Михаил Соколов - Искры
Леон с удивлением взглянул на лежавшие в углу свертки, коробки, кульки. Яшка, ни слова не говоря, взял один из свертков, разорвал шпагат и, достав хромовые сапоги, отдал их Леону.
— Меряй… Подойдут — твои будут, а нет — переменим, — сказал запросто.
Леон повертел в руках сапоги и хотел вернуть, но, заметив, что Алена пальцем указала себе на грудь, как бы предупреждая: «Это… от меня, не вздумай отказываться», — принял подарок.
— Что ж, спасибо, я не откажусь…
Яшка вскрыл другой сверток, и в руках его яркими красками зарделся персидский полушалок.
— А это тебе… На память о хуторе, — сказал он и отдал полушалок Варе.
— Да ты разбогател, что ли? Видали — купец какой объявился, — засмеялась Варя.
Яшка поставил на стол вино, дорогие закуски, яблоки, груши, конфеты, открыл большую коробку с тортом.
Вскоре пришел Чургин, и Яшка насторожился: как этот шахтер примет его с Аленой? Но Чургин еще с порога шутливо сказал:
— Свадьба, похоже, а невесты не вижу..
И Яшка бойко ответил:
— Договариваются, тайно думают венчаться, ну, решили обмыть дело.
— А-а, ну тогда надо выпить…
— Яшка! — смущенно прикрикнула на брата Алена.
Яшка вел себя запросто, как давнишний знакомый, хотя у Чургиных был впервые. Но говорил он мало и почти не пил, ожидая, что Чургин начнет неизбежные и неприятные расспросы. Чургин ни о чем не расспрашивал и все внимание уделял Алене: ухаживал за ней, предлагая то ветчину, то икру, наливая вино в ее рюмку. Яшка наблюдал за ним и ничего не понимал. Он был убежден, что Чургин встретит его ядовитыми расспросами о приеме дороховских свах, о выселении Леона из хутора, а ничего этого не случилось. «Думает, что я буду защищать отца, потому и не хочет говорить», — решил он.
Выйдя с Леоном в коридор покурить, Яшка заговорил с ним о свадьбе. Но Леон сказал, что вопрос о женитьбе на Алене может решать только с ней самой.
Тогда Яшка пошел напрямую.
— Ты мне голову не морочь, Левка, — сказал он, хмурясь. — Я скоро совсем уеду с хутора, и мне надо знать, женишься ты на Аленке или нет?
— Я тебе сказал, что сначала потолкую с Аленой. А ты почему так хлопочешь? — спросил с усмешкой Леон.
— А потому, что у вас без меня ничего не выйдет. Я силу над отцом сейчас имею и могу вам помочь. А уеду — черта с два тогда вам сладить с ним.
Яшка сообщил Леону о своих планах и заключил:
— …Тогда мне не до вас будет. По правде тебе сказать, я думку имел взять с собой и тебя, да ты уже работаешь.
— Для чего это ты хотел меня взять, интересно?
— Вдвоем ставить дело, — коротко ответил Яшка.
— Вдвоем? А ты знаешь, сколько у меня капиталу? — усмехнулся Леон.
— Зато у меня есть не одна тысчонка, а будет… Много будет, — спокойно ответил Яшка, смотря в темное окно.
Леон исподлобья глянул на его самоуверенное лицо, на новую тройку из черного сукна и недовольно спросил:
— Это что, вместо Семки, выходит?
— Семка — отцов работник, батрак. А ты был бы моим помощником, управителем. Бросай эту чертову шахту и едем. Жалеть не будешь.
Предложение Яшки было так неожиданно, что Леон задумался. Соблазн был велик: он, Леон Дорохов, увидит сытую жизнь! Женится на Алене! Да ведь тогда… да хоть трава не расти тогда в чистом поле! Кончатся все его невзгоды. Он сам со временем может стать богатым человеком. Но какой-то внутренний голос твердил ему: «Нет, неспроста говорит об этом Яшка. Хочет купить за место управителя. А кем управлять? Нашим же братом, бедными мужиками, как отец и Ермолаич, гнуть, давить их, выжимать последние соки из них, чтобы Яшка мог богатеть? Ловко выйдет».
Леон бросил окурок и решительно ответил:
— Нет, Яков, я не поеду. Мы с тобой разные люди.
— Ну, и дурак!..
Поздно вечером, возвращаясь из города, Алена и Леон поотстали от Чургиных и Яшки и заговорили о своих делах. Алена еще в хуторе знала о намерении Яшки пригласить Леона к себе на работу и тогда же заявила, что с этим торопиться не следует. «Сперва начни хозяйствовать, а то сманишь Леву с места, а у тебя еще может и не получится ничего», — сказала она. Не верила она, что у брата все пойдет гладко. Слишком невероятным казалось ей все то, что говорил Яшка, думая сразу на голом месте, в степи, ставить огромное хозяйство. Поэтому она и одобрила ответ Леона и даже предупредила его:
— Ты поменьше слушай Яшку. Он отцу родному голову заморочил. Такого хитрющего я еще не видала, как Яшка.
— Ну, с Яшкой — дело решенное, — сказал Леон. — Меня интересует отец твой. Как он теперь, притих? Может, еще раз попробовать посвататься?
— Притих, — ответила Алена, — да надолго ли? Сейчас Яшка совсем забил ему голову своими планами, только о нем и говорит. Ну, а наше дело ему, сам понимаешь, нож острый.
— Давай повенчаемся без его благословения, — неожиданно предложил Леон. — Вот так, в чем идем…
— Да что я — босая, голая или богом проклятая? — удивленно спросила Алена. — Кому же все останется приданое, как его два сундука битком набито?.. И такое скажет!
Леон рассмеялся и обнял ее:
— А брось ты, Аленушка, все это приданое. Давай квартиру завтра искать.
— Так я за тебя не могу пойти, — наотрез отказалась Алена.
— Тогда у нас будет вечная карусель. Отец не отдаст, а ты не захочешь выходить без его благословения. Сколько же это тянуться может? Меня и так дядя Василь монахом прозвал, — попробовал пошутить Леон, — а я в монастырь пока не собираюсь.
Алена ревниво посмотрела на него и недовольно сказала:
— Может, приискал какую тут?… Ничего, подождешь не умрешь. Квартиры нет? Нет. Кровати нет? Нет. Обедать — сидеть не на чем? Не на чем. Сколько это надо тебе работать, чтоб купить все? А у меня все стоит готовое. «Карусель!..» — обиженно проговорила она, а на уме у самой было: «Не отдаст батя — убегу».
Леон пытался склонить ее к тому, чтобы она согласилась венчаться тайно от родных, но Алена твердила свое:
— Подождем до весны. Я от тебя никуда не денусь.
— Хорошо, Алена, — сказал наконец Леон. — Я буду ждать.
Когда вернулись домой, Яшка больше для виду стал собираться ехать на постоялый двор, но Чургин предложил им переночевать у него, и Яшка с удовольствием согласился. Он достал еще две бутылки вина, Варя с Аленой приготовили закуску, и все уселись за второй ужин. Поначалу разговор шел о том о сем, потом Чургин, как бы шутя, спросил Алену, о чем хорошем они договорились с Леоном.
— Из пустого в порожнее переливали, — ответила Алена.
— Так. А я думал, что Леон вам что-нибудь более интересное предложит.
— Вы б поглядели, как они встретились, — вмешался Яшка в разговор, — мне пришлось отвернуться.
— Яшка, бессовестный! — смущенно крикнула Алена.
— Ты не красней, а лучше скажи: будет у вас свадьба?
— Будет… — ответил Леон. — Завтра пойдем квартиру искать и покупать кровать, стол, тарелки, кастрюли и прочее, что требуется по домашности. Так? — обратился он к Алене.
Алена опустила голову и молчала. Всем стало ясно, что они не договорились.
Чургин медленно наполнил рюмку цимлянским вином. Ему и хотелось, чтобы у Леона все хорошо кончилось с Аленой, и противно было родниться с Загорулькиными.
На другой день, когда Яшка собрался ехать, недалеко от квартиры Чургиных остановилась подвода.
Яшка узнал в седоке станичника Егора Дубова.
— Не хочешь признавать, станишник? — спросил Егор. — Где тут Илья Гаврилыч квартирует?
— Вот его окно… А что мне с тобой делить? Это ты с отцом дели, а я тут ни при чем, — криво усмехнулся Яшка и заторопил извозчика.
Егор привез сына, чтобы определить в больницу. Варя уложила мальчика на кровать, пошла в контору и попросила вызвать мужа из шахты. Вскоре Чургин пришел и вместе с Егором поехал в земскую больницу. Доктор Симелов, осмотрев больного, пригласил старшего врача, и, после некоторых колебаний, они согласились оставить мальчика в больнице. Симелов отозвал Чургина в сторону, тихо сказал:
— Сепсис, общее заражение крови. Может умереть завтра, а может годы тянуть, если острая форма перейдет в хроническую.
Когда возвращались из больницы, Егор вдруг высказал вслух то, о чем не раз сожалел:
— Эх, не встретил я тогда Нефадея… Зарубил бы, как ту собаку!
— И гнил бы теперь где-нибудь в Сибири, в каторжной тюрьме, — сказал Чургин.
Егор безнадежно махнул рукой:
— Один конец для меня, Гаврилыч. Я теперь нагляделся на жизнь эту, как самого она прихватила, на живоглотов наших — Загорулькина да атамана… Сибири не миновать мне.
Чургин молчал. Второй казак из Кундрючевки восстал против атамана и Загорулькина. Сколько еще будет таких?..
Глава шестая
