С добрым утром, Марина - Андрей Яковлевич Фесенко
— Мне уж тридцать семь. Дистанция, как говорится, огромного размера.
Марина не могла понять ход его мыслей, недоуменно молчала. Он выждал немного и пояснил:
— Я уж многое видел, со многим сталкивался, а вы… Когда мне было столько, сколько сейчас вам, я восстанавливал Сталинград. Расчищали от развалин улицы и площади, возводили новые дома, целые кварталы. А позже хотел податься на целину, да попал в пединститут, потом учительствовал… Тогда мне казалось, что тридцать семь — это где-то у черта на куличках. Между прочим, пушкинский возраст…
Теперь выражение глаз у Марины было совсем другое, сосредоточенно-пугливое, беспомощное, как у зверька, которого застигли врасплох вдали от привычной безопасной норки. Да и смотрели они не на Максима, а на вьющийся над кустами дымок костра.
Максим осторожно положил свою ладонь на ее руку. Он испытывал прилив великодушия, захотелось предостеречь девушку от какого-то опрометчивого шага, который она могла сделать по неопытности. Откуда в нем появилось это желание оберегать, он не мог сразу разобраться, но знал совершенно точно, что с сегодняшнего дня, с этой самой встречи будет с ней совершенно искренним. Может, это в нем проснулся педагог, учитель, озабоченный тем, чтобы воспитывать, направлять молодые, неопытные сердца…
— Я ведь в Гремякине поживу немного и опять подамся в город, — сказал он, как бы рассуждая вслух. — Что поделаешь, такая моя планида. Батя здесь, а я там. Первый интеллигент в крестьянской семье Блажовых. Но, понимаете, тянет иногда на родину, тянет! В особенности когда помутнеет в глазах, когда начнутся житейские нелады…
— Вы давно живете в городе? — тихо спросила Марина, а Максиму почему-то показалось, что она хотела спросить о чем-то другом, может, о его семейной жизни.
Стало слышно, как в небе нарастал и приближался гул самолета; крылатая тень от него скользнула по реке, и через минуту все стихло. И в этой восстановившейся тишине, когда после моторного рева в вышине опять стали привычными и этот песчаный берег, и эта спокойная река, и эти склоненные над водой ивы, Максим почувствовал, как им завладела доверчивость к Марине, желание раскрыться перед ней. Ему захотелось признаться в том, о чем он умалчивал даже с друзьями, а ей надо было сказать все без утайки, этой чистейшей, доверчивейшей душе. Не так ли тянет нас непременно посмотреться в родничок, на который мы случайно набрели, чтобы увидеть кусочек голубого неба и свое отражение, свои глаза?..
— Живу я в областном городе давненько, — заговорил Максим, и голос его зазвучал проникновенно и мягко. — Только жизнь приносит то удачи, то неудачи. Понимаете, теперь вот пошли сплошные огорчения, потому и в Гремякино приехал, чтобы душевную ясность обрести.
Он глубоко вздохнул; лицо его сделалось грустным, обиженным. Марина заметила эту перемену, но молчала, насторожившись, как воробушек.
— Жена от меня ушла к другому, вот тут в чем дело, — сказал он тихо, почти полушепотом. — От других уходят, почему ж от меня не могла уйти? Ушла, и точка. Не знаю, если вернется, прощу ли ее. Наверное, прощу, потому что люблю. Будет больно и горько, но прощу. Любить — это ведь не каждому дано. Любовь как колодец: пока не вычерпаешь воду, к другому не пойдешь пить. Зачем? Просто это не нужно, ни к чему…
Марина вдруг быстро поднялась с пенька. Внезапное доверительное признание человека, которого она, по существу, мало знала, ошеломило ее. Еще никто с ней так не разговаривал, не будоражил ум и сердце. Растерянность и смятение промелькнули в ее взгляде и еще какое-то выражение, смысл которого Максим не смог прочитать.
— Ушла к другому? — в недоумении переспросила она.
Неловко улыбаясь, он беспомощно развел руками.
— Зачем? От вас? — опять удивилась Марина. — Она разлюбила, перестала уважать?
— Должно быть, это так.
— Значит, вы плохо относились друг к другу? Особенно вы — к ней?
— Вроде нет.
— И вы простите ее, если она вернется?
— Возможно, прощу.
— Но как же так? Это же, это же…
Марина осеклась, не найдя нужных слов и стараясь понять что-то очень важное, трудное для себя. Перед ней был человек, явно запутавшийся, не разобравшийся в своем личном, и она тоже не могла определить, как к нему относиться — осуждать ли, сочувствовать или жалеть.
Видя ее замешательство, Максим упрекнул себя, что растревожил девушку дурацкой откровенностью, вымученно усмехнулся:
— Жизнь — сложная штука, Марина. Признаться, я понял это слишком поздно. Придет время, и вы поймете.
Вспомнив о Софье, он почувствовал, что исчезло то праздничное, веселое, легкое настроение, которое владело им тут, на берегу Лузьвы, будто на все набежала густая тень от медленно ползущего по небу облака. Марина отошла в сторонку, принялась рвать ромашки, при этом вид у нее был задумчиво-испуганный, словно она боялась, что Максим снова заговорит с ней, а ей вовсе не хотелось этого. С лицом кротким, почти грустным, она отошла еще дальше. Утешить бы этого человека, сказать ему, что не все же такие взбалмошные и непостоянные, как его жена; есть люди очень искренние, способные ценить и уважать других, приносить радость…
— Я пойду, мне уже пора, — сказала Марина.
— Пойдемте вместе, — предложил Максим.
Она остановила его протестующим жестом руки:
— Нет, нет!
— Но почему? Что случилось?..
— До свиданья.
И, прижав к себе букет ромашек, Марина почти побежала по тропке, ни разу не оглянувшись.
Вскинув на плечо удочки, Максим смотрел ей вслед, пока она не скрылась из виду. Домой ему идти не хотелось, но и тут, на берегу Лузьвы, он не мог оставаться в одиночестве. Что же делать, чем заняться? Он увидел на реке лодку — веслами работал полуголый, взлохмаченный рыболов, чья палатка на другом берегу выглядывала из-за кустов. Свистнув, Максим помахал ему, попросился в лодку. Это был его новый знакомец, с которым он варил вчера вечером уху и беседовал на краеведческие темы. Лодка развернулась, направилась к тому месту, где стоял Максим. А минуты через три они уже вдвоем гребли против течения, в сторону березового леса…
В тот день Максим так и не вернулся домой, как ни поджидал его отец. Не появился он и на другой день. Лишь на третий заявился после полудня, набил сумку хлебом, огурцами, колбасой, картошкой и опять исчез со двора.
3
Марина перестала ходить по утрам к реке.
После той встречи с Максимом она поняла, что отныне ей нигде не найти покоя, все вокруг для нее потеряло свои
