Тихая заводь - Владимир Федорович Попов
Вот змеевик, который можно было сделать самим, как в насмешку, нашелся. Надежный, толстотрубный. На всякий случай Николай распорядился сразу же погрузить его на платформу узкоколейки и сам сопровождал на шихтовый двор, чтобы рубщики, паче чаяния, не задумали разделать на куски. Но где взять котел? Где?
Змеевик увидел Дранников.
— Что это вы утильсырье на задворках подбираете? — не без язвительности спросил он.
Выслушав объяснение, глубокомысленно посопел и ушел, не произнеся ни слова.
Но вскоре Дранников вернулся к этому вопросу.
Однажды, когда Николай укрылся от людей в своей конторке и даже не снимал телефонную трубку, чтобы не налететь на очередную директорскую выволочку, он появился с загадочно-таинственным видом, сел на второй стул — больше их здесь не умещалось — и бодрым тоном подкинул вопросик, который можно было истолковать и как издевку:
— Так что будем делать, товарищ начальник?
— Если б знал, то делал бы, — безучастно ответил Николай.
— Я не измываться пришел, Николай Сергеевич. Я с советом.
Николай поднял вопрошающие удивленные глаза. От кого-кого, а от Дранникова он до сих пор не то что совета — вразумительного слова не слышал.
— Есть котел, который можно использовать.
— Где-е?
Дранников охлаждающе поводил рукой.
— Сначала давайте кое-что разомнем напрямик, а то привыкли скользить друг мимо друга, как дерьмом обмазанные.
Очень хотелось Николаю сказать, что если кто и виноват в этом скольжении, то только он, Дранников, но удержался. Котел важнее, да и вспоминать былые недоразумения, сводить счеты — мужское ли это дело?
— Поверьте, я теперь всецело на вашей стороне, — зашел Дранников издалека. — Мужик вы что надо, закваску получили хорошую и кумекаете неплохо. До пилы железо резать я б не додумался, мазут применить, что тут греха таить, тоже не допер бы. В вас я не сразу разобрался, злость мешала — очень уж много накопилось ее во мне. То начальник, то зам, то начальник, то снова зам. Если б хоть дельных присылали, не так досадно было бы. А то все курам на смех — ни плавок пускать, ни печь отремонтировать. И получалось: я работаю, а они либо вот в этой забегаловке отсиживаются, — Дранников постучал пальцами по столу, — либо рыбку таскают. А шишки на меня. Осточертело тянуть эту лямку во славу ближнего своего. В мирное время, поверьте, в этом цехе никто лучше меня не справлялся, я это без самохвальства, хоть все и самотужкой, можно сказать, постигал. Вы можете меня понять?
— Понимаю.
— И вот слышу — опять нового начальника прислали. Ну, думаю, снова какой-нибудь хрен моржовый, и снова мне за него вкалывать — я-то не могу допустить, чтоб цех угробили, он мне как родной стал.
— А где же котел? — не сдержал нетерпения Николай.
— Минуточку, — притормозил его Дранников. — Слово вы держать умеете. Вот с медью. Какой козырь у вас в руках был! Помните, когда Кроханов сказал на совещании, что такая ошибка в анализах на заводе впервой? Вы ведь об истории с фосфором тогда уже прослышали. Знаю даже, кто рассказал. Но — молчок. Вот резанули б Кроханову в глаза, что случай этот повторный, что это чистая подделка, — пожалуй, не усидеть бы ему в кресле. Секретарь райкома давно на него целится, да в министерстве медлят. Все недосуг, — видать, других дел, посложнее, невпроворот.
— Что это вы вдруг такой демарш предприняли против Кроханова? Как-никак он ваш приятель, вы ему многим обязаны.
— Да, признаться, надоело в одну дуду с ним петь. Своим умом захотелось пожить. Добро бы не было, а коли есть…
— Верно, был такой соблазн вскрыть фосфорную эпопею, — признался Николай. — Но слово…
— К этому я и веду, — продолжал Дранников. Приподняв кепку, залихватски посадил ее набекрень. — Только пообещайте, что никому ни звука, ни намека. Чтоб не аукнулось потом мне.
— Даю честное слово! — с жаром произнес Николай.
До сих пор Дранников старался не встречаться с ним глазами. Глядел то в пол, то куда-то в сторону. А тут — прямо, открыто. И Николай вдруг увидел, что глаза у него умнющие и грустные, как у человека, знающего, почем фунт лиха.
И снова Дранников повел разговор издалека.
— Мне ведь, по правде говоря, помогать вам незачем. Чем раньше вас снимут, тем лучше мне. Мог бы и не советовать. Подождал бы, пока вас не станет — конец-то все равно один, — и воспользовался б котлом сам. Только ведь война идет, люди гибнут, Россия наша кровью истекает, и давать нынче металла меньше, чем можно давать… это последней стервой надо быть. А я… ну не могу, хоть меня советская власть, по-честному сказать, не обласкала. И лично мне благодарным ей вроде быть не за что.
Балатьеву стало не по себе. Сидит перед ним человек, с которым он, кроме как о деле, ни о чем не говорил, к которому в друзья не навязывался, да и не стал бы навязываться, и вдруг так бесстрашно выворачивает себя наизнанку. А бесстрашно ли? Откровенничать с человеком, судьба которого предрешена, так же безопасно, как с умирающим. И все же…
— Котел, который я имею в виду, отапливает заводоуправление, — наконец-то через путаные заросли рассуждений продрался к финишу Дранников.
Балатьев досадливо махнул рукой. Ждал путевого совета, а получил пшик, да еще с провокационным душком — оставить без отопления служебное здание. Кроханов облает его как свихнувшегося, а если, припертый к стене, и уступит, то служащие заводоуправления проклянут. Сидеть в шубах и валенках в промороженных комнатах… А Светлана? Ей что, в перчатках на машинке печатать?
И он молвил коротко, обобщив все сразу — и оценку затеи, и отношение к ее инициатору:
— Чушь. И вдобавок… воньцой попахивает.
Дранников сник от обиды, подавленно заморгал глазами, но разъяснение его прозвучало спокойно и убедительно:
— Котел, Николай Сергеевич, к вашему сведению, установили всего-навсего три года назад, а до того простыми печами обходились. Кстати, куда теплее было. Печи остались в целости и сохранности, а дров, как вам известно, у нас вдосталь.
5
Светлана с нетерпением ожидала Николая. Принесла воды из колодца, разогрев в печи воду, постирала бельецо, замочила на вечер соленую нельму, чтобы помягчела. Обед у нее давно был готов, роскошный обед для военного времени: суп-затирушка из ржаной муки с микроскопическими кусочками застарелого порыжевшего сала и
