Юрий Рытхэу - Путешествие в молодость, или Время красной морошки
— Хорошо, скажу отцу по радио, — обещала мама.
Токо бегом вернулся к вездеходу и занял свое штурманское место. Он мысленно назвал это место так, потому что с едва скрываемым удовольствием и гордостью показывал послушному водителю, куда поворачивать, как обходить каменные осыпи, остерегаться осклизлых, покоящихся на глине берегов, объезжать глубокие, с виду безобидные бочажки.
Примерно через час езды вдали показалось оленье стадо, Токо намеренно выбрал дорогу так, чтобы она прошла мимо. Правда, было небольшое опасение, что стадо успеет укочевать, но, к счастью, оно задержалось в распадке. Отчасти это объяснилось пасмурной и сырой породой, когда оленей не донимали гнус и оводы.
Предупрежденный женой, Папо стоял на пригорке и ждал приближающийся вездеход.
Токо показал водителю на отца и прокричал в ухо, сквозь грохот двигателя:
— Это мой отец!
Вездеход замер, и из глубины кузова послышался голос Мордирова:
— В чем дело?
— Оленеводы! — ответил водитель. — Толин отец.
Токо уже выбрался из своего глубокого сиденья, перепрыгнул через влажные, блестевшие от мокрой тундры траки. Висевший над кузовом брезент откинулся, и на землю выбрались Мордиров с Наташей. Они вместе с Токо подошли к Папо, и Мордиров громко и весело назвал себя, поразив оленевода не меньше, чем его сына.
— Мордиров? — переспросил Папо. — Тот самый?
— Извините, что вы имеете в виду? — несколько смущенно произнес Мордиров, — Вам знакомо мое имя?
— Знакомо, — многозначительно сказал Папо. — Куда направляетесь?
Вопрос был задан деловито и даже с подчеркнутой озабоченностью. Но Токо догадался, что отец поступил так, чтобы не затевать неприятного разговора.
— Да вот хотим проехать к Большой реке и в помощь взяли вашего сына, — ответил Мордиров, — Вы не возражаете?
— А чего возражать? — ответил Папо, — Токо уже взрослый, тундру знает отлично. Чем не проводник? Пусть едет.
— Ну вот и хорошо! — обрадовался Мордиров и повернулся к водителю. — Тогда в путь!
Токо и Папо обменялись взглядами, и мальчик побежал к вездеходу, чтобы занять в нем свое штурманское место.
8Савелий Мордиров был родом из Ленинграда. Закончил там Горный институт и попросился в Магаданскую область. Ознакомившись на месте с геологическими и другими проблемами, он понял, что опоздал: на дальнем северо-востоке все самые знаменитые и громкие открытия уже были сделаны. Добывалось золото, вольфрам, олово, ртуть, уголь, завершались работы по предварительной разведке нефти и газа.
Много лет назад, пролетая на тихоходном и низколетящем самолете Ил-14 над Чукоткой, любуясь зеленой тундрой, испещренной блестящими, отражающими солнечный блеск полярного дня озерцами, Савелий Мордиров заметил, что некоторые зеленые острова как бы повторяют круглые очертания мелких водоемов. Сначала ему показалось, что это просто вымирающие, заросшие озера. Некоторые и были таковыми, как выяснилось при полевых исследованиях, но попадались и те, где на сухом дне росли такие прекрасные травы, что хоть сегодня посылай туда косарей или выпускай стадо коров. Вспомнились бесконечные жалобы хозяйственников на недостаток зеленых кормов для увеличивающегося на северо-востоке молочного стада. Горнякам по нормам, основанным на медицинских рекомендациях, для полноценного питания требовалось свежее коровье молоко, сметана, сливки, творог. Эти же продукты необходимы были и для детских садов и школ. В северные районы Колымы, на Чукотку завозилось огромное количество прессованного сена и концентрированных кормов. А зимой нередко случалось так, что сено доставляли на больших транспортных самолетах.
«Вот где решение всей кормовой проблемы Севера!» — подумалось Савелию тогда, при созерцании тундровых озер.
Однако идею, как и всякое новое дело, пришлось пробивать с трудом. Тем не менее Савелию Мордирову удалось привлечь на свою сторону руководство Магаданского комплексного научно-исследовательского института Академии паук. Эксперименты оказались не только убедительными, но и впечатляющими. Первым спустили озеро Александра в анадырской тундре, за ним — озеро Гагарье… На следующее лето урожай трав был такой, что пригородные хозяйства окружного центра смогли обеспечить свое коровье стадо местными кормами более чем наполовину.
Казалось, все хорошо, все прекрасно. Можно уже пожинать плоды крупного научного открытия, подкрепленного убедительными экспериментами. И расширять, расширять дело.
Но тут среди многоголосого хора одобрения и похвал стали пробиваться голоса скептиков. Они были и раньше, но пока, до поры до времени, Савелий и его сподвижники, которых год от году становилось все больше, не обращали на них внимания. Первый серьезный сигнал докатился до института из далекого чукотского стойбища, оказавшегося чуть ниже течения реки, куда спускали озеро Гагарье. Несколько дней по реке шла муть, ил, всяческая грязь и дохлая рыба. Зрелище было унылое и тревожное. Стойбище осталось без воды и рыбы.
А потом стали поговаривать, что скудеют оленьи, пастбища возле спущенных озер. Посыпались жалобы на самих мелиораторов, на загрязнение тундры мазутом, горючим, распахивание кочкарников гусеничным транспортом. Конечно, все это было и раньше, и Савелий Мордиров, защищая свое дело, приводил в пример деяния золотодобытчиков и нефтеразведчиков, превративших в самую настоящую пустыню иные тундровые районы.
На это озеро, которое-то и на карте обозначено лишь приблизительно, Савелий возлагал особые надежды. Оно должно стать эталонным в его большой монографии. И первую очередь должны быть проведены тщательные физико-географические исследовании самого водоема, окружающего микроклимата, сделаны гидрологические работы. Удалось получить деньги на солидную экспедицию, которая проведет здесь по меньшей мере два сезона.
Савелий сидел в вездеходе, плотно придвинувшись к Наташе, и кричал ей в ухо:
— Канал, который здесь пророют, будет оборудован шлюзами, чтобы в будущем можно было запустить воду в озеро…
— А какой смысл?
— По моим расчетам, через какое-то время вечная мерзлота начнет захватывать и осушенное дно. Так вот, чтобы этого не случилось, мы запустим обратно воду и защитим зеркало талой земли… В будущем, представляешь, Наташа, это можно будет проделывать время от времени, сохраняя пастбище!
Езда в вездеходе — трудное испытание для непривычного человека. Особенно по кочковатой тундре, когда то и дело приходится выезжать на каменистые осыпи, пересекать мелкие речки и ручейки. Каждый камень отзывается чувствительным ударом для пассажира в кузове, заставляя его хвататься за широкие матерчатые переплеты, поддерживающие брезентовую крышу кузова, за сиденье, борта, а то и находящегося рядом спутника.
Для Савелия такая езда была не в диковинку, а вот Наташа всерьез боялась откусить себе язык при очередном ударе и уже безо всякого стеснения цеплялась за начальника экспедиции, когда вездеход угрожающа кренился или принимался круто карабкаться по склону, скрежеща гусеницами по камням.
Наконец грохот стих; наступила такая блаженная тишина, что Наташа не выдержала и облегченно вздохнула:
— Как хорошо!
Они вышли из вездехода и увидели Большую реку. Она стремительно неслась, желтоватая под низким серым небом, могучая, полноводная, казавшаяся слегка вздутой отсюда, с высокого берега.
— Какая мощь! — не удержалась Наташа.
— Да, это великая сила, — молвил Савелий и заметил: — Жаль, что пропадает впустую… Ее бы запрячь в генераторы, дать ток приискам, поселкам, городам!
Наташа повернулась и немного иронически взглянула на своего начальника.
Савелий понял ее взгляд, но продолжал:
— Уже есть проект, да и опыт накоплен на строительстве Колымской ГЭС.
И вдруг Наташа произнесла слова, которых Савелий никак не ожидал от нее. Да и она сама, похоже, еще мгновение назад не думала об этом.
— Вам дай волю, так вы все впряжете, все спустите, перепашете!
Мордиров с удивлением посмотрел на спутницу:
— Кто — мы?
— Разве вас мало?
Савелии ответил не сразу. Но ответил всерьез, суховато:
— Да, нас немало. Может быть, это и хорошо.
Водитель с мальчиком спустились к реке по небольшой ложбинке, по руслу давно засохшего весеннего потока.
Поддерживая под локоть спутницу, Савелий направился к ним.
От реки веяло каким-то особенным, удивительно вкусным запахом. Не только самой воды, но еще чего-то другого, слегка дурманящего. Видимо, эта речная вода вобрала в себя живительную смесь, настой всего того, что растет на огромной территории ее бассейна.
— Знаете, Наташа, какая мысль мне пришла в голову? — заговорил Савелий.
— Слушаю…
