Из жизни Потапова - Сергей Анатольевич Иванов
Еще раз все внимательно просмотрел. Сомнений не было. То есть у кого-то они, наверное, были бы, потому что здесь существовали пока не строгие доказательства, а лишь обрывки, наметки. Но для самого Потапова это не имело значения. То, чего не было на бумаге, было у него в голове.
Он шел к своему открытию, к формуле своего великого «Носа». По пути ему попался промежуточный финиш, частный случай чего-то не очень значительного, один из тех рядовых солдат, который никогда не будет стоять на параде потаповской будущей статьи. Но именно этот солдат, оказалось, решает судьбу своего генералиссимуса.
На тех прерванных испытаниях Потапов своею волей начальника разрешил произвести соединение их «приборчика» и не полностью кондиционной выхлопной трубы. Потапов счел, что это не страшно, что просто отстают ГОСТы и рекомендации министерства. А вышла неудача.
Причина?
Ее должна была копать (и копала сейчас) комиссия. Но причина-то для комиссии в принципе была ясна: некондиционность трубы. И сейчас, наверное, они на самом деле ничего там не копали, а только скорее хотели доказать свою правоту.
Но причина была совсем в другом. В неожиданном.
Вот как это примерно выглядело. Скачет вперед наука. За нею конем-тяжеловозом тащится практика, складывает на воз прибыток, открытия. Приспосабливает их к своему домашнему хозяйству. Скажем, наука сконструировала модель атома. Практика построила атомную электростанцию.
Все знают: модель атома неточна… Что там на самом деле творится — одному богу известно… пока. Однако практика игнорирует такое положение вещей. И сколько можно применяет открытие в своих целях. Появляются атомный реактор, атомная бомба. И практику, извините за тавтологию, практически не интересует, как там выглядит на самом деле эта модель. Не интересует до тех пор, пока не случается что-то непредвиденное. Пока практика (вольно или невольно) не вылезает за очерченные границы знания. И тогда может случиться… да в принципе что угодно: непредсказуемое, чудо. Именно это и произошло в случае с Потаповым. Он сконструировал «Нос» — прибор для определения состава газа, выделяемого их «приборчиком» при известных, не будем говорить каких, условиях (примерно так было сказано в авторском свидетельстве). И «Нос» действительно определял и определяет. И все заинтересованные лица в принципе знали, как он работает, прибор Потапова. И этого было достаточно… до поры до времени.
Но вот однажды условия изменились: труба стала не та. И тогда «Нос» вдруг заработал по-иному. Его чувствительность увеличилась на порядок. Он стал унюхивать то, чего вовсе унюхивать не должен был. И вот, пользуясь старым своим кодом, он выдал сигнал: «Опасно! Надвигается авария!»
К этому пришел Потапов, когда решил заняться теорией «Нового Носа», куда простой «Нос» входил составной частью. Между прочим, выскочили и еще кое-какие побочные явления, которые можно было ожидать от маленького «Носа» при соответствующем изменении условий.
Потапов отбросил карандаш, хлебнул остывшего чая… А прав был все-таки мудрый ПЗ. То есть он был совершенно не прав. Не в трубе и не в приборе дело. Так что его техническое чутье — липа. Но вот чутье на аварийные ситуации — это извините! Гений! И говорил ведь: не надо. А Потапов все-таки уперся.
И погорели испытания. Теперь-то ясно, что их можно было бы продолжать. Но поди это знай!.. Приостановлены. Больше чем на месяц. А это же убытки, убытки, план вверх тормашками.
Стоп, елки-палки! Срочно звонить. Чтоб хоть сегодняшний день отыграть! Он вскочил и тут же сел… Что ты доложишь и кому? Вот эти разрозненные хвосты и кусочки? Нет, милый, ты должен сесть и все как следует описать. А после уж докладывать. Он собрал свои бумаги, отправился наверх. Сколько здесь работы? Часа на три? А мы еще и поднажмем!
Оказалось, однако, что не на три, а на все шесть. И когда Потапов отвалился, полуживой, но весьма собою довольный, времени было уже половина восьмого… Ну и чему ты, парень, радуешься, говорил он себе благодушно, «мы сами копали могилу себе» — вот что ты сейчас делал, понятно?
Однако эта вполне справедливая мысль прозвучала для него совершенно не страшно. Главное, что Потапов теперь знал этот вопрос вдоль и поперек, мог лекции читать желающим… Ладно. Пора ехать. Звонить.
Он погнал Севкиного коня, пришпоривая и пришпоривая его. Велик послушно бежал, сам собою бренча на колдобинах звонком. Народ расступался перед ним беспрекословно. А еще бы, когда на тебя летит двухметровый детина — попробуй-ка не расступись!
Он затормозил у почты, выхватил из кармана свои листы. Почта просто оказалась на замке, а уличный автомат сломан.
Не раздумывая, Потапов снова вскочил на велосипед: в Москву или куда-то, но позвонить!
Вдруг некое короткое замыкание произошло в нем. Он бросил крутить педали. Велосипед побежал медленнее, все замедляясь. Тут ему под ноги лег небольшой уклончик. Велосипед окончательно пошел своим ходом… Больно ты здоровый, говорил себе Потапов, и больно ты импульсивный. Так не бывает. Здоровые мужики, они должны быть спокойными. Слыхал ты об этом? А иначе угодишь в лечебницу.
Ну куда ты кинулся? На улице вечер, ночь. В институте одни сторожа. А испытания под твое честное слово все равно не начнутся — это уж ты мне поверь!
Домой он вернулся пристыженный, присмиревший. Сел на террасе, включил транзистор, из которого сейчас же выскочили излишне бодрые ребята с радиостанции «Юность». Не меньше часа они мотыжили потаповский интеллект. После этого Потапов лег спать и спал всю ночь как убитый.
А действительно — кому же звонить?
Теперь, утром, когда к его услугам были и автомат и телефон на почте, он вдруг замучился сомнениями.
А в самом деле, кому? В контору — значит, Порохову. Новый Генеральный, может быть, мужик неплохой. Но знакомы они неблизко, совсем не так, чтобы по телефону можно было решать такие важные вопросы.
Значит, в министерство? Но там, в кругу административных ученых, еще более в цене был доклад, а лучше — докладная записка. Тут и за неделю не обернуться!
Неуверенно как-то, словно прося самого себя, Потапов подумал: Сереже бы Николаичу позвонить! А что, бывает ведь такое везение: может, Луговой именно сегодня на денек заехал из санатория домой — кардиологические, они все больше под Москвой. Потапов звонит, а Генеральный сам
