Поколение - Николай Владимирович Курочкин
…Прежде всего Шумилина волновало положение дел со слетом. После вчерашних мер оно уже не казалось таким безнадежным. Кое-что сотрудники успели выправить, но по транспорту и аренде помещения звонить и договариваться пришлось самому. Квартальный запас обаяния и настойчивости он потратил, чтобы заполучить в президиум космонавта и знаменитого актера, а также чтобы выбить еще не попавший на афиши фильм. Потом прочитал и забраковал тексты готовых выступлений, разругался с Комиссаровой из-за пионерского приветствия. Сошлись на том, что Петя Конышев постарается быстро обновить устаревшие стихи. Тот сначала отказывался, объясняя, что, мол, в душе он лирик, но несколько убедительных примеров из истории отечественной лирики сломили его сопротивление. Затем Шумилин связался с инспекцией по делам несовершеннолетних, где его хорошо знали, и обсудил случившееся. Потом он позвонил секретарю комитета ВЛКСМ пединститута, члену бюро райкома Сергею Заяшникову и попросил к поискам хулиганов подключить студентов, занимающихся подростками. Не успел Шумилин положить трубку, как к нему прорвался заместитель редактора «Комсомольца» Липарский, разбитной сорокалетний газетчик, уже, видимо, до пенсии застрявший в молодежной прессе. При встрече и по телефону они всегда разговаривали, как нежные друзья, хотя не только дружбы, даже приятельства между ними не было. Имелось, правда, другое обстоятельство: редакция располагалась в Краснопролетарском районе, поэтому все характеристики на журналистов шли через Шумилина. Таким образом, огромная сила, присущая комсомольской печати, прочно уравновешивалась могущественной резиновой печатью, которую первый секретарь периодически прикладывал к соответствующим документам.
— Порядок, старичок! — застрекотал Липарский. — Поставили в завтрашний номер. На первую полосу. Но скажи своему заворгу, чтобы он твои просьбы передавал не в последний момент — я не фокусник!
— Что поставили? — осторожно удивился первый секретарь, обшаривая закоулки памяти. — Ты извини — я в отпуске как-то отключился…
— Как что? Фотографию на четыре колонки!!! С подписью, как вы героически к слету готовитесь.
— А-а! Да-да! Спасибо! — сердечно поблагодарил Шумилин и волком взглянул на своевременно вошедшего в кабинет Чеснокова. — А когда же вы щелкнули? Без меня, что ли?
— В прошлом году, когда о вас фоторепортаж делали. Вспомнил?
— Но тогда же еще Кононенко вторым был.
— Старичок, не учи отца щи варить! На место Кононенко мои ребята твоего заворга, Чеснокова, вклеили. Очень у него мордализация фотогеничная.
— Вот так, да? Спасибо.
— А у меня к тебе встречное «пожалуйста»: тут нашему пареньку нужно характеристику скоренько оформить. Прохлопал ушами, ну, ты понимаешь.
— Сделаем.
— Спасибо, старичок! Читай завтрашний номер! Отбой — четыре нуля.
Чесноков терпеливо дожидался, пока начальство закончит разговор.
Шумилин бросил трубку и тяжело посмотрел на заворга:
— Какие ты еще просьбы от моего имени передавал? Может, скоро за меня бумаги подписывать начнешь?
— Если вторым возьмешь, придется подписывать, а снимок к слету не помешает, командир. Наоборот, разговоров будет меньше: у нас же фотография в газете, как доска Почета… Ты когда-нибудь видел, чтобы групповой снимок очковтирателей или растратчиков печатали?
— Видел. Только про то, что они очковтиратели, потом стало известно.
— Ну вот! И вообще, Николай Петрович, в твоем положении эта фотография — находка, а ты вместо «спасибо»… Обижаешь!
— В каком таком положении?
— Только не надо своим ребятам голову морочить, весь райком говорит, что ты на место Шпартко уходишь!
— Я?.. Им что, делать больше нечего?!
— Они между делом говорят…
— Вот так-то вы слет и проговорили! Теперь слушай меня внимательно: еще раз от моего имени нафинтишь — заявление напишешь. Понял? Через десять минут планерка. Сценарий готов?
— Обижаешь! И есть, Николай Петрович, одна обалденная идея. Представляешь, детдомовцы благодарят районный комсомол за заботу, а мы им вручаем большой золотой ключ. Из пенопласта.
— От чего?
— Что «отчего»?!
— Ключ, спрашиваю, от чего?
— От детдома! Там же почти все готово — одна отделка осталась. А ключ символический.
— Хватает у нас символических ключей от несуществующих дверей, Олег, вот как хватает! — Шумилин рукой провел по кадыку. — А тебе надо не в райкоме работать, а батальные сцены в кино снимать, с самолета.
— У меня не получится — я из семьи инженера…
— Вот так, да? А по «человеко-часам», потомственный энтээровец, ты с Локтюковым все выяснил?
— Все! Задолженности ликвидируются в течение недели. Кроме обувной фабрики — у них план горит.
— Это тебе кто сказал?
— Секретарь.
— А в партком ты звонил?
— Нет. Понимаешь…
— Понимаю. Ты сам-то давно на стройке был?
— Николай Петрович, а когда мне разъезжать? На мне весь слет, кроме пионерского приветствия! И потом: это позиция Локтюкова. Он там через день бывает, даже иногда ночует…
— Ладно, готовься к аппарату, — закончил разговор Шумилин и записал на календаре, что завтра утром нужно будет проскочить на стройку.
А Чесноков тем временем медленно дошел до двери, остановился и непривычно робким голосом спросил:
— Как там мои дела? Будут со мной решать?
— А что тебе не ясно? — ехидно ответил краснопролетарский руководитель. — Об этом весь райком говорит. Иди послушай.
Оставшись один, Шумилин сразу позвонил на обувную фабрику и через секретаря парткома выбил на стройку пятерых бойцов из десяти обещанных. И это считалось победой, так как с планом у тех действительно не клеилось. Предстояло выпустить еще такое количество башмаков, что в них можно обуть население всего Краснопролетарского района. Но разумеется, лишь в том случае, если бы эту обувь покупали. Потом Шумилин просматривал сценарий и одновременно анализировал новую информацию. О том, что секретарь горкома комсомола Шпартко собирается уходить, он знал не первый месяц. Постоянно становились известны все новые и новые имена возможных преемников, теперь, значит, дошла очередь и до краснопролетарского руководителя. Есть такая уловка: когда на освободившееся или освобождающееся место хотят взять человека, которого вышестоящая организация наверняка не утвердит, то вокруг вакансии устраивают искусственную бурю (как в кино при помощи аэродинамической трубы). Громогласно предлагаются и отвергаются многочисленные претенденты — у одного не тот диплом, у другого — в семье неблагополучно, у третьего и диплом подходящий, и семья образцовая, но возраст неудачный (или слишком молод, или слишком стар), у четвертого… И так далее. Наконец вышестоящие товарищи не выдерживают и сердито одергивают: «Решите вы свой кадровый вопрос или нет?!» Вот тут-то, как засадный полк из дубравы, на поле битвы врывается тот, кого хотят взять. У него и диплом подкачал, и семьи нет, и возраст изумляющий, и еще что-нибудь,
