Николай Борискин - Туркестанские повести
В последние дни Кузькин все чаще стал отлучаться из роты, вызывая тем самым немалое удивление Виктора Петрова. После возвращения Родион чему-то блаженно улыбался, становился мягче, рассеянней.
— Кузькин, губу обваришь в ложке, — шутили солдаты, сидящие в столовой рядом с ним.
Будто вспомнив, что надо есть, Родион смахивал счастливую задумчивость со своего лица и приступал к прозаическому занятию — неторопливо схлебывал жирный навар щей, неохотно жевал духовитый ноздреватый хлеб. Теперь он не только не просил добавки, как прежде, но и положенную-то порцию доедал с трудом.
Раньше, когда он проходил курс молодого бойца, над ним подтрунивали сослуживцы за разные промахи. То, приветствуя старшего, приложит он руку к голове без панамы, то во время дневальства на всю казарму крикнет: «Еще смирней!», если вслед за старшиной войдет в помещение командир роты… Теперь навалилась другая напасть.
— Кузькин! — негодовал заместитель командира взвода на солдата, ходившего обычно направляющим в строю. — Я же подавал команду «Налево», а вы куда?
И Родион, оторвавшийся от строя на добрых два-три саженных вымаха, посрамленный и покрасневший, топал обратно под громкий хохот всего взвода.
— Прекратить смех! — приказывал младший командир, едва сдерживаясь, чтобы самому не рассмеяться над громоздким Кузькиным, то и дело попадающим впросак. — Ша-гом маррш! — И снова замешкавшемуся Родиону наступали на пятки. Начинались перепрыжки с ноги на ногу, мелкие перебранки, понукания ведущего строй.
В ленинской комнате появился боевой листок, хлестко разрисованный цветным карандашом. Задрав облупленный нос, идет Родион по плацу в противоположную от марширующего взвода сторону. Над рисунком — заголовок: «Кузькин на строевой подготовке», снизу — подковыристые стишки:
Кто-то ходит, кто-то бродит,Браво выпятив плечо…Направляющему взводаВсе команды нипочем.
Точно аист, вытянув шею, стоит Родион позади плотного полукольца солдат, потешающихся над рисунком и текстом к нему.
— Вот разделали! — обернувшись к Кузькину, сочувственно произнес квадратный Буйлов.
— Вылитый Родион…
— Ха-ха-ха!..
— Ну-ка, пошли! — бесцеремонно зацепив Кузькина за ремень, сказал Виктор. — Пошли поговорим. — И решительно направился к выходу.
Ефрейтор Петров был похож сейчас на драчливого петуха — вот-вот клюнет Родиона.
— Ты что же, ешкин-кошкин, туляков позоришь? — нахохлился Виктор. — Если тебе все равно, то мне, к примеру, небезразлично. Отвечай.
Кузькин молчал.
Петров обозлился:
— Ты будешь говорить или нет? Ведь на хорошем счету был… Куда катишься?
— Сейчас, только с духом соберусь.
— Только и не хватает мне ждать… Объясняй, говорю!
Они сели на зеленую бровку травы. Виктор годом постарше Кузькина и потому считал своим долгом помогать ему, чем мог, держать под своим контролем. К тому же он комсорг роты.
— Дуська-то пишет, Вить? — вкрадчиво спросил Кузькин.
— Ты мне голову не морочь!
— А может, у меня тоже девушка, — обиделся Родион, откусывая травинку, выдернутую из густой щетки зелени. — Подумаешь, не морочь ему голову…
Петров от удивления даже вытянул и без того худощавое лицо.
— Так чего же ты молчал до сих пор? — потеплел он.
— Что я, колокольня — все раззванивать…
— Я же тебе, ешкин-кошкин, все-таки земляк…
— Вот я и спрашиваю: Дуська-то пишет?
— Ждет, — откликнулся Петров. — Отслужу и…
— А мне еще долго, — вздохнул Родион.
— Ну, служба службой, а ты рассказывай, кто она, как познакомились, — торопил Виктор.
И Родион рассказал все, что знал о Веронике, все, чем сам жил эти дни. Утаил только место встреч с нею да историю с позаимствованием у своего земляка имени. Для Вероники так и остался он Виктором. Скажи об этом Петрову — накинется, как борзая…
— Значит, Вероника?
— Вероника.
— Красивая?
— Мечта…
— Агроном?
— Угу. Приехала из Катташахара.
— Что ж, — глубокомысленно закончил допрос Виктор, — поживем — увидим… Но ты смотри!
— Что смотреть-то?
— Вообще, — крутнул Петров рукой. — Не разменивайся, ешкин-кошкин, на всяких там вертихвосток…
Родион угрожающе шевельнул губами: тоже, мол, учитель! Увидел бы эту «всякую» — мелким бесом закрутился бы. Не то что Евдокия твоя — деревня…
Вечером старшина стоял перед строем роты и производил перекличку:
— Буйлов!
— В наряде!
Старшина спрашивал, солдаты отвечали: «Я». А если кого-нибудь не было, командиры отделений или расчетов докладывали: «В наряде», «В отпуске», «На дежурстве».
— Кузькин!
Тишина.
— Кузькин! — раздельно повторил старшина, оглядывая строй.
Солдаты беспокойно зашевелились, зашептались.
— Прекратить шум! Где Кузькин?
Родиона не было ни в строю, ни в наряде, ни на дежурстве. Давно не случалось в роте такого ЧП: солдат не явился на вечернюю поверку. Обзвонили все точки — нигде нет Кузькина. В казарме только и разговоров, что о нем…
Прибыл Родион на тридцать минут позже отбоя.
— К старшине! — коротко бросил дневальный.
В канцелярии кроме старшины сидели, разрабатывая план поисков пропавшего солдата, дежурный по роте и командир отделения.
— Вот и я! — по-штатски уведомил Кузькин начальство.
— Доложите как положено! — Старшина встал и одернул тужурку.
— Что? — то ли не понял, то ли удивился Родион.
— Ну-ка, ну-ка, — поведя носом, шагнул старшина к Родиону, — дыхните! Так. Все ясно. Марш спать, Кузькин! Завтра поговорим, на трезвую голову…
Глава двенадцатая
«Ну, кажется, все, — проверив последнюю машину, облегченно вздохнул инженер полка Зуев, — можно и командиру докладывать».
Он вытер ветошью руки, сунул ее в карман комбинезона и, сняв очки, вышел на переднюю кромку самолетной стоянки, за которой начиналась бетонированная рулежная дорожка. А за дорожкой широко раскинулось летное поле, густо зеленевшее засеянной травой. Инженер повернулся лицом к тонким, остроносым машинам со скошенными крыльями. Кое-где еще хлопотали техники и механики: брякали ключами, хлопали капотами, «шикали», проверяя манометрами давление сжатого воздуха в баллонах.
Однако инженеру не пришлось идти к Орлову: подполковник сам, заложив руки за спину и чуть наклонив голову, крупно шагал от штаба. Зуев еще издали заметил его и приготовился к рапорту. Но командир не принял доклада.
— Не надо, и без того знаю, что все в порядке. Я лучше проверю в воздухе. Какую дашь машину?
— Выбирайте любую.
— Кто у тебя из механиков послабее? — хитро прищурился Орлов.
— Логинов, сержант.
— Полечу на логиновской. Это и будет проверкой. Если что откажет — выставлю здоровенный кол тебе и всем твоим хлопотунам. Согласен?
— У меня выбора нет, сам предложил. А душой кривить не умею, Анатолий Сергеевич, — обидчиво буркнул инженер и тут же крикнул: — Сержант Логинов, приготовьте машину к вылету!..
Командир «ломал» истребитель на совесть. Так бросал его, будто за ним гонялись в небе сто рогатых чертей и от каждого из них надо было уйти.
Запустили радиоуправляемую мишень. Сбил с первой ракеты. Подняли самолет, обозначавший «противника». Перехватил — щелкнул фотокинопулеметом. Обозначили позиции «ракетной батареи». Все бревно разнес в труху. Задрав головы, авиаторы дивились. Только сержант Логинов стоял окаменело: вдруг подведет машина?..
Орлов сел. Зарулил. Пот со лба на нос, с носа — на подбородок. А в глазах дьяволята пляшут! Молча облапил механика и расцеловал.
— Спасибо, старший сержант!
— Сержант я, товарищ подполковник…
— Был сержантом, а теперь — старший!
Командир полка посмотрел на соседний самолет. На его борту надпись: «Отличный». К Зуеву:
— Инженер, прикажите такую же надпись сделать на машине старшего сержанта Логинова. — При подчиненных они были на «вы».
— Есть!
Командир вплотную подошел к Зуеву.
— Спасибо и тебе, Борис! — Он крепко пожал руку инженеру и устало зашагал на командный пункт.
— Ну и силища! — кинул вдогон Зуев. — Чуть ли не наизнанку вывернул самолет. Все пробовал, сдюжит ли изнанка. — И тихо, умиротворенно засмеялся.
Командира ждали на КП, где по инициативе партийного бюро собрались обменяться опытом штурманы наведения и летчики.
Орлов не вошел — глыбой ввалился на командный пункт. Взглядом встретился с Умаровым, хотя тот сидел позади всех: где уж там выпячиваться в его положении… «Ничего, Камил, обойдется», — мысленно успокоил его командир.
— Товарищи офицеры!
