Николай Борискин - Туркестанские повести
Далеко за полночь Нечаев, Долгов и Майков собрались вместе. Лейтенант горел нетерпением. Ему хотелось побыстрее доложить старшим товарищам обо всем, что удалось узнать в этот вечер.
— Погоди, Володя, — предупредил майор. — Давайте по порядку, чтобы не упустить ни одной детали…
— Тогда слово за вами Николай Иванович, — предложил Михаил Долгов. — А мы кое-что добавим.
Нечаев закурил и неторопливо начал рассказывать о том, как он обнаружил в телефонной трубке микропластинку микрофона.
— Не знаю, — продолжал майор, — зачем Агроному нужна была сегодняшняя встреча с рядовым Кузькиным, но полагаю, хорошо, что свидание не состоялось… Я следил за незнакомкой. В ее записке, найденной в развалинах «Священной могилы», никакого текста не было, кроме большого вопросительного знака… Что бы это могло означать, как вы думаете, товарищи?
Лейтенант Майков дипломатично бросил взгляд на Долгова, избавив себя тем самым от необходимости высказать собственное мнение.
— Вопрос остается вопросом. — Капитан откинул с высокого лба сбившуюся прядку волос. — «Что делать?», «Как быть?» и так далее…
— Агроном просит совета, — уточнил Майков.
— Допустим, — согласился Нечаев. — Вслед за женщиной к «почтовому отделению» подошел Митяй Жук…
— Жук?! — удивленно вскинул брови Майков.
— Да, Митяй, — подтвердил Нечаев. — Он взял записку в тайнике и поспешил в сторону Песчаного… А теперь ты рассказывай, Владимир.
— Я видел, — торопливо, точно боясь, что ему не дадут высказать важное сообщение, подхватил Майков, — как через полчаса из развалин мазара вышел бородатый человек в тюбетейке и халате… Убедившись, что поблизости никого нет, он направился в колхоз «Зеленый оазис». А в тайнике я нашел вот эту штуку.
— Бородатый? — удивился Нечаев. Собеседники не поняли причину его удивления. Да и откуда они могли знать, что в эту минуту Николай Иванович снова вспомнил схватку с диверсантом Черная Борода и тот удар финкой, от которого до сих пор ноет шрам на лбу.
— Да, человек с бородой, — подтвердил Майков.
Майор взял у лейтенанта обыкновенную бутылочную пробку и стал рассматривать. В ней не оказалось ничего примечательного. Но когда он вооружился лупой, то увидел на одном торце пробки перечеркнутый вопросительный знак, на другом — силуэт самолета и дамскую туфельку.
— Сам черт голову сломает с этими иероглифами! — не сдержался Долгов.
— По пути в кишлак бородатый взял из-под мостика водораспределительного устройства какой-то сверток, проверил и положил его обратно. Это портативная радиостанция. — Володя назвал ее марку.
— Где же остановился этот незнакомец? — спросил майор.
— В кишлаке, в четвертом доме слева.
— А куда девалась Агроном, Михаил Петрович?
— Долго водила меня по лабиринту проулков, — ответил капитан, — но замести следы ей не удалось. Вот адрес…
Затрещал телефон. Трубку взял Долгов:
— Слушаю. Кто? Из колхоза?.. Сейчас передам… Николай Иванович, вас просят.
Выслушав абонента, Нечаев посмотрел на Майкова и досадливо произнес:
— Человек, которому вы поручили наблюдать за бородачом, говорит, что его подопечный ускользнул в неизвестном направлении. А хозяин дома спит. Вероятно, применено сильнодействующее снотворное…
— Дела-а, — досадливо покачал головой капитан.
По щекам Майкова медленно расплывалась бледность.
Почти до рассвета сидели офицеры, высказывая свои соображения и подводя итоги минувшей ночи. А перед тем как лечь спать, майор Нечаев позвонил полковнику Скворцову в Катташахар. Петр Ильич сообщил, что министерство сельского хозяйства республики не вызывало агронома Анарбаеву из колхоза «Зеленый оазис» и что найти ее пока не удалось…
Старший лейтенант Семкин знал Анатолия Сергеевича Орлова еще капитаном, когда тот командовал эскадрильей. В ту пору нынешний ротный работал старшим оператором и не особенно задумывался над тем, куда ему пойти после срочной службы в армии. Он был готов к любому повороту жизни…
Орлов уезжал в академию.
— А ты что же, Сергей, увольняться будешь? — спросил капитан своего земляка из города Ливны.
— Увольняться.
— Значит, ворот нараспашку?.. А я думал, вместе послужим.
— Служить хорошо, если ты нужен в армии, а таких, как я, тысячи…
Орлов вскинул густые брови:
— Не понимаю.
— А что ж тут понимать? Оставаться, так на пожизненную. Стало быть, надо либо училище, либо академию кончать. А у меня всего-навсего десять классов и школа младших специалистов.
— Это все зависит от тебя, Сергей. — Орлов помолчал, о чем-то думая, затем спросил: — Хочешь пойти в училище? Поговорю с Плитовым, с твоим командиром. Помогу.
— Я подумаю.
— Подумай…
Этому разговору, должно быть, уже лет семь. Семкин закончил училище, Орлов — академию. Капитан стал подполковником, Семкин — старшим лейтенантом, заочником академии. Направляясь к командиру полка, Сергей вспоминал минувшее.
Старший лейтенант постучал в дверь кабинета и, услышав короткое «Да», открыл ее.
— Можно?
— Входи, Сергей. — Подполковник, отодвинув ладонью плановую, таблицу полетов, встал из-за стола, крепко пожал Семкину руку и усадил его на диван, обитый коричневым дерматином.
После двух-трех вопросов, не относящихся к службе, Орлов спросил:
— А как обстоят дела с проводкой целей?
— Применяли имитатор. Реальных целей маловато.
— Ну, не так уж маловато, — возразил командир полка. — Маршруты сельхозавиации использовал? Нет? А зря.
Орлов позвонил Манохину:
— Сегодня заявочные и рейсовые самолеты есть? Хорошо. Время? Так… Высоты? Добро. — Подполковник сделал несколько пометок в блокноте, вырвал этот листок и, передав его Семкину, сказал: — На учениях ситуация может сложиться самая непредвиденная. Еще раз потренируй расчеты радиолокационных станций, тщательно проанализируй их деятельность. Полеты будут эшелонированы по высоте. На это обрати особое внимание.
Семкин и сам знал, что при эшелонировании целей по высоте молодые операторы увлекаются проводкой самолетов верхнего яруса и забывают порой о маловысотных целях. Поэтому совет командира полка оказался как нельзя ко времени, и Сергей был благодарен Орлову.
— Во сколько начало полетов?
— Сразу же после обеда, — сказал Анатолий Сергеевич. — Это последние перед учениями. Завтра прибывает генерал, так что времени у нас больше нет… Ну, давай, Сергей, действуй.
— Есть!
Семкин ушел в подразделение, Орлов — на командный пункт.
За Родионом снова закрылась дверь гауптвахты. Измученный переживаниями сегодняшнего дня и вечера, уничтоженный молчаливым презрением выводного, он лег на жесткий топчан.
— Спать, — прошептал обессиленный Кузькин и провалился в темноту.
Всю ночь его душили кошмары. А на другой день майор Нечаев срочно вызвал Кузькина и вместе с ним уехал в Песчаное.
Машина остановилась в незнакомом Родиону тупике.
— Вы запомнили все, что надо делать? — спросил офицер, подходя к неказистому глинобитному дому, разделенному стеной надвое.
— Да, запомнил, — ответил Родион и шагнул вслед за Нечаевым к двери.
Майор постучался и отошел за угол. Вышла невысокая, стройная женщина лет двадцати — двадцати двух. Одета она была в зеленый сарафан. Кузькин хотел было что-то сказать, но так и остался стоять с полуоткрытым ртом.
— Что вам угодно? — спросила хозяйка дома.
Ошеломленный Родион молчал. Женщина чем-то напоминала Веронику, но все-таки это была не она. И рост, и лицо, и волосы — все как будто Вероникино, однако Родион видел ее впервые. Он крутнул головой и пробурчал:
— Я… меня… в общем, это не она, — обернулся солдат к Нечаеву.
Майор вышел из-за угла и, предъявив удостоверение, сказал:
— Извините, но нам надо поговорить.
— Пожалуйста, заходите, — пригласила женщина.
Вошли в первую комнату. Нечаев попросил паспорт хозяйки. Она открыла ящик стола и подала документ. Майор прочитал фамилию владелицы паспорта и удивленно посмотрел на Кузькина, потом на женщину.
— Что? — тревожно спросила хозяйка.
— Это ваш?
— Мой. Там же ясно написано: «Полина Григорьевна Толчкова».
— В том-то и дело, что ничего не ясно. Это паспорт Стрижевской Вероники Исаевны. И то подложный…
Кузькин остолбенел. Женщина побледнела и бессильно опустилась на стул. Затем, спохватившись, она снова открыла ящик стола и начала лихорадочно перебирать его содержимое.
— А вы не торопитесь, — посоветовал Нечаев.
Но своего документа Толчкова так и не нашла. Она настолько расстроилась, что ничего связного не могла ответить, пока наконец майор не спросил ее, живет ли кто-нибудь во второй комнате.