Александр Филиппов - Когда сверкает молния
Бомбей, будто ласточкиными гнездами, облеплен со всех сторон рваным железом, битой черепицей, поломанным шифером строений бедняцких хижин, прилепленных вплотную друг к дружке. Они тесно обступили взлетающую белизну центральных домов города.
Пока заправлялся наш самолет, пока сменялся экипаж, я стоял на бетонированной площадке, подставив лицо жгучему солнцу. И вдруг совсем недалеко, за оградой бомбейского аэропорта, я увидел вновь уже не с неба, а с земли коричневые мазанки, ребятишек, ползающих в пыли, толпу народа на небольшой возвышенности и над двумя крышами ласточкиных гнезд — два красных флага. Я догадался — это вышла беднота Бомбея посмотреть, хотя бы издали, на частичку Советской страны, на легкокрылый ИЛ-62, который вот-вот взмоет в небо и возьмет курс на главную дорогу мира — на Москву. И мне стало невыразимо жалко, что я не могу разглядеть их глаз. Мне пришлось догадываться, что именно выражали они в данный момент. По всей вероятности, в них вскипала жгучая тоска о простом человеческом счастье и некая зависть к людям, сидящим сейчас в салоне самолета. Я вновь понял, для всех обездоленных в этом мире сегодня главная дорога та, по которой идет моя родина. А в памяти отчетливо и гордо пробудились слова пророчества великого Достоевского:
«Земля наша, — вещал он, — может быть, в конце концов скажет новое слово миру... Русская душа, гений народа русского, может быть, наиболее способны, из всех народов, вместить в себя идею всечеловеческого е д и н е н и я, б р а т с к о й л ю б в и, т р е з в о г о в з г л я д а, прощающего враждебное, различающего и извиняющего несходное, снимающего противоречия. Это не экономическая черта и не какая другая, это лишь н р а в с т в е н н а я черта, и может ли кто отрицать и оспорить, что ее нет в народе русском?..»
Припомнились мне индийские специалисты, проходившие когда-то практику в Уфе на нефтеперерабатывающих заводах. Башкирия отдавала свои знания и опыт народу страны, недавно освободившейся от оков векового владычества Англии. Мне вспомнился Толька Сыромятников из села Юмагузино. Их дом стоял напротив нашего. Мы вместе ходили в одну школу и даже в один класс. Бегали по одним и тем же тропинкам детства. Потом наши дороги разошлись. Я стал журналистом, он — нефтяником. Перед отлетом сюда узнал, что Анатолий Сыромятников долгое время работал в Индии, помогая соседней стране осваивать новую для нее промышленность. Попутно вспомнился и другой земляк, с которым учились в одной школе. Муртаза Губайдуллович Рахимов, в то время — главный инженер Уфимского нефтеперерабатывающего завода имени XXII партсъезда, а ныне — директор этого предприятия. А давно ли в трудные послевоенные годы мы с ним собирали у обочин проселочных дорог зеленую крапиву и лебеду для жиденького супа? Давно ли ловили пескарей на Иртюбяке, ходили на сенокос? Муртаза Губайдуллович больше двух лет проработал в Корее, в городе Унги, где под руководством советских специалистов возводился нефтеперерабатывающий завод.
В памяти моей всплывает один факт за другим, и постепенно создается огромная картина дружеской помощи одной только нашей Башкирии. Я не беру уж весь Советский Союз, потому что книга эта из лирической публицистики превратилась бы в простое перечисление фактов, фамилий и дат.
...Дорог на свете много. Во Вьетнаме две главные дороги: первая соединяет, как я уже сказал, Ханой с Хошимином. И есть еще одна, которая в сердце у каждого вьетнамца, ее и дорогой-то раньше не называли, а просто — тропой Хо Ши Мина. Горная дорога проходила через дикие джунгли. Со всего Севера стекались к ней стремительными ручейками и тайные тропы, и открытые. По ней на марионеточный Юг в годы войны день за днем к подпольщикам и партизанам несли на плечах, везли на велосипедах не только листовки и свежие партийные газеты, не только рис и рыбу, но и пулеметы, части боевых машин, которые затем монтировались на месте. Как кровеносная жилка на виске, бесперебойно пульсировала эта дорога в годы освободительной войны. Она, как и дорога № 1, шла от сердца родины Ханоя, несла живительную силу борцам Юга.
— Юг — боль моего сердца! — говорил Хо Ши Мин.
Если взглянуть на географическую карту, то можно четко представить Вьетнам узенькой полоской земной суши, протянувшейся почти на две тысячи километров вдоль побережья Южно-Китайского моря. На карте Вьетнам, словно боевая сабля.
Двух рукоятей у эфеса сабли не бывает и быть не может. И у самой сабли двух эфесов быть не может, как закон. Была одна рукоять — Ханой. Кому-то захотелось перековать саблю и на нижний конец ее прикрутить другую рукоять с названием Сайгон. Не голыми руками, бесспорно, ухватились за острое лезвие враги Вьетнама. И не просто в лайковых защитных перчаточках были их жадные руки. Танки и самолеты, эсминцы и катера, напалм и химическое оружие — все было брошено на борьбу с патриотами, чтоб потом можно было бы голыми руками схватить эту символическую саблю и, если надо, переломить ее надвое, а коль потребовалось бы поработителям, и вовсе уничтожить ее.
Но рукоять сабли была в руках коммунистов. Бесстрашные, несгибаемые, из года в год более тридцати лет вели они справедливую борьбу за освобождение Родины.
— Юг — боль моего сердца! — говорил при жизни Хо Ши Мин.
И вот после стольких лет страданий и борьбы, после победной войны, будь он жив, унялась бы боль создателя этой страны, вождя партии, незабвенного друга Советского Союза дядюшки Хо, как ласково называли и называют его здесь. Алый флаг свободы взвился наконец и над югом страны.
Дорога № 1, перерубленная когда-то злополучной семнадцатой параллелью, соединилась!
Вьетнаму чужих земель не надо. Народ никогда бы не стал воевать, если б не было поработителей. Об этом говорят не только газетные статьи, передачи радио и телевидения, об этом красноречиво говорят даже сами народные легенды и сказания Вьетнама.
В центре Ханоя есть озеро. Называется оно Озером Возвращенного Меча. Не правда ли, несколько страннее название?
А названо оно так не случайно.
Когда я услышал легенду, с которой связано название озера, еще раз убедился, что Вьетнам с незапамятных времен, если и воевал, то воевал он единственно за свою свободу. А когда в борьбе добивался ее, меч был уже не нужен.
Вот эта старая легенда.
В давние времена царствовала во Вьетнаме пришлая Миньская династия. Силой и хитростью, плеткой — не пряником — закабалили цари Мини вьетнамскую землю. Годы и века медленно, как тучи, проплывали над покоренным народом. И спины разогнуть невозможно, работая денно и нощно на поработителей. И никто не мог поднять головы, пот проливая во благо пришельцев. И никто не мог во злобе сжать пятерню в кулак, ибо руки народа были закованы и в прямом и в переносном смысле.
Время и враги все туже затягивали петлю на шее вьетнамца.
Жил в одной северной деревеньке крестьянин по имени Ле Лой. Сеял он рис и ловил рыбу. Тем и питался.
Как-то тянул Ле Лой сеть свою из реки, и вдруг почувствовала рука его необычную тяжесть сети. «Пожалуй, крупная рыба попалась!» — обрадованно подумал рыбак. Когда же вытащил сеть, опустил ее с трудом на дно джонки, радость покинула его: в сети вместо рыбы запутался тяжелый кусок железа. Но не выбросил Лой увесистый комок, принес его домой, тайно ото всех выковал из него меч. Был он тяжелым и острым. Поднял Лой этот сказочный меч над головой, увидел народ его, и поднялись все на борьбу за свободу и независимость Родины. И победили, а Лоя провозгласили царем своим.
На берегу озера воздвиг Ле Лой свой царский дворец. Во время отдыха как-то катался он на лодке, и подплыла к нему огромная, чудовищная прямо-таки черепаха. Ле выхватил меч, с которым не расставался со дня победы, попытался ударить по черепахе и срубить ее огромную голову. Но та вывернулась и успела выбить из крепких рук царя оружие.
Назвали с тех пор голубой водоем в центре нынешнего Ханоя Озером Возвращенного Меча.
Во Вьетнаме трактуют легенду так: бог дал железо Лою, чтоб сделать из него меч и прогнать им поработителей. Но когда стране и народу ничто и никто не угрожает, тогда меч уже не нужен, его надо вновь вернуть богу.
В пагоде Нефритовой горы, что стоит на самом берегу Озера Возвращенного Меча, под огромным стеклянным колпаком хранится неимоверных размеров черепаха. Сейчас от времени она чуточку поусохла, а, говорят, когда выловили ее, мертвую, из озера, вес ее был 250 килограммов, длина была поболее двух метров, а ширина — метр да еще с сантиметрами. Черепаха прожила в Озере Возвращенного Меча пятьсот лет. Она бы жила еще больше, но во время налета американских летчиков, «джонсонов», как их здесь называют презрительно, одна из бомб угодила прямо в озеро. Погибло все живое, в том числе и эта священная черепаха.
Символ мира и долголетия — вековая эта черепаха, которая выбила меч из рук Лоя, по преданию, конечно, выставлена в пагоде на обозрение приезжающих туристов.