Геннадий Семенихин - Летчики
Ефимков тяжело задышал от волнения.
Генерал подошел к столу и карандашом уперся в коричневый массив хребта.
— Да, товарищи офицеры. Это серьезный камень преткновения. Долететь сюда, — рука с карандашом сделала над картой круг, — долететь, когда на пути все закрыто облаками, может только летчик, безупречно владеющий приборами. Могу ли я положиться на вас, Ефимков, зная, что неверие в приборы помешало вам совсем недавно выполнить задание?
Ефимков покраснел еще больше.
— Было дело, товарищ генерал, — глухо уронил он. — Не на уровне я тогда оказался. Только после этого горького урока я многое понял и исправил.
— Что же вы исправили?
Зернов спрашивал требовательно. На какие-то мгновения их взгляды встретились: взгляд Зернова, пытливый, ощупывающий, и взгляд капитана, ясный, искренний.
— В детстве я увлекался голубями, товарищ генерал, — смело отвечал Ефимков, — и еще мальчишкой установил одну закономерность: если голубя не выпускать ежедневно в облет, он начинает жиреть и летает хуже. Со мной похожее происходило, только не оттого, что я мало летал, а оттого, что мало учился. Это большая ошибка в моей жизни, но, думаю, поправимая.
— Для человека, имеющего волю, понимающего, что значит честь советского офицера, — вмешался в разговор замполит.
Зернов сочувственно посмотрел на Оботова, будто хотел сказать: «Правильно».
— Но в чем гарантия, что вы справитесь, капитан, с таким полетом?
— Разрешите, товарищ генерал, — вновь заговорил Оботов. — Мы с командиром части все это время наблюдали за капитаном Ефимковым. Он сутками сидел за книгами, тренировался в работе с новой аппаратурой и лучше всех сдал зачет. Мне кажется, товарищ Ефимков действительно многое понял и многое исправил.
— Вы как думаете, Земцов? — повел бровями генерал в сторону командира полка?
— Замполит сказал правильно, — подтвердил Земцов. — Я верю, Ефимков способен выполнить задание.
— Я вложу в полет всю душу, — горячо сказал Кузьма Петрович.
— Тогда желаю удачи, — сдержанно улыбнулся генерал. — Готовьтесь. — Он крепко, пожал руку капитану.
Вечер. Снег падает на землю косматыми тяжелыми хлопьями. В центре аэродрома на бетонированной полосе рокочут снегоочистители. Медленно движутся в сумерках огоньки машин. У здания штаба двумя шеренгами выстроен весь личный состав части. Подполковник Оботов, уставший от беспокойно прошедшего дня, обводит взглядом строй. Глаза у него чуть порезывает, но лицо, похудевшее, заострившееся, выглядит бодрее и энергичнее, чем обычно.
— Товарищи офицеры, сержанты, солдаты! — в голосе замполита слышится волнение. — Помните, что сегодня вы будете выполнять особо ответственную задачу. Скажу больше — по своему значению эта задача равна боевой. Снегоочистители не справятся с расчисткой. Нужно каждому из вас проработать целую ночь, чтобы к утру аэродром был готов. Могу вас порадовать. Генерал принял решение на рассвете выпустить капитана Ефимкова в полет на розыски Мочалова и Спицына. Задача ясна?
И, как из одной груди, вырвалось многоголосое, уверенное:
— Ясна!
— Выполним? — возвысил голос Оботов.
И опять рванулось ему в ответ единодушное непреклонно-твердое:
— Выполним!
Заблестевшими глазами замполит обвел строй с левого до правого фланга.
— А теперь, — скомандовал он, — всем на расчистку! Командиры звеньев, два шага вперед. — Оботов отлично знал аэродром и минут за пять определил каждому звену объем работы. — Старший лейтенант Цыганков будет руководить эскадрильей, — прибавил замполит, — а его звеном во время расчистки приказываю командовать лейтенанту Пальчикову.
Когда все разошлись, Пальчиков приблизился к Оботову. Замполит строго на него посмотрел.
— А вы почему медлите, лейтенант? Команда для всех подана.
— Разрешите обратиться, товарищ подполковник… — Тяжело вздохнув, Пальчиков сжал пальцы в кулаки, потоптался, потом порывисто поднял голову, и в глазах появилась решимость. — Товарищ подполковник, завтра погода будет такая же, как и сегодня. Вы сами летчик и знаете, что там, — лейтенант показал рукой вверх, — ни дорог, ни регулировщиков. Это шоферу хорошо — чуть не так, отвернул в сторону, расспросил куда ехать. А у нас при такой погоде ошибка в воздухе — знак равенства — гибель. У капитана Ефимкова — жена, ребенок… Разрешите мне вместо него полететь. Я все свои знания, все умение вложу, чтобы Бориску Спицына и майора найти. Поговорите с подполковником Земцовым. А?
Пальчиков с надеждой глядел в глаза замполиту, стараясь по глазам узнать, что у него на душе. А на душе у Оботова было хорошо. И хотя стояли они почти вплотную, подполковник шагнул к лейтенанту и крепко потряс ему руку.
— Спасибо, Пальчиков! Верю, что смелый вы и храбрый офицер. Только лететь вам не придется.
Пальчиков разочарованно отступил.
— Подождите, не расстраивайтесь, — подбодрил его замполит. — Во-первых, решение на полет Ефимкова принял не Земцов, а сам генерал. Во-вторых, генерал ни за что не послал бы Ефимкова, если бы не был убежден в благополучном исходе полета. А как по-вашему, в кого он должен был больше поверить: в Ефимкова, летчика с огромным опытом, или в вас?
— Конечно, в Ефимкова…
— Вот и правильно. Идите и трудитесь как следует на расчистке. Ведь и от этого зависит успех завтрашнего полета. А если уж понадобится повторный вылет в горы, даю слово, что доложу о вашем желании.
— Спасибо и за это, товарищ подполковник! Разрешите идти?
— Действуйте.
Лейтенант круто повернулся и почти бегом бросился на свой участок. Его звену предстояло расчищать снег вокруг зачехленной ефимковскои «двойки». Пальчиков схватил широкую деревянную лопату, с силой вонзил ее в сугроб.
— А ну, пошевеливайтесь! — буйно крикнул он сержантам. — Кто будет хорошо работать — тому увольнение в город обещаю. С девушками танцевать будете. А тому, кто плохо, рекомендую скипидар в качестве ускорителя… Взялись!
Механики ответили на шутку смехом, и работа пошла живее.
Через полчаса Пальчиков разрешил сделать пятиминутный перерыв на перекур, чтобы люди не утомились преждевременно. Опершись о лопату, он стоял у истребителя Ефимкова и с тоской наблюдал, как безжалостная метель заносит только что расчищенную площадь.
— Ну, дьяволы-архангелы! — выругался Пальчиков, грозя кулаком в небо. — Все равно с нами не справитесь. Десять, двадцать раз пройдем, а к утру все в ажуре будет.
— Товарищ лейтенант, разрешите обратиться, — услышал он позади себя хрипловатый голос. Пальчиков быстро обернулся.
— А-а, Железкин! — произнес он почему-то обрадованно.
— Так точно, товарищ лейтенант. Сержант Железкин. Прибыл из краткосрочного отпуска!
Пальчиков протянул ему руку и ощутил крепкое пожатие узловатых пальцев механика.
— Ну, как мамаша?
— Спасибо, товарищ лейтенант, — словоохотливо начал Железкин. — Все обошлось. Как приехал, свез ее в областную поликлинику. В районе у нее рак подозревали, а вышло, что опухоль незлокачественная. Профессор операцию делал. Пошла на поправку. Так что спасибо, — еще раз поблагодарил он, тронутый тем, что Пальчиков, командир не его экипажа, задал такой вопрос.
— Вы когда приехали?
— Прямо с вокзала. Зашел в казарму — там никого, кроме дневального. Он мне и рассказал все про майора Мочалова и лейтенанта Спицына. — Железкин вздохнул. — Скажите, где мне лопату взять, товарищ лейтенант?
— А вы не устали с дороги?
— Да что вы, товарищ лейтенант! У Железкина сил много. Какая усталость, раз такое дело!
Минуту спустя Железкин уже отбрасывал от самолетной стоянки снег.
Ветер не унимался. Небо, темное, беззвездное, смешалось с землей. Подполковник Оботов поглядел на светящийся циферблат ручных часов: половина одиннадцатого. Он пошел против ветра спиной вперед в ту сторону, где под руководством Цыганкова работали летчики, техники и механики мочаловской эскадрильи. Ветер мешал идти. Оботов с теплым чувством думал про свой разговор с Пальчиковым. «Эх, Паша, Паша, — обращался мысленно замполит к самому себе, — а все-таки до чего жалко, что ты сейчас не летаешь. Если бы ты летал, ты бы тоже, подобно этому пылкому лейтенанту, просился на розыски. Разве нет?»
Оботов повернулся и пошел вперед, навстречу метели.
Было около полуночи, когда Григорий Цыганков заехал домой, чтобы выпить стакан горячего чаю и снова возвратиться на расчистку аэродрома. Старший лейтенант устал, ныли мышцы рук, казалось, даже позвоночник был наполнен тупой болью. Он подумал о Валерии: встанет или нет? За последнее время между ними установились какие-то странные отношения. Почему-то жена стала задумчивой, молчаливой. Несколько раз Григорий пытался решительно с нею поговорить, но Валерия перебивала:
