Павел Гельбак - ...И вся жизнь

— Куда? — спросил Павел Петрович, с беспокойством заглянув в глаза сына, — только, пожалуйста, без всяких фокусов.

— Пойду дышать воздухом, — раздраженно ответил Анатолий, и в тоне его можно было отчетливо услышать: «Отвяжитесь со своими советами»!

Улицы Принеманска были пустынны. Свет фонарей пробивался сквозь молодую листву лип, на тротуарах дрожали причудливые фантастические тени.

Куда пойти? Анатолий остановился на перекрестке проспекта и улицы, которая вела к дому Жени. Вдали показалась знакомая фигура Криницкого. Торопится к ней. Наверное, ее не смущает столь поздний визит. Что если войти вслед за ним? Вот будет переполох. Нет, не годится. Да и ни к чему.

Зайти в ресторан? Какой ресторан открыт в столь поздний час? И желания никакого нет. Надо искать другой выход. Жить с ними в одном городе тошно, значит, надо уехать. Куда? Спишусь с какой-нибудь областной газетой…

— В такой поздний час и один? — перед Анатолием стоял первый секретарь горкома.

— Добрый вечер, Станислав Иосифович, решил немного перед сном подышать. Долго читал и вот…

— Я в твоем возрасте в такую пору девушек провожал.

— Неправда, — возразил Анатолий, — в моем возрасте вы были на фронте. Вам было не до девушек.

— Дотошный. Девушки славным ребятам и на фронте не противопоказаны. Постой, почему ты какой-то встрепанный?

— «Любовная лодка разбилась о быт», — помните, как писал в предсмертной записке поэт.

Неожиданно для себя Анатолий стал рассказывать этому, по существу постороннему для него человеку, историю и печальный финал дружбы с Женей Печаловой. Только не назвал настоящих имен и фамилий.

Секретарь горкома внимательно слушал исповедь молодого журналиста, шагая с ним рядом по ночным улицам Принеманска, напоенным ароматом цветущих садов, свежей зелени.

— Значит, выходит, что этот пожилой, занимающий видное положение товарищ, — уточнил Курелла, — «увел» твою девушку?

— Нет, этого я не говорил, — возразил Анатолий, — скорее всего она сама к нему ушла. У нее беда стряслась. Мать умерла. А он такой представительный, обеспеченный, умный… В шторм лучше находиться на комфортабельном теплоходе, чем в утлой лодчонке.

— Ну, а ты? Ты боролся за свою девушку?

— Нет, к чему?

— Как это — к чему? Если любишь, так должен доказать ей, что ты лучше, что ты молод, а жизнь у вас впереди.

— Если любишь!

— А если не любишь, так чего злиться? Сильно это в нас еще, обывательское самолюбие. Сам, небось, не предлагал своей девушке ни руки, ни сердца. Так время проводил. А пришел другой, с серьезными намерениями, — сразу завопил: «Караул, грабят! Отбирают любимую игрушку!» Негоже так, парень. Умей подавить свою мужскую гордость. Пойми, раз девушка предпочла тебе, молодому, симпатичному, способному парню, человека немолодого, значит, у него достоинств больше твоего. Разберись в своих недостатках, чтобы в другой раз не попасть впросак. Тоже герой. «Любовная лодка разбилась о быт». Сменим пластинку. Как в редакции относятся к предложениям Криницкого?

— Кто в восторге, а кто протестует.

— Ну, а ты что скажешь?

— Я? Мне все равно. Хочу уехать куда-нибудь в другой город.

— Вот оно что. Хочешь бежать с поля боя?

— Почему? — обиделся Анатолий.

— В редакции сейчас бой старого с новым, а ты, значит, в кусты. Так ведь выходит. Однако, спасибо, что проводил. Вот здесь я и живу. Заболтались мы с тобой. Завтра на работу.

Трум-трум-ту-ру-рум… Прозвучал знакомый марш, и футболисты выбежали на поле. На стадионе, кажется, собрался весь Принеманск. Пришли даже те, кто никогда не интересовался футболом. Спортивный жребий свел в игре на кубок СССР принеманскую команду «Волна» со знаменитым московским клубом, неоднократным чемпионом страны и обладателем хрустального приза. Такие мастера — редкие гости в Принеманске. Грех не посмотреть их игру. Билеты доставались с боем. Анатолий взял с собой Сергуньку. Все места в этом ряду занимали работники редакции.

Регина Казимировна Маркевич попросила Светаева показать знаменитого нападающего, о котором в «Комсомолке» был фельетон «Звездная болезнь».

— Десятый номер на майке, видите? Это он, — Светаев стал подробно рассказывать, что собой представляет «десятка». В разговор включились болельщики, сидевшие в нижнем и верхнем рядах.

— Десятка — лучший нападающий в Европе, — охотно объяснял сидевший над Маркевич грузный мужчина лет пятидесяти. — Может тягаться и с Эйсебио, и с самим Пеле.

— Ну, насчет Пеле, — стал возражать Анатолий, — это вы лишку.

— Чего лишку? — вступил в спор парень в пестрой тюбетейке на кудрявых волосах, — прочитайте, что о нем английская пресса писала.

Готовый вспыхнуть спор неожиданно оборвался. Раздался свисток, и местная команда стремительно бросилась на половину поля гостей. Очевидно, тренер принеманцев дал своим питомцам задание с первых же минут ошеломить именитых гостей бешеным натиском на ворота. Ребята старались, не щадя ног и сил. Первые пятнадцать минут игра шла преимущественно у ворот москвичей. Знаменитому нападающему даже не пришлось дотронуться до мяча.

— Приварят, — хлопнул по плечу Анатолия сосед справа, — помяни мое слово — приварят…

Анатолий весь ушел в созерцание футбольной баталии.

Маркевич, которая явно начинала скучать, спросила:

— Они по какой системе играют: плюс два — плюс четыре?

— Какая разница? В кубковых матчах слабых команд не бывает, — невпопад ответил Светаев.

Мяч, отбитый защитниками москвичей, наконец попал к их скучающей в одиночестве звезде. «Десятка» рванулась вперед. За ним вдогонку пустились три принеманских футболиста. Поздно! Он на штрафной площадке, один на один с вратарем. Удар! Мяч, словно огромная рыба, затрепетал в сетке. На стадионе воцарилась такая тишина, что стал слышен рокот пролетавшего самолета.

— Мазилы, — оправившись от неожиданного потрясения, начал возмущаться парень в тюбетейке, — коровы на льду, им не в футбол играть, а свиней пасти.

— Где же вы видели, чтобы коровы свиней пасли?

— В детстве их надо было убивать, из рогатки…

Парень еще не кончил ругаться, как мяч, посланный чуть не с центра поля кем-то из принеманцев, влетел в левый от вратаря москвичей угол ворот.

Экспансивный сосед подбросил вверх тюбетейку и закричал Маркевич, словно глухой:

— В девятку! В самую девятку влепил! А что я тебе говорил? Вот так врезал!

До конца первого тайма стадион не мог успокоиться — аплодировали, кричали, буйствовали. Вместе с другими неистовствовал и Анатолий, подражая ему, кричал Сергунька. Кроме футбола, для них, казалось, ничего не существовало на свете. Маркевич удивленно смотрела на молодого Ткаченко. Только вчера он ходил, словно в воду опущенный, и все женщины отдела писем ему сочувствовали — парень от любви чахнет. Собирается даже уезжать из города, где у него родители, столько друзей. Но сегодня, глядя на Анатолия, никому бы не пришло в голову его жалеть.

Во время перерыва Светаев хлопнул Анатолия по плечу:

— Видал?

— Кого?

— Гляди, в центральной ложе.

С краю в центральной ложе сидели Олег Игоревич и Женя.

— А-а, — безразлично протянул Анатолий, — сегодня все пришли на матч.

Но Светаева не обманул безразличный тон приятеля, он решил подсыпать соли на его рану. Громко, чтобы слышали другие работники отдела писем, сказал:

— Все-таки у него нет самолюбия.

— У кого? — спросила Маркевич.

— У нашего главного. Чего водит в такие людные места эту… Велика честь пользоваться чужими объедками.

Кровь прилила к лицу Анатолия, задрожали губы:

— Ты! Ты что сказал? — Анатолий схватил Светаева за грудь. — Да как ты смеешь так говорить о ней?! Подлец!

— Мальчики, мальчики! — встала между приятелями Маркевич. — Опомнитесь. Не забывайте, где вы находитесь.

Анатолий схватил Сергуньку за руку и стал пробиваться к выходу.

— Подумаешь, Печорин, дурак — шуток не понимает, — обидчиво сказал Светаев.

Павел Петрович, набросив на плечи куртку, сидел у письменного стола и, листая блокнот, записывал на отдельном листке дела, которые предстоит проделать завтра…

«Послать повторный запрос в областное управление связи»…

«Выступить перед воинами гарнизона»…

«Выяснить, устроили ли»…

В комнату вошла Тамара Васильевна:

— Ты чего закутался. Такой теплый вечер. Пошли бы по нашей тропе.

— Знобит что-то, Тамара.

— В такую теплынь? Где это ты мог простудиться?

— Сквозняки.

Зазвонил телефон. Трубку снял Анатолий. Позвал отца:

— Тебя, какая-то дамочка.

Незнакомая женщина, сильно волнуясь, попросила Павла Петровича немедленно приехать на улицу Соловьиную. Там какой-то гад, а еще инженер, открыл краны с горячей водой, а сам ушел. Вода затопляет квартиры.