
— Ничего не понимаю… Сегодня?..
— Ну, а когда же? Отметить-то сегодняшний день все равно надо. Киношники — те же мастеровые, кончил работать, шабаш, — весело сказал Борис и, понизив голос, добавил: — Я бы тоже с удовольствием побыл с тобой вдвоем. Ну, да заодно: и картину обмоем, и отвальная…
Первое, что бросилось Вале в глаза, был накрытый свежей скатертью стол и на нем две нераскупоренные бутылки шампанского. Рядом стояла еще бутылка, белая, похожая на молочную. Вокруг лежали свертки, виднелся копченый хвостик какой-то рыбки.
Все были одеты по-праздничному. Лена — в шелковом платье, с белыми тесемочками на груди вместо банта; Симочка, яркая брюнетка, — в черной плиссированной юбке и белой блузке с длинным рукавом «кимоно»; Борис — в новом спортивном костюме, который очень ему шел. Администратор киногруппы Яков Львович (Валя не помнила его фамилии), пожилой мужчина, седой, всегда чисто выбритый, оделся по-вечернему, в темно-синий строгий двубортный костюм. И только ассистент Бориса Гриша, узкоплечий молодой человек с тонкими черными усиками, был как всегда, в своей неизменной ковбойке….
— Я бы на месте Бориса Борисовича допросила бы тебя! — крикнула Симочка. — У Бориса Борисовича просто ангельский характер…
— Она совсем замерзла, — серьезно сказал Борис.
Лена, укоризненно покачав головой, начала расставлять тарелки, а Гриша занялся шампанским.
Всем уже давно наскучило ждать Валю, и сейчас было не до расспросов. Только Яков Львович подошел к Вале, все еще стоявшей посередине комнаты. Всем своим долголетним житейским опытом и хорошо натренированным чутьем он чувствовал, что с ней происходит что-то неладное.
— Валя, ты будешь нам помогать или нет? — крикнула Симочка. — Меня пригласили в гости, и я не желаю открывать шпроты.
Валя ничего не ответила, а Яков Львович сказал:
— Вы должны нас извинить, мне надо поговорить с Валентиной Ивановной. — И увел Валю на диванчик, который они с Леной купили в первый день открытия гидростроевского универмага. Там Яков Львович сразу же стал рассказывать Вале о совершеннейших пустяках, о том, как ездил на гастроли в Ташкент с каким-то гипнотизером, кажется это было в тридцатых годах… Валя плохо улавливала смысл рассказа, но была благодарна Якову Львовичу. «Надо, надо привести себя в чувство, — думала она, — в конце концов, кому какое дело до моих переживаний. Люди собрались в гости после большого рабочего дня, и завтра им тоже с утра на работу. Это только я могу завтра спать до любого часа».
— Валя! Яков Львович! — нетерпеливо крикнула Симочка.
— Идем, идем! — откликнулся Яков Львович и церемонно подвел Валю к столу. Гриша встал в сторонку, держа бутылку шампанского на изготовке, как солдат винтовку.
— От-куп-рить! — скомандовала Симочка.
Раздался веселый выстрел. Пока Гриша наливал вино, Симочка волновалась: «За что пьем, за что пьем?»
— За Валю и за Бориса, за кого же еще! — сказала Лена. — Валюта, ты… Ну, словом, чтобы там, в нашем Ленинграде, все было бы хорошо. — Она быстро чокнулась с Борисом и Валей, а за ней потянулись и другие.
— И на кого ты нас оставляешь! — смеясь, сказала Симочка.
Яков Львович провозгласил новый тост:
— За Леночку и за Симочку!
— Нет, нет, — запротестовала Лена. — Сейчас за вашу картину. Мне ужасно жаль, что я ее не повидала. Но у меня один мальчик заболел ангиной, а это…
— Очень, очень опасно! — подхватила Симочка. — Борис Борисович, но мы ведь теперь скоро увидим вашу картину?
— Да, теперь скоро, — заверил Борис. — Кое-что придется доделать, но, в общем, осталось пустяки. К сожалению, придется выбросить все то, что я снимал с особым рвением: Валин бульвар, Валины цветы… Ваше здешнее начальство запротестовало. А жаль, кадрики были хорошие…
— Начальство не протестовало, — сказала Валя. — Выступали простые рабочие. И ты сам знаешь, что…
— Извини меня, Валюша, — перебил ее Борис, — но это самое настоящее местничество. Пять ли бульваров я снимал, или пять раз один бульвар, никакого зрителя за пределами стройки это не интересует. Сюжет очень актуален, и решено политически правильно.
«Политически правильно, политически правильно… Где-то я уже слышала, — думала Валя. — Кажется, Крупенин…»
— Все равно, — упрямо сказала она — ты снял то, чего еще нет. Есть только бульвар, а ты…
— Супруги, не ссорьтесь, — крикнула Симочка. — От-куп-рить! — снова скомандовала она Грише.
— Никто не ссорится, — примирительно заметил Борис. — Просто жены всегда воспринимают события несколько мелодраматично. — Все понятно: со стороны очень противно слушать, когда клюют твоего благоверного. Но ты, Валюта, не огорчайся. Всех клюют. И не только нашего брата. И Александрова клюют, и Герасимова…
— Даже Пырьева! — подал голос молчаливый Гриша.
«Клюют… Благоверного… Как это нехорошо…» — подумала Валя.
— Что у вас там не ладится с бутылкой? — спросила Симочка Гришу.
— Пробка сломалась…
Лена поспешила на помощь. Вдвоем они кое-как вытащили пробку. Все с грустью смотрели, как Гриша разливал тихое шампанское.
— Ты, Валя, заноза, — сказала Симочка. — Взяла и испортила человеку настроение. Не слушайте ее, Борис Борисович, Валя — заноза.
