Федор Панфёров - Волга-матушка река. Книга 2. Раздумье
Члены бюро как-то невнятно рассмеялись: до них еще не дошла значимость сказанного Акимом Моревым, что и подтвердил, как всегда резко и откровенно, Александр Пухов:
— А чего тут фордыбачиться? Искренне упоминают ваши высказывания, Аким Петрович, а вы чего-то… Будто девица на выданье.
И все присутствующие, конечно, кроме Сухожилина, подумали: «А в самом деле, чего ради первый секретарь обкома ломается?»
Паузу нарушил скрипучий голос Сухожилина:
— Девица? Слон, а не девица! Не видите, хвост на спину закинул.
— Фу! — фыркнул Александр Пухов. — Нет-нет, да и сморозит Гаврил Гаврилович. Экое отколол! Хвост на спину. Да, кстати, у слона хвост — закорючка, до спины не достанет.
Наступила напряженная, перед боем, тишина.
— Видите ли, — чуть погодя заговорил Аким Морев, подыскивая слова и усмиряя в себе гнев на Сухожилина. — Видите ли, товарищи, похвала и лесть тесно переплетены… И то и другое вредит нашему брату. Вы знаете, как похвала, особенно лесть, уродовала некоторых даже больших людей, вселяя в них манию величия, а отсюда вытекала нетерпимость к критике: «Что хочу, то и делаю: я гений». Вот что порождают похвала и лесть. Я, конечно, хвост на спину еще не закинул, но могу… И прошу вас, оберегите меня от такого поступка.
А вот сейчас Николай Кораблев назвал Акима Морева педагогом, и у секретаря обкома на душе снова зашевелилось сладенькое.
— Ведь на бюро, Николай Степанович, договорились не хвалить друг друга, — недовольно произнес он.
— Прошу прощения, Аким Петрович, но это от чистого сердца.
— Верю, но не надо об этом. Согласился Ларин строить жилища из красного камня — и чудесно.
— Но ведь вы-то его похвалой сломали?
— Во имя дела!
— А разве я вас назвал педагогом не за дела? — возразил Николай Кораблев, даже обидевшись.
— В тупик меня загоняете. Но, право же, не надо об этом. Есть такая поговорка: «Если тебя всюду начинают расхваливать — остерегайся».
— Позвольте-ка, Аким Петрович. Ну, а чем же вы намереваетесь оплачивать человека за хороший труд, за хороший поступок? Когда мой сын хорошо выполняет школьную работу, я ему говорю: «Молодец. Замечательный мужик будешь!» А по-вашему — молчи? Или, например, рабочие выполнили задание — хвалим, и те довольны, гордятся. Не выполнили — черепаху им преподносим…
— Там другое дело. Но и там чрезмерной похвалой мы порою портим даже передовых рабочих-новаторов. У вас на автомобильном был Зломов. «Метод Зломова» — так писали во всех газетах и на всю страну, и… Зломова не стало: сначала зазнался, с рабочими перессорился: «Вы мне не указчики». И остался один, как голый человек на пустынном острове. Дальше дорога известная: спился и прочее. Так ведь, Николай Степанович? И в этом виноваты мы: вовремя не заметили, как похвала стала разъедать душу Зломова.
— Допустим, что это перехлест с нашей стороны, — возразил было директор автомобильного завода, молниеносно припомнив ряд подобных случаев. Хотел еще что-то сказать, но Аким Морев перебил:
— Перехлест или недохлест — неважно. Но если похвала портит таких людей, как рабочий Зломов, то нашего брата, имеющего власть, она прямо-таки калечит. До нас с вами областью руководил Малинов. Не того выбрали? Допустим, что так. Да. Это так, в чем я еще раз убедился в колхозе «Партизан». Но вдобавок Малинова вместо того, чтобы жестоко критиковать, на каждом перекрестке славословили. Бюст Малинова красовался в окнах магазинов. Да мы бы с вами от стыда сгорели, если бы увидели свои распрекрасные бюсты! А Малинов видел и не сгорал. Мало того: лично утвердил проект своего бюста и из государственного кармана отпустил сто пятьдесят тысяч рублей «на размножение».
— Да неужели лично?
— Мне недавно показали собственноручную резолюцию Малинова. Почему он решился на это? Славословили его на каждом перекрестке и вбили в голову, что он гений областного масштаба. А вы, мои друзья, и меня похвалой хотите превратить в подобного урода! — вдруг неожиданно и зло закруглил Аким Морев.
— Да что вы! — воскликнул Николай Кораблев. Он опять хотел возразить, но Аким Морев снова перебил:
— Лучше расскажите, как живет Татьяна Яковлевна.
— Пишет. Большое полотно «Оборона Приволжска». Знаете, когда приехала в Приволжск, она посмотрела на развалины города и зарыдала. Спрашиваю: «Что с тобой?» — «Вижу всех», — только и ответила. Друг она мне, Аким Петрович.
— Да-а. Друг, — задумчиво произнес Аким Морев, и губы у него сжались, а на скулах забегали желваки.
Николай Кораблев понял, что своим искренним и хорошим хвастовством разбудил в секретаре обкома какую-то внутреннюю боль, и осторожно заговорил:
— Красивый вы мужчина, Аким Петрович. Опять похвала? Но ведь вот иногда смотрю на вас и завидую.
— Чему? Урод, что ли, вы?
— Урод не урод, а завидую. И порою думаю: зазря пропадает в вас мужицкая сила.
Аким Морев деланно засмеялся:
— Первую попавшуюся женщину ласкать не умею. И об этом тоже бы не надо, Николай Степанович. Впрочем, признаюсь: мне тяжело. Очень. Встретил было… Влюбился. Да и сейчас люблю.
— И что же? — с живостью спросил Николай Кораблев.
— Да вот… Ночевала тучка золотая на груди утеса-великана… Так-то.
— В прямом смысле ночевала? — Николай Кораблев, оценивая, посмотрел на его широкую грудь.
— Нет. Не в прямом. А умчалась в прямом.
— Умчалась? От вас? Не верю. Простите за нескромный вопрос: не Синицына ли? Елена Петровна? Я кое-что слышал.
Аким Морев долго молчал и, только когда машина пересекла по мосту Сухую речку, пронеслась освещенной утренним солнцем, утопающей в зелени улицей городка автомобильного завода и уже приближалась к домику Николая Кораблева, сказал:
— Да, Елена Петровна… Ну, до свидания, Николай Степанович.
— Нет! Что вы? — торопливо и даже как-то перепуганно запротестовал тот. — Да разве я так могу? Сунул руку и поехал! Позавтракаем. С Татьяной Яковлевной поговорим. Не об этом, конечно. Что вы! — Но глаза его утверждали: «Именно об этом с ней надо поговорить: умеет она врачевать подобные раны».
Акиму Мореву было невыносимо тоскливо и тянуло побыть в семье, хотя бы и чужой. И он согласился.
Татьяна Половцева работала наверху, в мастерской, когда Николай Кораблев и Аким Морев, раздевшись в прихожей, вошли в столовую, где их встретил лобастый паренек, сын Николая Кораблева, тоже Николай, и очень похожий на отца.
— Аким Петрович, — стараясь подражать отцу и так же, как отец, косо протягивая руку, заговорил Коля басом, но к концу сбился на тоненький голосок. — Ждал я вас, Аким Петрович… и терпение лопнуло.
Аким Морев промолчал, ожидая, что еще скажет Коля, а тот вопросительно смотрел на него карими глазами, по-детски ясно блестевшими.
— Почему ты ждал Акима Петровича? — вмешался Николай Степанович, нависая над сыном.
— Отбили вы у нас папу, — серьезно, по-взрослому сказал Коля, безнадежно разводя руками. — И не знаем, что делать.
Аким Морев удивленно пожал плечами, а Николай Кораблев захохотал:
— Ух ты, какой! Сразу с упреком. Ну, иди к себе, а мы тут позавтракаем. Иди, иди, малышка, — легонько подталкивая сына в другую комнату, говорил Николай Кораблев, подмигивая Акиму Мореву. А когда Коля скрылся, добавил: — Татьяна Яковлевна на днях за завтраком сказала в шутку: «Отбил тебя у нас Аким Петрович». Заседаем ведь по целым ночам. Ну вот Коля и подхватил. Идите умывайтесь, Аким Петрович. А я позову Татьяну Яковлевну.
Вытирая лицо и руки полотенцем, Аким Морев слышал, как Николай Кораблев говорил:
— Понимаешь, Танюша, какое дело… А мужик он хороший.
Выйдя из ванной, Аким Морев поздоровался с Татьяной, мельком отметив, как она похорошела; стала тоненькая, как девушка, что, казалось, сделало ее выше ростом, но глаза все те же — серые, обрамленные густыми ресницами, и, главное, та же улыбка, располагающая к откровенности.
— Работаете, Татьяна Яковлевна? — спросил он.
— Да. — И Татьяна залилась звонким веселым смехом. — Забралась в такое… и… и не знаю, как выкарабкаться: человек я даже вот на столечко не военный. — Она показала кончик мизинца. — А пишу на военную тему. Садитесь, Аким Петрович. Я сейчас подам третий прибор, и будем завтракать. А то ведь изголодались мои работнички, — говорила она, все так же смеясь и посматривая то на мужа, то на Акима Морева. — Работнички! Ой, работнички! — И с этими словами скрылась на кухне.
На душе у Акима Морева личного накопилось так много, что теперь, за столом, это личное вдруг прорвалось, как иногда прорывается подземный источник. И он подробно рассказал о том, как впервые встретился с Еленой, как у них складывались отношения, как провели ночь у стога и почему потом не смог выехать к Елене. Рассказал он и о последнем телефонном разговоре, уже краснея.
