Так начиналась легенда. Лучшие киносценарии - Юрий Маркович Нагибин
Командир ополчения подошел к непрошеному хромому добровольцу и что-то сказал ему. Алексей Иванович сделал вид, что не слышит, и продолжал шагать в строю. Командир, приблизив ладонь ко рту, бросил какую-то команду, ополчение прибавило шагу. Гагарин изо всех сил старался не отставать.
Ополчение перевалило через бугор и двинулось чуть не на рысях полем в ту сторону, где небо обливалось зарницами залпов. Гагарин отстал. Он старался изо всех сил, но против рожна не попрешь – не позволяла калеченая нога. Он отставал все сильнее и сильнее. Потом остановился, грустно и сердито поглядел вослед уходящим, плюнул и повернул назад.
Анна Тимофеевна успокоилась. Теперь внимание ее переключилось на сына.
– О чем это ты с председателем шептался? – спросила она подозрительно.
– Военная тайна, маманя.
– Вот всыплю горячих, будешь знать военную тайну! – обозлилась Анна Тимофеевна.
– Да за что?.. – вскрикнул Юра, предусмотрительно отступив.
– Самостоятельные больно стали!.. – проворчала Анна Тимофеевна.
И тут она заметила, что Алексей Иванович пробирается задами, сквозь заросли крапивы и чертополоха, к дому. И, щадя его потерпевшее урон самолюбие, сказала:
– Давай к тетке Дарье заглянем, она мне дрожжей обещала.
Мать с сыном пошли другой улицей…
…Алексей Иванович раздвинул ветви жимолости и почти наткнулся на чернявого, цыганистого мужика, смолившего цигарку у плетня. Мужик поглядел на него насмешливо.
– Что, не угнался?
– А тебе какое дело? – огрызнулся Гагарин.
– Не горюй, Иваныч, – с той же насмешкой продолжал цыганистый мужик, – целей будешь. От этого воинства затрапезного и кучки дерьма не останется.
– Ну ты, полегче! – вскипел Гагарин. – Люди на бой пошли!..
– Какой бой, Иваныч? Чем они биться-то будут? Учебными винтовками – одна на десятерых?
– Рано, гляжу, тебя из тюряги выпустили.
– Не-ет!.. – Мужик явно издевался. – В самый, как говорится, раз! Ты еще убедишься, Иваныч, что в самый-самый час свой вышел я на волю!
Это прозвучало угрожающе. Но Гагарин был не из пугливых.
– Я-то, правда твоя, не угнался. А ты, похоже, в кусты?..
– Грызь у меня, Иваныч, – нарочито жалобно сказал мужик. – Однокамерники каблуками все кишки отшибли.
– Доносил, что ли?
– Грубо, Иваныч! Есть культурное слово: ин-фор-миро-вал…
– А по мне: как донос не называй, он все равно донос!
…По пути Анне Тимофеевне и Юре попался холмик с деревянной оградой и белым, источенным мохом камнем, на котором не разобрать было надписи. Холмик усыпан поздними осенними цветами: астрами, георгинами, золотыми шарами.
Анна Тимофеевна сдержала шаг.
– Видал? Хорошо было – все забросили могилу Ивана Семеныча, пришло лихо – вспомнили, кто тут Советскую власть делал.
– Мамань, его белые убили?
– Мятеж контрики подняли сразу после революции. Ну, которые деревенские коммунисты, в подполье ушли, а Сушкин Иван Семеныч отказался. Я, говорит, ничего плохого не сделал, зачем мне прятаться! Чистой, детской души был человек. Прискакали сюда конные, взяли Ивана Семеныча прямо в избе, повели на расстрел, да не довели, насмерть прикладами забили.
Постояли, посмотрели на могилу первого клушинского коммуниста мать с сыном и двинулись дальше…
Ночью Юра ворочался, стонал во сне, вскрикивал. То ему снились проносящиеся над деревней с яростным грохотом самолеты, то гордый сельский коммунист Иван Семенович Сушкин, не склонивший головы перед мятежной контрой…
Он вскочил ни свет ни заря, когда вся семья еще спала, и опрометью кинулся к своим друзьям-летчикам.
Юра бежал напрямик сквозь мокрый от росы орешник, через овраг, острекался злой осенней крапивой, но все равно опоздал. Летчиков не было. Лишь в темной торфяной жиже сиротливо торчал полузатонувший истребитель. Носовая его часть была разворочена и черна от сажи – перед отлетом летчики вывели из строя мотор.
Юра с грустью поглядел на пепельный кружок костра, на глубокие борозды, оставленные самолетом, унесшим летчиков.
А потом, перепрыгивая с кочки на кочку, добрался до полузатонувшего самолета и залез внутрь. Занял место пилота, положил руки на штурвал, и его детское лицо исполнилось недетской серьезности. Он чуть повернул штурвал, перед ним распахнулось небо, а внизу легла земля в квадратах полей и лесов, в тенях облаков.
…И сместилось время – курсант Саратовского аэроклуба Юрий Гагарин совершает первый в жизни самостоятельный полет.
Гагарин сделал круг над аэродромом и приземлился возле посадочного знака. Спрыгнув на землю и стараясь не выдавать обуревавшего его восторга, отрапортовал инструктору Мартьянову:
– Товарищ инструктор летного дела, задание выполнено!
– Молодец! Поздравляю! – Мартьянов шагнул вперед и крепко обнял Гагарина.
– Для первого полета совсем неплохо, – заметил подошедший к ним седоусый генерал авиации со Звездой Героя на кителе. – Какой путь себе избрали? – обратился он к курсанту.
Гагарин смешался, за него ответил Мартьянов:
– Индустриальный техникум кончает, будет литейщиком.
– Хорошее дело, – наклонил крупную голову генерал. – А только он прирожденный летчик. Мог бы стать Пилотом с большой буквы.
– Я хочу летать, товарищ генерал! – вдруг звонко сказал Гагарин. – Я ничего другого не хочу!..
– Вон как! – Генерал внимательно посмотрел на курсанта. – Фамилия?
– Гагарин.
– Хорошая фамилия, княжеская, – усмехнулся генерал.
– Не, мы колхозные, – как во сне произнес Гагарин.
– Боже мой! – Генерал приложил пальцы к седому виску. – Я уже слышал однажды эти слова…
– Под Клушином… за Гжатском… в начале войны… – взволнованно проговорил Гагарин.
– Надо же!.. Вот уж правда: гора с горой не сходится, а человек с человеком!.. Значит, звезды по-прежнему зовут?
– Зовут, товарищ генерал, – ответил Гагарин…
…Очнулся за штурвалом восьмилетний Юра, провел рукой по глазам. На лице его затухает странная улыбка. А вокруг все то же: мертвый самолет, пустынное болото, тающий туман, дымы по окоему пространства, ворчание приближавшейся войны…
Учительница Ксения Герасимовна повела первоклассников на экскурсию. Совсем недалеко – просто за околицу.
Гжатская земля, село Клушино и его окрестности не раз оказывались ареной ожесточенных битв русского воинства с иноземными захватчиками. А в глубокую старину русские богатыри стояли тут на страже молодого зарождающегося государства.
И сейчас учительница показывает ребятам округлую насыпь, по которой проложена узкая дорожка.
– Эти насыпи называются «жилища богатырей», – поясняет Ксения Герасимовна – Кто знает почему?
Ребята молчат.
– Тут богатыри жили? – высказал предположение толстый мальчик Лупачев.
– Не просто жили, а землю русскую охраняли. И друг с дружкой перекликались. – Учительница вскарабкалась на насыпь и, поднеся ладони рупором ко рту, закричала – Ого-го!.. Спокойно ли у вас, други-витязи?.. Не тревожит ли рать вражеская?..
Она очень трогательна сейчас, эта немолодая женщина со встрепанными ветром седеющими волосами. Юра Гагарин пристально смотрит на учительницу. В ушах его звучит:
– Нет спокоя нам, други-витязи!.. Тучей черной ползет рать вражеская!..
Юра
