Так начиналась легенда. Лучшие киносценарии - Юрий Маркович Нагибин
– Где тебя черти носят? – ворчит Семен.
Грузовик трогается.
Трубников стоит на улице возле своего дома. Надежда Петровна из-за калитки с грустной нежностью глядит на мужа. Она понимает, что отъезд Семена для него поражение. Трубникову хотелось сделать того счастливым даже против его воли. Он давно списал Семену все его подлости и предательства, стремясь лишь к одному: чтобы тот признал его правду.
Грузовик поравнялся с Трубниковым, шофер слегка притормозил – может, захочет попрощаться с отъезжающими.
Доня высунула из-за узлов заплаканное лицо.
– Прощай, Егор, знать, больше не увидимся. Не поминай лихом.
Трубников молча наклонил голову.
Не получив ожидаемого знака, шофер прибавил газу. Семен даже не взглянул на Егора, зато Алешка так и прилип к нему глазами.
Надежда Петровна подошла и положила руку на плечо мужа.
– Что поделаешь, Егор, не мог Семен смириться…
Клубы едко воняющего дыма и пыли заволокли грузовик, затем он снова четко обрисовался уже в конце улицы.
Алешка все глядел и глядел на оставшуюся позади деревню.
И вдруг забарабанил по крыше кабины. Шофер резко затормозил.
Алешка выпрыгнул из кузова, обошел машину, вплотную приблизился к сидящему в кабине отцу.
– Прощай, батя… Поклон тебе до сырой земли… Хрен ты меня больше увидишь!
– Тэ-эк… – Семен отвел взгляд в сторону.
Алешка прошел вдоль машины, кивнул матери. Младшие ребята, вцепившись руками за борт, чеграшами выглядывали из кузова.
Доня ткнулась лицом в платок. Машина тронулась…
Алешка остался на дороге.
– Хоть один в семье умный оказался, – скрывая за ворчбой радость, говорит Трубников Надежде Петровне.
– …Егор Иваныч! – слышится истошный женский голос. – Егор Иваныч!
Подбегает раскрасневшаяся, с мокрым лицом старуха Самохина.
За ней бегут Нюра Валежина и другие работницы молочной фермы.
– Егор Иваныч! – Она всхлипнула. – Прасковья померла!
Трубников мертвенно побледнел.
– Ты что брешешь? Я утром ее видел!
– В одночасье скрутило! Подошла к сепаратору, схватилась за сердце и упала Мы ей зеркальце ко рту – не дышит.
– Доктора надо! Темнота!
– Был доктор, – говорит, подходя, Кочетков. – Ей уже не поможешь.
И как нередко бывает во время несчастья, откуда-то враз набежало множество людей.
– Вели вывесить траурные флаги, – говорит Трубников Кочеткову и, приметив его неуверенное движение, твердо добавляет: – Да, флаги! Страна потеряла государственного человека!
Полощется траурный флаг. Улица запружена народом.
У крыльца дома, где прожила свою долгую жизнь Прасковья, стоит грузовик со снятыми бортами, обтянутый темной материей, – убранная цветами платформа. Двери распахиваются, и возникает гроб, который несут на своих плечах: впереди Трубников и Кочетков в военной форме, при всех регалиях, за ними – Игнат Захарыч, кузнец Ширяев, Павел Маркушев и плотник Коршиков. Затем появляются Нюра Валежина и Лиза Маркушева, несущие на подушках награды покойной – Золотую Звезду и орден Ленина.
Гроб устанавливают так, что мертвое лицо Прасковьи обращено к улице. И такая сейчас тишина над деревней, что негромкие слова Трубникова, обращенные к усопшей, слышны всем:
– Принимай парад, Прасковья!
Трубников шагнул вперед и взмахнул кнутом.
Оглушительно, словно ружейный залп, хлопнул пастуший бич.
И тут же в конце улицы ему ответил другой…
…третий…
…четвертый…
И впервые, собранное воедино, тысячное колхозное стадо потоком устремилось по улице, мимо гроба Прасковьи.
Идут могучие красно-пестрые холмогорки с тяжелым выменем, идут черные с белыми мордами задастые ярославки, идут остфризы, белые с вкраплением черного, угольно-черные с белыми пролысинами и веселой сорочьей расцветки; идут коровы с рогами круто выгнутыми, как у муфлона, только в другую сторону, с рогами торчком, как у кашмирской козы, с рогами в виде маленьких острых ножей.
Сшибаясь боками, вздымая густую медовую пыль, проходят коровы перед мертвой старухой и поворачивают морды к потонувшему в цветах гробу.
Идет стадо, такое огромное и величественное и вместе беспомощное без ежедневной, ежечасной заботы человека.
А Трубникову, стоящему возле гроба, вспоминается другое стадо: несколько жалких, тощих, облепленных навозом одров, которых Прасковья хворостиной выгоняла на первый выпас после зимней бескормицы. Вот с чего началось нынешнее великое стадо, проходящее сейчас по деревенской улице.
А та, что отдала этому столько труда и сердца, что первая отозвалась Трубникову, когда еще никто в него не верил, мертвыми, невидящими глазами провожает своих питомиц.
Но вот отдалился слитный топот многих тысяч копыт, и грохнула медь оркестра…
ФИЛЬМОГРАФИЯ
«Председатель» (2 серии). «Мосфильм». 1964.
Автор сценария – Ю. Нагибин. Режиссер-постановщик – А. Салтыков. Оператор – В. Николаев. Художник – С. Ушаков. Композитор – А. Холминов. Звукооператор – Н. Кропотов.
В ролях: М. Ульянов, И. Лапиков, Н. Мордюкова, К. Головко, В. Этуш, А. Дубов, В. Владимирова, В. Невинный, Н. Парфенов, А. Кашперов, А. Богданова, А. Трусов, А. Крыченков, С. Курилов, Л. Блинова, А. Галченков и другие.
Так начиналась легенда
Пасмурный ноябрьский денек Ветер морщит воду разливанных луж, затопивших деревню Шахматово, что лежит посреди гжатской равнины. По окоему луж изгнивает палая листва. У крыльца избы-пятистенки застоявшаяся тройка переминается в жирной грязи. Позвякивают бубенчики на дуге коренника, хомутах и сбруе пристяжных. В их гривы и хвосты вплетены алые ленты. Кони запряжены в телегу, пышно набитую просяной соломой.
Распахнулась дверь из сеней – сваха и дружка вели невесту в фате и стареньком плюшевом пальтеце поверх белого венчального платья. Из-под юбки виднеются грубые мужицкие сапоги. У невесты терпеливое, приветливое, крепкое, в скулах, лицо, легкая, будто сострадательная улыбка.
Следом выходят немногочисленные родственники. Невесту подхватили под руки и трижды обвели вокруг возка. Чавкают по грязи сапоги. Дружка помог невесте забраться в телегу. Она истово перекрестилась на все четыре стороны.
– Родителев сюда! – зычно крикнул нарядный возница с перьями на шапке.
– Нету родителев! – отозвался дружка. – Сироту выдаем!..
Возница дернул вожжи. Кони выхватили телегу из грязи и враз пошли ходко.
Венчание в деревенской церкви. Темные лики святых, свечи, ладанный дым. Перед алтарем – невеста и жених. Избранник шахматовской сироты – примерно одних с ней лет, поджар, смугловат, с темным озорным глазом.
Священник спрашивает, согласна ли раба божья Анна взять в мужья раба божьего Алексея и согласен ли Алексей принять Анну…
…Повизгивая полозьями, размашисто бежали розвальни от Гжатска, зримого низкорослой окраиной и дымами труб, в равнинный снежный простор. Алексей Иванович Гагарин, «повзрослевший» на двенадцать лет, вез жену из родильного дома, твердой рукой укрощая резвого меринка. Анна Тимофеевна прижимала к себе большой конверт с новорожденным.
Дома их с нетерпением ждали старшие дети: Валентин и Зоя.
– Вот Юрку вам привезли, – сказала Анна Тимофеевна, опуская конверт с младенцем на кровать.
– Юрка! –
