Петр Замойский - Лапти
«Будет что рассказать ребятам и девкам…»
— Окружком партии! — выкрикнул кондуктор.
Петьке не хотелось сходить. Так бы проехал еще хоть немножечко.
И долго смотрел вслед автобусу, долго завистливо вздыхал, все повторяя: «Вот бы в деревню хоть на денек».
Если бы Петька не был взволнован, он бы сильно оробел, войдя в кабинет секретаря окружкома партии, но сейчас держался смело, будто бывал здесь каждый день. Поздоровавшись, уселся против стола и улыбнулся. Улыбнулся, глядя на молодого красивого парня, и секретарь.
Петька, не дожидаясь расспросов, сам принялся рассказывать о делах своего села, о том, зачем они сюда приехали. Секретарь, услышав фамилию Петьки, спросил:
— Случайно, не родственник Сорокина Степана?
— Родственник, — ответил Петька. — Где он сейчас?
— Директором совхоза в Самарском округе.
— Передам его родным, — не моргнув, ответил Петька и, чтобы перевести разговор, похвалился: — А я сейчас на автобусе прикатил. Качает, как в зыбке…
Секретарь засмеялся.
— Первый раз я. Эх, в деревню бы машины эти!..
— Подожди, скоро и в села пойдут автобусы. Только дороги там…
— Аховые! — согласился Петька.
— Сначала починить их надо. Или новые проложить.
— Правильно! — вновь согласился Петька и обещал:
— Будет и новый тракт. Отъездили по старым дорогам, поломали оси и колеса. Э-эх, только бы скорее, скорее!..
— Что скорее?
— Колхозы скорее везде организовать. Медленно дело идет. И литературы по этому совсем мало. Почитать нечего.
— Правда твоя. Да, кстати, — вдруг вспомнил секретарь, — вот я получил одно интересное письмо от товарища из района. Он тоже торопится. Желаешь прочитать?
— Если можно.
Секретарь вынул из письменного стола письмо, напечатанное на машинке, и подал Петьке.
В письме кто-то жаловался:
«Да, наш округ сильно отстал от коллективизации, главным образом потому, что пущено было на самотек. Голая агитация бесполезна. Делом надо агитировать. Одной из сильных мер агитации я считаю: на собрания крестьян надо приглашать членов из какой-нибудь крепкой артели. Вот пусть они расскажут, как у них поставлено дело и как изживаются все недоразумения, которые волнуют крестьян. Кроме того, надо экскурсии посылать в образцовые артели.
Мне еще хочется поговорить о добровольности организации колхозов. Дело тут что-то не совсем так. Ведь все равно, рано или поздно, а сельское хозяйство сплошь будет коллективизировано. Вопрос весь в сроках. Так вот эти сроки надо как-то сократить. Я сторонник некоторого, если можно так выразиться, побочного воздействия. Надо создать такие условия, что, кроме колхоза, никаких путей для сельского хозяйства нет и быть не может».
Петька окончил чтение, положил письмо и задумался.
— Ну как, товарищ Сорокин, — кивая на письмо, спросил секретарь, — согласен с такой установкой?
— А что ж, — решительно начал Петька, — я согласен. Конечно, пропаганду надо усилить, но только одной ей ничего не сделаешь. Без нажима не обойтись. Упорист мужик. Сватаешь, сватаешь в колхоз, а он топырится. И нянчись с ним, уговаривай. Но нажим не сторонкой, не побочный, а прямой. Подобрать бедноту, середняков и поднапереть на них. Ведь для их же пользы стараемся! Они после сами спасибо скажут. А раз такое дело, я стою за нажим…
— И плохо делаешь, — перебил секретарь. — Нет ничего вреднее для колхоза, как нажим. Это в тебе молодая кровь кипит. Повернуть мужика от единоличного хозяйства на коллективное — громаднейший труд. Мужику на опыте, на практике надо показать, что в колхозе ему будет выгоднее. Колхоз только тогда и будет крепким, когда крестьянин войдет в него не из-под палки, а добровольно.
— Это, может быть, и так, но кто же практику должен показать? Кто первые? И пока мы уговариваем одних, остальные разбегутся. И совсем никакой практики не будет.
— Ага! Боишься, разбегутся? А группы бедноты? В каждом колхозе надо создать ядро из бедноты, которое было бы колхозной идеей проникнуто. Вот на это ядро и опираться надо и помнить, что партия в колхозы не играет. Коллективизация — столбовая дорога к социализму. Поэтому и ты и другие не правы, что нужно вовлекать насильно. Дело гораздо сложнее. Действовать надо осторожнее.
Дверь распахнулась, и с красным от волнения лицом вошел Алексей.
— Что ты… такой? испуганно бросился к нему Петька.
— Отказали! — выпалил Алексей.
Поздоровался, и спокойно продолжал:
— Издевательство какое! Все проваливают.
— А в чем дело? — спросил секретарь.
— Высчитали, будто дефицитная затея. Врут, чтобы им пусто было. Свои интересы блюдут. Хочется инженера к нам для обследования прислать.
— Пусть шлют.
— А в какую цифру это нам въедет?
— Неужели только потому и отказали?
— Спросили еще, как строить будем. Подряд им сдадим или хозяйственным способом. Конечно, говорю, хозяйственным. Дешевле обойдется. Они и нос в сторону.
— Позвоните им, — обратился Петька к секретарю.
Задребезжал телефон. Не в пример разгоряченному Алексею, секретарь спокойно заговорил:
— ГЭТ?.. Председателя. Говорит секретарь окружкома. Да… У вас только сейчас был техник по вопросу электрификации. Он просил дать заключение, вы отказали. В чем дело?.. Почему явно убыточное?.. Ну, это строительство с хвоста, а не с головы. Перспективы не видите… Материал доставьте мне. Верю, верю… Только это ничего не значит…
— Так же, как говорил, спокойно положил трубку, долго молчал.
— Что говорит? — не вытерпел Алексей.
— Не берут ответственности. Если не верят им, пусть обратятся в Главэлектро ВСНХ.
— Это мы и без них знаем, — произнес Алексей.
— А материал я запросил от них. Рассмотрю сам.
Петьке жаль было Алексея. Он раскаивался, что оставил его одного на съедение этому старику.
— Ладно, не горюй, — весело проговорил Петька. — Дело мы сдвинем с места!
— Бюрократическая штучка! — задергал бровью Алексей. — Но мы этого так не оставим. В случае чего — прямо в Москву.
— Обязательно, — утешил Петька. — И я с тобой. Я теперь тебя одного не оставлю. Вдвоем мы живо оборудуем. Ты — слово, я — слово.
Потом снова обратился к секретарю:
— В Сельхозбанк мы просили бы вас позвонить. Мы туда подали смету на плотину с мельницей. Сами еще не заходили, но лучше будет, если позвоните.
— Звонить я не буду, а напишу.
Директор прочитал записку и сказал, что смета скоро будет рассмотрена и на место пришлют извещение.
— Что же мы ответим мужикам? — спросил Петька, когда они уселись в вагон.
Алексей посмотрел в окно, долго молчал, потом вздохнул.
— Сказ простой. Будем строить плотину и мельницу, а о динамомашине придется хлопотать через Москву.
И под мерный стук колес, под убаюкивающую качку вагона хорошо думалось Петьке, как они объединят всю Леонидовну в большой колхоз, как разобьют поля на широкие полосы, организуют бригады и как после довольны будут мужики, когда увидят, что их в самом деле звали не в болото к лягушкам, а к хорошей жизни.
— А шоссе мы построим. Обязательно построим, — шептал Петька, привалившись спиной к перегородке. — Построим шоссе, выложим камнем, утрамбуем, и пойдут по этому новому тракту автобусы… А на автобусах будем ездить мы из колхоза в колхоз по делам, а в дни отдыха тронемся в Дубровки, вроде на прогулку… и, конечно, с гармошкой.
В избе у Прасковьи, понуро обхватив руками голову, сидел Афонька. Увидев вошедших Алексея с Петькой, он сердито, чуть не плача, закричал:
— Вот выбрали, чтоб вас…
— В чем дело? — удивился Алексей.
— Хозяин по шее намотал. И сундучишко мой с барахлом выбросил. Вот он под ногами валяется. Говорил: зря в список включили меня. Хозяина надо было спросить. Да еще выгонять с собрания его заставили. Ровно на смех.
— Испугался! Э-эх ты, батра-ак! «Хозяин по шее намота-ал!» А ты что же думал, расцелует тебя твой хозяин? Подожди, не того еще жди от него. Он тебе первому враг. Пора понять.
Афонька полагал, что Алексей начнет утешать его, уговаривать, глядь — ругается. И еще ниже опустил голову. Но Алексей уже более мягким голосом спросил:
— Из-за чего же у вас сыр-бор вспыхнул?
Афонька, глядя на свои подшитые валенки, поведал:
— Поручили вы мне взять в комитет все мельницы, я и давай. С кого первого? С хозяина. И ведь, черт он толстый, добром я его уговаривал: «Отдай, мол, время такое», а он мешалку в руки: «Сколько тебе? В какое место?» Карпунька с кулаками. Вышвырнули меня, сундучишко вслед.
— И ты струсил? Эх ты, трус.
— Я трус? — вскинулся Афонька. — Это я — трус? Я завтра же у него все опечатаю. Я все его проделки знаю. В кулаке он у меня, только молчу. А ну-ка ответь: кому сдает гарнец? Коопхлебу? Вре-от, в Алызево на базар возит. А с дранки куда? А сколько дохода с чесалки? Я ему покажу, я ему уважу! И этому Хромому Степке попадет! Он узнает, как пишутся ведомости на гарнец! Я нашел концы. Я…
