Дмитрий Яблонский - Таежный бурелом
Костров встал, обнажился до пояса. Бубенчик поливал его спину холодной водой.
Кончалась ночь, а сна не было. В глубокой задумчивости Костров смотрел на снопик тусклого света, льющийся из окна.
Голубоватая змейка зарницы на мгновенье осветила заваленный бумагами стол.
Костров нащупал выключатель, взял газету.
Сжав голову руками, у тела друга сидел безмолвный Бубенчик. Наконец он очнулся, осторожно ступая, вошел в кабинет секретаря Дальбюро.
— Твоя не спи? Не хорошо! Чай надо?
— Спасибо, Цин Бен-ли.
Бубенчик покачал головой.
— Не хорошо, твоя сердце скучает. Спи хорошо, чай хорошо, лимон хорошо. Знаешь ли-мон?
— Знаю, Цин Бен-ли. Ли-мон: вечно жить?
— Твоя все знает.
Бубенчик вынул из кармана лимон, протянул Кострову.
— Кушай.
Потом он втащил медный самовар, загремел чашками. Поставил на стол тарелку с блинами.
— Моя ходила к китайская купеза: лимон, чай, мука покупала… Моя не воровала, моя царская деньги платила. Дурак купеза, думает, царская деньги жизнь имеют, а мой папа их в печке сжигал…
Бубенчик, глядевший все время печальными глазами на Кострова, подумал и добавил:
— Мне идти надо, готовить Кима…
— Иди, Цин Бен-ли. Нужна моя помощь?
— Спасибо. Пока обойдемся…
Утром в кабинете Кострова собрались члены Военного совета фронта. Рассматривалось предложение Кожова об организации боевого подразделения пулеметных тачанок. Кожов вошел, точным движением кадрового кавалериста отдал честь.
— По вашему приказанию командир эскадрона Кожов явился.
Костров окинул казака оценивающим взглядом, остался доволен.
Докладывал Радыгин.
— Предложение Кожова рассмотрено, исполнение считаю нецелесообразным. Опасное предприятие, не рекомендую.
Кожов скосил глаза в сторону начальника штаба.
— Разъезжать на пролетке с денщиком безопаснее.
Радыгин побагровел.
— Не забывайтесь!
— Не кричите. Я действую, как мне подсказывает совесть.
Сдерживая гнев, Радыгин спросил:
— Вы что — имеете опыт? Командовали подразделениями тачанок?
— Не приходилось.
— Вот видите. Дерзости легче говорить, чем командовать. Как же вы думаете создавать отряд?
Костров не спускал с Кожова строгих глаз, требовал выдержки.
Радыгина поддержал Розов. Грузно поднявшись, он сказал:
— Молчите? Большая маневренность требует предельной оперативности в командовании, иначе будет нарушен концентрированный удар всего подразделения. Надо понимать разницу между обычным кавалерийским строем и пулеметными тачанками.
— А ты кто такой? Чего вмешиваешься?! — обрезал Кожов.
— Я протестую. Здесь заседание Военного совета, — резко бросил Радыгин.
Шадрин с удовольствием слушал этот горячий спор. Нет, дерзкий казак ему определенно нравился. Такого следует поддержать, но поддержать умело.
— Возражения начальника штаба обоснованны. А вы, Кожов, горячитесь… Выкладывайте ваши обоснования, — заметил он.
Кожов взял себя в руки. Чувствуя подбадривающий взгляд командующего, четко ответил:
— Война, товарищ командующий, без риска не бывает. Я не писарь, а казак. Хороший ездовой всегда сумеет заставить скакать упряжку коней, куда приказано. Весь вопрос в правильном подборе бойцов…
— Конкретнее! — перебил его Розов.
Кожов перевел дыхание, насмешливыми глазами впился в холеное лицо уполномоченного реввоенсовета.
— Пулеметы на тачанке — это орлы в полете. От них не скроешься. Скоротечная атака с флангов на скопления пехоты дает большие преимущества в использовании станковых пулеметов.
— Много разговоров, мало доказательств, — бросил Радыгин.
Кожову показалось, что начальник штаба обвиняет его в трусости. Неожиданно для всех он подошел к Радыгину, вытащил из кармана малиновых галифе свои георгиевские кресты и кинул их на стол.
— Я не болтун, как вы думаете. Штанов в штабе не просиживал, мозоли в седле набил.
Костров постучал карандашом.
— Спокойнее, Кожов.
Кожов подтянулся, продолжал сдержанно:
— Вы требовали доказательств, товарищ начальник штаба? Они перед вами. Один из четырех георгиевских крестов вручен мне генералом Брусиловым за участие в прорыве фронта. А он, как вам известно, осуществлен казачьими тачанками. Забыли, как это случилось? Немцы шли в атаку, наша пехота дрогнула, побежала. Мы поставили пулеметы на тачанки, на карьере врезались во фланги немцев. Чесали из пулеметов в упор, прорвали фронт на четырнадцать верст. Разве вы, товарищ начальник штаба фронда, бывший полковник генерального штаба, об этом забыли?
Настала тишина. Военные специалисты испытующе глядели на Радыгина. То, о чем так просто рассказывал казак, им было хорошо знакомо. Но Радыгин упорствовал.
— Какая все-таки цель создавать в конкретных условиях постоянно действующее подразделение тачанок? — спросил он.
Кожов ответил с чуть заметной иронией:
— В бою нужна не только стратегическая зрелость, которой вы, товарищ начальник штаба, располагаете в достаточной степени, но еще и стремительность, азарт, боевой задор. Маневренность, быстрота передвижения, насыщенность огнем, внезапность удара — вот что такое тачанка с пулеметом.
Встал толстый краснолицый штабист, недавно прибывший на фронт.
— Хороший ответ. Мне кажется, что предложение товарища Кожова заслуживает поддержки.
Костров переглянулся с Шадриным. Тот вышел из-за стола, подошел к Кожову.
— Ваше предложение принимаем. Приступайте к формированию особого резерва командующего фронтом. Пулеметные тачанки подчиним вам на правах отдельного дивизиона. Как, товарищи?
И снова встал толстый штабист.
— Я думаю, что у товарища Кожова все задатки хорошего командира. Справится.
— Десять дней, Кожов, хватит? — спросил Костров.
— Так точно.
— Я возражаю, прошу это учесть, — резко сказал Розов.
— Идите. Докладывайте лично мне о ходе формирования, — не слушая Розова, закончил Костров.
Кожов отдал честь, ушел.
Толстый штабист вдогонку ему уверенно сказал:
— Казак большого полета, генералом будет. На мысль смел, на удар дерзок, ценит натиск и быстроту. Хорошая школа. Удачный выбор. Задатки у Кожова отличные, рожден командиром.
— Не перехвалите, — буркнул Радыгин.
— Трудно перехвалить подходящего человека.
Совещание закончилось. Костров остался с Шадриным и Дубровиным. Они углубились в просмотр сводок с Забайкальского фронта. Вести были неутешительные. Заняв Карымскую, интервенты овладели крупным железнодорожным узлом, перерезали магистраль и вели наступление в двух направлениях: через Читу к Байкалу и через Зилово на Хабаровск.
И все-таки назревали условия для перехода в наступление. Командование фронтом сумело сколотить необходимые резервы, накопить боеприпасы и продовольствие. Моральный дух личного состава был хорошим. Красногвардейцы горели желанием сразиться с оккупантами.
ГЛАВА 20
На театр военных действий прибыл командующий войсками интервентов генерал-лейтенант Отани, сопровождаемый английским генералом Ноксом, французским — Жаненом, военным министром Чехословакии Стефансоном и генерал-майором Грэвсом.
Командующий был раздражен. Еще не подошли все эшелоны с солдатами, где-то задержались аннамиты, канадцы, шотландские стрелки. На чехов и белогвардейцев князь уже почти не надеялся. Правда, дорога от Мучной до Свиягина была забита солдатами, бронепоездами, автомашинами, но на фронт они еще не прибыли. Вопреки ожиданиям командование Красной гвардии вновь дало основательный бой под Успенской. В этом бою, правда, уничтожен полк латышских стрелков, с удивительным упорством оборонявший первую линию Успенского укрепленного района, но то, что командующий видел и слышал здесь, под Шмаковом, не могло рассеять его дурного настроения.
— Откуда такое ожесточение, такая сила сопротивления? — говорил Отани сопровождающим его генералам. — Это не вполне вяжется с железной логикой стратегии. Отступающий противник неизбежно слабеет, деморализуется, разлагается.
— О каких законах стратегии можно говорить, когда противник игнорирует элементарные правила ведения войн, — возразил Грэвс. — Топоры, вилы, рогатины… Разве можно учесть оперативную сопротивляемость при таком вооружении?
— Не в этом дело. Я имею в виду резервы, которые мы не сумели уничтожить. В этом ошибка.
— Не надо, князь, говорить об ошибках. Мы, несмотря ни на что, скоро будем на Байкале…
— Это, разумеется, так. Но надо быть готовыми к тому, что они перейдут к партизанским действиям, как в войне с Наполеоном.
— Дальний Восток мало заселен. Захват железной дороги лишит противника баз снабжения. Тайга, как здесь называют лесные дебри, станет могилой нашего противника. Наша армия же будет продвигаться к Уралу.
