Васюган-река удачи - Вениамин Анисимович Колыхалов
Проходя мимо столовой, Складнев услышал оклик Нины:
— Владь, заходи. Завтрак тебе оставила.
— Не хочу, — буркнул дизелист. — Возьми вот рыбу. Ни к черту добыча.
— Пахомов приказал не брать, не готовить…
Владлен не дал договорить. Всунул дужку ведра в руки растерянной поварихи, процедил сквозь зубы что-то нелестное в адрес мастера.
— А ты сготовь, дорогуша! — миролюбиво добавил он и слегка щелкнул пальцем по вздернутому носу опешившей Нины.
В балке переобулся и отправился к буровой, где стучали топоры, похрапывали пилы. Среди рабочих выделялась фигура старшого. Ослушник невольно залюбовался этим человеком. Придай природа Ивану Герасимовичу побольше роста, награди пышными усами — напомнил бы он Петра Первого на верфи. Здесь, правда, возводили не корабль — четырехнакатный плот, но Пахомов работал с таким же увлечением, как молодой царь, жаждущий славы Российской державе. Вахтовики торопились. К острову смело подбиралась студеная вода.
Взяв лом, Складнев включился в работу, поглядывая исподлобья на мастера. «Не прогнал, и то хорошо», — подумал дизелист, подсовывая лом под комель толстого соснового бревна.
Скоро должны приступить к цементированию. Нагнетательной силой насосов через обсадные трубы вольют цементный раствор, создадут монолитность стенок скважины.
Чувствовал и сознавал вину перед мастером дизелист Складнев. Каждое ослушание он осмысливал позже. Вгорячах мог наговорить много дерзкого, обидного. Потом ощущал горечь сказанного, терзался, костерил себя в душе. Владлен называл такое состояние поздним зажиганием. Не часто оно случалось, потому что все отходящее от нормы поведения машины, человека дизелист считал явлением ненормальным, старался не допускать его.
К рыбалке он пристрастился с детства. Рыбачил, когда хотел и где хотел, считая такую вольность законом для иарымчап. Назови Складиева врагом природы, он, закипев от злости, даст в ухо тому обвинителю. Природу он любил, доверял, как другу, затаенные мысли и чувства, которые никогда бы не решился высказать даже близким людям. Но ее считал за грех поймать на уху стерлядей, тем более несколько ведер просторыбицы. Бригада вкалывает в полевых условиях, дополнительный прикорм подкрепит братию. Не оскудеют обские запасы.
Невеселые раздумья теснились теперь в голове парня.
Готов был третий накат бревен. Скобы, зазубренные на концах, впивались в бока, в торцы, выжимая беловатую пузырчатую соковицу.
До позднего вечера перетаскивали на готовый плот цемент. Складнев взваливал на плечи по два мешка, все так же наблюдая за мастером со стороны. Во взгляде Пахомова была неумолимость начальника, и Владлен ясно сознавал: сегодня или завтра не избежать с ним крупного разговора.
Из порванного мешка за воротник насыпался холодный серый порошок. Дизелист даже не попытался вытряхнуть его. Парню не хотелось заканчивать вахту ссорой. Старшого он ценил за прямодушие, за совершенное знание бурильного дела. Не хотелось разрушать дружбу, привязанность, менять добрую веру друг в друга. Виноват мотор. Заведись он сразу, не было бы встречи с мастером. Умотал бы скоренько по морю-океану, поминай как звали…
Вчера проиграл мастеру партию в шахматы. Совсем близка была победа. Поторопился, глупо проиграл ладью. Что ж — проиграна партия и сегодня. Второй проигрыш крупнее: не будет теперь тех отношений, что раньше. Не положит, как прежде, Иван Герасимович руку на плечо, не спросит: «Ну что, полковник, как дела?» Спроси он так сегодня, Владлен бы ответил: «Плохи дела, мастер, мать тяжело болеет. Операция скоро».
К ночи поднялся шторм. Недостающую силу водная стихия черпала в ураганном ветре. С утроенной энергией тягучая масса обрушивалась на незадачливый островок. Волны плескались у самых балков, обдавая брызгами оконные стекла, бревна-лежаки. На них покоились однокалиберные домики.
Складнев предложил буровому мастеру установить ночное дежурство. Вызвался отстоять самую неудобную по времени вахту — с двенадцати до трех часов ночи. Сейчас и дизелист поверил: Обь долго не успокоится, выместит до конца дерзкий гнев. Нешуточный у реки характер.
Моторную лодку пришлось подтянуть почти к самой лежневке: сюда по ложбинкам успела подкатиться вода. Невозможно было определить направление ветра. Обладая демонической силой, он месил воздух, расшвыривал его струи во все стороны. От него нельзя было ждать снисхождения и поблажки.
Натянув на кожаную куртку брезентовый плащ, Владлен ходил по лежневке, как по капитанскому мостику, не слыша своих шагов. Он притопнул каблуком сапога о щербатую плаху, но и тогда слуха не коснулся довольно сильный удар.
— То ли еще будет! — пробасил ночной сторож, направляясь к буровой, к несущим вахту друзьям.
Вышка в расплывчатых пятнах огней стояла все так же бесстрашно и гордо. Верилось: никакие бури, никакие стихии не заставят ее отшвартоваться отсюда, от этой трижды обетованной земли.
4
Прозорливость, предусмотрительность мастера не позволили Оби выбить бурильщиков из привычной трудовой колеи. Большая вода упорно продержалась до середины июня. Потом река стала нехотя отступать от плота, от балков, везде оставляя метку своего высокого уровня. Ни на день не прекращались буровые работы. Пахомов красным карандашом вычерчивал график бурения. Нескрываемое чувство удовлетворения, рабочей гордости светилось на его смуглом обветренном лице.
Наступили жаркие дни. С болот, с заиленных низин потянуло душными испарениями. Не первый год Владлен видел белые ночи Нарыма. Их пришествие встречал весело, словно июньский обворожительный свет не только окрашивал в бледно-голубой колер небеса, кустарниково-лесное окружение, по и проникал в человека.
Еще до захода солнца, с наступлением прохлады со всех сторон налетала плодовитая комариная братия. Воздух наполнялся жужжанием и звоном. Владлен давно перестал сердиться на упрямую легкокрылую рать.
Душные солнечные дни сменялись ветреными, пасмурными. В Стрежевой улетала на отдых одна вахта, на смену появлялась другая, чтобы продлять безустальную работу бура, прошивать и прошивать земные напластования, пока не выяснится картина: чего же стоят островная земля и упорство островитян?
Однажды в Стрежевском общежитии, где жил Складнев, появился буровой мастер. Отдавая флакончик с лекарством, сказал:
— Возьми. Твоей матери после операции понадобится.
Растерянный дизелист взял продолговатый пузырек, бросил взгляд на название: то самое лекарство, за которым тщетно охотился не первый месяц. Он тепло, благодарно посмотрел на старшого, срывающимся голосом пробормотал: «Спасибо». Почему-то вдруг сейчас вспомнилась большая вода, представилось обиженное лицо мастера во время неприятного разговора перед самовольным отъездом на рыбалку. Забытый стыд за допущенную ранее грубость ожил, забуйствовал вновь. Сколько раз собирался Владлен извиниться перед Пахомовым, но что-то мешало совершить покаяние. Сейчас, конечно, не время, размышлял парень. Подумает старшой: «Ишь, когда проняло… лекарством разжалобил…».
Надо было о чем-то толковать с мастером, но Владлен под гнетом мыслей не мог выговорить ни слова.
Из затруднения вывел гость:
— Родители в Томске давно живут?
— С
