Екатерина Шереметьева - Весны гонцы (книга первая)
— Ну, пусть пососет ментол, это же помогает! — одними губами говорит Зина, держа на ладони коробку с драже.
— Да не успеет, пауза малюсенькая, — раздраженно шипит Джек.
— Ну, выплюнет перед выходом. — Олег берет у Зины коробочку и скрывается за радиатором по другую сторону сцены, куда сейчас должен выйти Женя.
Диалог Миши и Глаши идет отлично и принимается отлично — молодцы! Новый выход Жени зал встречает бурей. Женя уже не кричит, бедняга совсем охрип. А играет всё-таки здорово.
«Ох, а я-то как буду?» — с тоской спрашивала себя Алёна. Она уже совсем готова, но сейчас ещё предстоит трансформационный трюк: кончится «Предложение», и Мишка должен мгновенно преобразиться из старика Чубукова в восемнадцатилетнего Алексея. Все готовятся. Вот и Марина появилась с наглаженной рубашкой для Алексея… Другому она бы не помогла, но за собственного мужа — мещанка — в огонь и в воду!
На сцене и в зале все шумнее. «Предложение» благополучно идёт к концу. Женькин голос хоть и хрипло, но звучит. Вот Миша — Чубуков громогласно приказывает: «Шампанского! Шампанского!»
Занавес задёрнут. Плеск аплодисментов, смех, стук, возгласы…
Миша срывает на ходу усы и парик. Олег помогает ему снять пиджак, рубашку, толщинку. Алёна в это время густо намазывает вазелином потное Мишино лицо.
Публика весело шумит, по взрывам аплодисментов слышно, когда артисты выходят кланяться…
— Это неправильно, что поклоны без тебя, — обиженно замечает Маринка.
Ей никто не отвечает. Миша в одних трусах свирепо стирает с лица грим: все стоят вокруг, готовые помогать.
— Мое мнение, что после Чехова нельзя играть «В добрый час!», — все так же ревниво говорит Маринка. — Публика исхохоталась, а тут ей — лирику.
— Скажи, чтоб ещё покланялись, потянули, — нервно обращается Миша к Алёне. — Ужас, жара чертова! Вытрите кто-нибудь спину — взмокла!
Сцена обставлена. Алёна прошлась по ней, всё осмотрела, проверила. За кулисами Миша уже натягивает брюки, а Олег пудрит его.
Над кабиной появилась озабоченная Зина:
— Можно объявлять?
— Валяй, только подлиннее, — разрешил Миша.
У Алёны заледенело в груди. До сих пор она всё время была чем-то занята, беспокоилась о других, теперь — за неё… В последний раз она оглядела себя — последний раз попудрилась, взяла сумочку.
— Сейчас мы вам сыграем две сцены из пьесы Виктора Розова «В добрый час!», — четко и звонко начала Зина.
Алёна влезла на ящик и встала у выхода. На противоположной стороне сцены у занавеса стоял Данила-«универсал». Он внимательно смотрел на неё и, встретясь глазами, одобрительно улыбнулся и подмигнул. С той же стороны на сцену поднялись Олег и Миша. У выхода в полутьме мелькнуло растерянное, с расплывшимся гримом лицо Жени. «Как-то у него с голосом?»
— …Галя Давыдова — Елена Строганова, — донеслось со сцены.
Алёна облизала пересохшие губы.
— Не волнуйся, публика чу́дная, — зашептала Глаша. — Выглядишь здорово. Ни пуха тебе…
— К черту!
— Ни пуха ни пера! — зашептала Зина, спускаясь за кулисы.
— К черту, — Алёна сжала её теплую руку.
«Неужели всю жизнь всегда вот так леденеть, умирать от страха, как на первом экзамене?..»
— Вот уж за кого ни капли не волнуюсь, — где-то в глубине, за радиатором, зашипел Джек, — у Елены обаяние бешеное.
«Ой, может, и вправду?» — мелькнуло у неё в голове, и в эту минуту закряхтел занавес.
Тихо в зале, тихо на сцене. Прошуршала страница, перевернутая Олегом — Андреем.
— «У тебя нет такого ощущения, что мозга под мозгу подворачивается?»
«Начали, — стукнуло сердце Алёны. — Хорошо. Олежка сам такой — без тормозов, настоящий Андрей. Все идет хорошо. Ох, кажется, Мишка тянет. Скучный же он в этой роли, ещё Лиля говорила… — В зале кто-то кашлянул. — Случайно? Ой, закашляли!»
Зина прижалась сзади к Алёне, с беспокойством, еле слышно спросила:
— Рассусоливает?
Алёна кивнула в ответ.
— «Подожди, Галина придёт, куда-нибудь съездим», — сказал Андрей — Олег.
Зрители опять затихли. Даже смешок прошел после слова Алексея: «Отобью».
Вот уже совсем близко выход Галины. Мишка опять словно воз везёт.
— Покрепче возьми темпоритм, — озабоченно посоветовала Алёне Зина.
Алёна только плечами пожала: рада бы!.. Она привычно взмахнула сумочкой и двинулась на сцену.
— «Мальчики, как дела?»
Мгновение, ослепленная прожектором, она ничего не видела, но слышала обострившуюся тишину и всем телом ощущала, с каким вниманием устремились на неё тысячи глаз.
— Ух ты какая! — смачно и озорно протянул трескучий тенор из дальнего ряда.
— Подходящая, — поддержал другой голос.
Их оборвали, снова тишина. Олег — Андрей восхищенно говорит: «Ты сегодня шик, блеск, нарядная!»
И Алёна — Галя, осматривая себя в зеркале, начинает рассказывать, как загляделся на неё «бледный, в очках — типичный отличник». её хорошо слушают и верят, что на неё можно заглядеться, она понимает, что верят. Она же под гримом красивая и, может быть, правда обаяние? Становится легче. Голос звенит и переливается, тело свободно, до чего же радостно чувствовать себя красивой, всем нравиться. Всё делается легко, всё тебе позволено, и всё выходит по-новому, даже внутренние монологи меняются!
Андрей ушел, Галя осталась вдвоем с Алексеем.
— «Ну, развлекай!» — почему-то прикрикнула она, и это показалось ей удачно, и она хлопнула Алексея по плечу и встала перед ним, показывая, какая она.
— Хваткая! — одобрительно заметил кто-то в зале.
Миша — Алексей стал отвечать хмуро, и Алёне показалось, что внимание зала ослабевает.
— «Во-первых, я хорошенькая…» — при этих словах ей почему-то понравилось притопнуть, и она была уверена, что это хорошо. Миша — Алексей говорил с ней тоже по-новому, но как-то грубо (нет, отвратительно он играет эту роль!). Алёна — ей всё было легко сейчас, — чтобы смягчить его грубость, засмеялась. Смех лился удивительно звонко. Мишка уже не мешал ей, она неслась, как под парусом. А вот Мишка, слава богу, уходит, и сейчас любимый разговор с Олегом — Андреём…
— «Что тут делали?» — спросил он.
— «Подумаешь, какой классный наставник выискался!» — И Алёна неожиданно для себя опять засмеялась.
— «Кто?» — почему-то сердито воскликнул Олег.
— «Твой двоюродный». — Алёна снова засмеялась, заметила недоумение в глазах Олега, подумала: — «С чего это я?» — но её уже «занесло», и она продолжала посмеиваться, чувствуя, что разговор идет необычно… То ли хорошо, то ли плохо? Не поймёшь… И она вдруг рассердилась, раскричалась и обрадовалась выходу Алексея: это уже конец первой сцены.
— «Поехали в Химки купаться!» — сказал Олег — Андрей.
Пополз, будто хрюкая, занавес, заплескались аплодисменты. Может быть, всё хорошо?
Молниеносно меняется реквизит, убираются книги и тетради, Глаша с Женей выносят чайный прибор, Зина перед занавесом неторопливо поясняет содержание этих сцен из разных актов.
Алёна с Олегом расставляют чашки. Он не глядит на неё, лицо злое, на нём всегда всё сразу отпечатывается. На Алёну накатывается беспокойство, она вдруг чувствует, что неблагополучна её Галина.
— У меня… в норме? — робко спрашивает она.
— Сильва-Марица, «смотрите здесь», — возмущенно фыркает Олег. — Нахально хохочешь… И ногами… В чужой квартире… — Взглянув в глаза, он внезапно пугается: — Нет, ничего страшного… Не скисай…
Из-за занавеса за кулисы пробегает Зина, и занавес открывается.
Кажется, что тысячи глаз смотрят теперь осуждающе. Алёна уже не сомневается: играла позорно плохо. «Не надо навязываться зрителю, демонстрировать себя, даже если вы очаровательны» — как можно было забыть эти слова! Как смела завалить Лилину роль!
«Нет, только не думать о постороннем», — приказывает себе Алёна, стараясь побороть слезы и неприятные мысли. Первые реплики она проговаривает механически. Овладеть действием ей помогает Олег — за грубоватыми шутками Андрея она чувствует его желание загладить обиду, ободрить её. Алёна спорит с ним, как Галя, отстаивая свое право тревожиться, огорчаться:
— «Он не только равнодушен… но иногда просто груб».
В словах Андрея: «Он мне сказал, что отобьет тебя у меня» — Алёна слышит, что Олег успокаивает её, он словно говорит — все в норме, не скисай!
Она благодарно целует его, но ни за что больше не даст себе занестись, чтобы опять шмякнуться — хватит. Да и нечего ещё радоваться, может, Олег — Андрей ошибся?
Миша играет эту сцену лучше первой, с ним стало удобнее… А может, это она сама?..
Аплодировали им долго и горячо. Но, выходя кланяться, Алёна не смела поднять глаз: не заслужила аплодисментов. И ничего не исправишь, хоть кричи всем: «Я играла отвратно, но я могу, я буду лучше!» Им-то какое дело? Они другого не увидят.
