Семен Бабаевский - Собрание сочинений в 5 томах. Том 3
Андрей натянул домашние брюки, на плечи накинул парусиновый плащ и отправился в сарай.
— Извините, граждане, — сказал он, появившись в дверях. — В этом доме я хозяин. Прошу документы. Я ничуть не против того, что вы у нас заночуете, но документы нужны — это общий порядок. Сами понимаете.
Холмов молча протянул паспорт. Кузьма порылся во внутреннем кармане бешмета и вынул оттуда потертую, старую справку, говорившую, что он является табунщиком. Вернувшись в дом, Андрей подсел к настольной лампе и раскрыл паспорт. Прочитал фамилию, имя и отчество. Долго смотрел на фотографию. «Или это странное совпадение, или это он и есть, — подумал Андрей, не отрывая глаз от паспорта. — Неужели ко мне в сарай забрался именно тот самый Холмов? Чудеса! Вот уж чего не ждал, того не ждал. Но ведь все в точности подходит. И фото, и фамилия, и имя, и отчество. И возраст приблизительно тот же, и брови насупленные, жесткие — его брови».
Но как и почему Холмов оказался в сарае? Сам этот факт выглядел совершенно невероятным. И второй старик, табунщик из колхоза, — тоже Холмов. И похож вовсе не на цыгана, а на абрека. «Вот это загадка! — думал Андрей. — Не придумаешь, как ее разгадать».
Приглядываясь к паспорту, Андрей невольно вспомнил, как лет пять тому назад, когда станичный Совет не разрешал ему строить дом, он поехал к Холмову. Может, сам и не додумался бы, но добрые люди насоветовали. «Холмов к людскому горю чуткий, и ежели жаловаться на нашего Ивахненка, так именно самому Холмову», — советовали люди.
Взяв в дорогу харчей, Андрей уехал. В Южном прожил неделю. Каждый день ходил в бюро пропусков, добивался приема. Так и не добился. Тот, кто должен был дать ему пропуск к Холмову, вежливо объяснил, что Алексей Фомич занят и принять не может ни завтра, ни через неделю. Так Андрей ни с чем и уехал. «А если это он у меня в сарае? Лежит на сене? Тогда я не мог к нему пробиться, а теперь он сам ко мне пришел? Вот история! Нет, быть того не может, чтобы Холмов очутился ни с того ни с сего в моем сарае. В жизни так не бывает. Дело обычное — однофамилец. Сошлись, как на беду, и имя и отчество… А вдруг это он, Холмов?» — думал Андрей.
Так и остался вопрос без ответа. Своими предположениями и тревогами Андрей поделился с Катей. Та изумленно посмотрела на мужа, покачала головой, а потом махнула рукой и сказала:
— Ой, Андрюша! Да ты что, белены объелся?
— А приглядись к фото, — говорил Андрей. — Это же Холмов, и все тут. Гляди, гляди!
— Чего мне к нему приглядываться? Живого Холмова никогда в глаза не видала. И скажу так: тот, настоящий Холмов, не печалься, к нам в сарай не пожаловал бы. Появись, к примеру, он в Ветке, так миновал бы наш двор и подался бы в Широкую. А там Ивахненко приготовил бы Холмову не только шикарную постель, а и ужин с выпивкой. Ивахненко умеет встречать важных гостей. Так что, Андрюша, все твои догадки и тревоги выбрось из головы и садись вечерять.
— Как же выбросить, когда душа моя чует!
— Ну, а ежели в самом деле он? — спросила Катя. — И что из того? Раз ему так захотелось, то пусть ночует в сарае, а завтра уезжает, куда ему надо.
— Да ты что, Катя? Как же так можно? — удивился Андрей. — Люди узнают и осмеют. Скажут, приехал к Кочергиным в гости сам Холмов, а они положили его спать в сарае. Ох, чует мое сердце — он! Ты же в лицо не видала Холмова, а я видал даже два раза и совсем близко. Один раз на совещании новаторов. Он тогда с речью выступал. А в другой раз у нас в мастерских. Как-то он приехал в нашу РТМ. Интересовался ремонтом моторов.
— И какой же он из себя?
— Деловитый, подвижной.
— И все? А ты разговаривал с ним?
— Ишь чего захотела! Невозможно было с ним говорить. Возле него всегда людно. Не подступиться. — Андрей еще раз посмотрел на фото в паспорте. — Он, честное слово, он! На совещании, помню, сидел в президиуме. А я в первом ряду. Хорошо было видно. А может, не он? Может, правда однофамилец и похож лицом? Холмовых много. У нас в техникуме, когда я учился, тоже был один — Холмов Егор. В футбол здорово играл. И все ж таки, Катя, это он. Ну вот что хочешь — он!
— Ежели так уверен, то зови в хату, — посоветовала Катя. — Не ютиться же настоящему Холмову в сарае!
— Неудобно. Надо было сразу.
— Чего неудобно? Зови, скажи, что просишь поужинать.
— Нехорошо получится. Значит, ежели не настоящий Холмов, то пусть ночует в сарае, а ежели настоящий, то зови ужинать? Как же это так? — спросил Андрей.
— Иди и кличь в хату, праведник, — с улыбкой сказала Катя. — У нас и водочка найдется.
— Только без этого, без спиртного, — строго сказал Андрей. — А где мы положим его спать?
— Можно на диване. Постелю чистую простыню, положу подушку. Все же лучше, нежели в сарае на сене.
— Ладно. Пойду позову.
Андрей считал, что неудобно приглашать ужинать одного Холмова, и пригласил обоих братьев. Но Кузьма от ужина отказался, сказав, что есть не хочет, но что ему нужна цибарка, чтобы попоить из колодца коня. Холмову тоже есть не хотелось. Но стакан чая он выпил бы с удовольствием.
Войдя в дом, Холмов поздоровался с Катей за руку, и это ей очень понравилось. «Вежливый человек, видно, не простой, и догадки Андрюши, наверное, правильные», -подумала она. Проходя по комнате, Холмов и не хотел, а остановился перед висевшим на стене зеркалом. Увидел свое заросшее седой щетиной лицо, потер ладонями колючие щеки, усмехнулся и сказал:
— Как быстро, оказывается, растет борода!
— Да еще если в дороге, — согласился Андрей. — Может, желаешь побриться, папаша?
«Нет, нет, это же совсем не тот Холмов, — думал Андрей. — Тот, настоящий, был и моложе и стройнее, и глаза у того Холмова не так ввалились, как у этого, и брови были не такие клочковатые…»
— Пусть растет борода, — сказал Холмов. — Все одно, дорога у нас дальняя. Прибудем на место, вот тогда и помолодеем.
— Тоже правильно, — согласился Андрей.
— Садитесь к столу, — сказала Катя и незаметно при этом подмигнула мужу, как бы говоря, что он конечно же не ошибся. — Вот сюда садитесь. Чем богаты, тем и рады. К чаю у нас и варенье есть, и свои пирожочки.
Глава 24
Окно было раскрыто. На подоконник летели брызги, в темноте дождь шумел тягуче и ровно, как шумит мельничное колесо.
Андрей и Холмов сидели за столом и пили чай. Поглядывали один на другого, присматривались. Холмов заключил, что на вид Андрею нельзя дать и двадцати пяти. Русоголов, худощав. Русая чуприна, вся в мягких завитках, спадает на лоб и на уши. Обеими ладонями он подбирал и поглаживал волосы. Поглядывая на летевшие в комнату брызги, Андрей сказал, что июль и август были сухие, знойные, земля высохла, потрескалась, а сады стали седые от пыли.
— Пришел-таки и к нам дождик, — сказала Катя, ставя на стол тарелку с пирожками. — Угощайтесь! Пирожки с абрикосами. Свои, первый год уродили. Сад у нас молодой… Ух, как дождик припустил! Вот зарядил бы такой на недельку, пусть бы земля насладилась влагой.
— Дождь обложной, видать, на всю ночь, — сказал Холмов. — Такой для посева озимых — благодать. В вашей станице обычно в какие числа сеют озимую?
— А шут его знает, в какие! — Андрей подернул плечами, не ждал такого вопроса. — Честно скажу, не знаю. Да об этом я как-то и не думал.
— Почему не думал? Ты же колхозник!
— А разве всякому колхознику знать это обязательно?
— Как же так? — удивился Холмов. — Колхозник, а не знаешь, когда надо сеять озимые.
— Верно, колхозник. Только я в колхозе состою рабочим. — Андрей пятерней подобрал вьющиеся волосы, улыбнулся. — Не удивляйся, папаша! Не мы сами, а жизнь нас разделила, рассортировала, кого куда. Одни пашут землю, сеют пшеницу, а другие имеют дело с железом. Я, к примеру, специалист не по озимым, а по моторам. Спроси меня, папаша, про моторы. На любой вопрос отвечу, потому что по роду занятий принадлежу к рабочему классу. А что тут удивительного? Свой теперь у нас народился рабочий класс. Есть свои рабочие и на колхозном консервном заводе, и на колхозной мельнице, к в колхозной РТМ. Так что из хлебопашцев сами по себе повырастали приверженцы не земли, а машин. Одних шоферов да механиков у нас теперь целая армия! А ты: когда сеют озимую? Не знаю и знать не хочу.
— Брось, Андрюша, свою агитацию, — сказала Катя и обратилась к Холмову: — Вы его не слушайте, а берите пирожок и пейте чай. Андрей на РТМ состоит в агитаторах, так ему дай только поговорить. Пейте чай, угощайтесь пирожками. Сама пекла.
— Пирожки очень вкусные, — сказал Холмов. — Но мы вот покурим и снова примемся за чай. — И к Андрею: — Это, конечно, хорошо, что в станице появились приверженцы машин и железа. Без этих приверженцев нынче в станице пришлось бы ох как трудно. Но знать, когда сеется озимая, все же нужно. Озимка — это хлеб.
