Лидия Вакуловская - 200 километров до суда... Четыре повести
— Шур, тебе что, нездоровится? — спросила ее Маша. — Совсем ты у нас бледненькая и дохленькая стала.
— Я здорова, — нехотя отозвалась Шура. — Замерзла…
— Ты с этим не шути, сходи в поликлинику, — поддержала Машу Катя. — Я ведь тоже замечаю: худеешь и худеешь.
— Отстаньте, говорю — замерзла, — ответила Шура, и голос ее задрожал, как дрожат голоса от холода.
Не могла же Шура сказать девчонкам, что с ее болезнью в поликлинику не ходят. Болезнь ее называлась «Алик Левша» и точила остро-остро Шурино сердечко.
С тех пор, как Шура танцевала с Аликом вальс и танго, очарованная и самим Аликом и его вниманием к ней, прошло много времени. Но с тех пор Алик больше не замечал Шуру, а ухлестывал за Катей и слал Кате по почте письма с намеками и без намеков на свою горячую любовь. Девчонки хохотали, читая вслух письма, Катя поджигала ими дрова и крепко спала по ночам. А Шура по ночам плакала в подушку и чахла на глазах у девчонок. И Никто из них не знал, отчего такое происходит с Шурой.
2
В районной газете появилось сразу два объявления:
«МОРСКОЙ ПОРТ ПОСЕЛКА КАМЕННОЕ СЕРДЦЕ ОБЪЯВЛЯЕТ ПРИЕМ НА КУРСЫ КАПИТАНОВ КАТЕРОВ И МОТОРИСТОВ БЕЗ ОТРЫВА ОТ ОСНОВНОЙ РАБОТЫ.
ПРИНИМАЮТСЯ ЛИЦА, ИМЕЮЩИЕ СРЕДНЕЕ ОБРАЗОВАНИЕ. СРОК ОБУЧЕНИЯ 6 МЕСЯЦЕВ.
ОБРАЩАТЬСЯ К ГЛАВНОМУ КАПИТАНУ ПОРТА».
И второе:
«С 1 ДЕКАБРЯ ПРИ АВТОБАЗЕ РАЙЦЕНТРА ОТКРЫВАЮТСЯ КУРСЫ ШОФЕРОВ, БЕЗ ОТРЫВА ОТ ПРОИЗВОДСТВА.
СРОК ОБУЧЕНИЯ 6 МЕСЯЦЕВ, ПРИНИМАЮТСЯ ЛИЦА, ИМЕЮЩИЕ ОБРАЗОВАНИЕ НЕ НИЖЕ 7 КЛАССОВ.
ОБРАЩАТЬСЯ В ОТДЕЛ КАДРОВ АВТОБАЗЫ».
Три дня подряд, как только наступал обеденный перерыв, Валя, Катя и Маша отправлялись в порт к главному капитану, как требовало того объявление в газете, и не находили там не только самого капитана, но и вообще ни одной живой души.
Порт словно вымер. Печальным сугробом высился в серых сумерках дня домик диспетчерской — из сугроба выглядывали лишь двери и крыша, с наблюдательной вышкой на ней, облепленной снегом. На дверях висел разбухший от инея замок. Такими же пышными пирогами лепились замки к дверям складов к мастерских. Ветер гонял по пирсу хвостатую поземку, швырял ее с причальной высоты на впаянные в лед баржи и катера, пышно оплетенные кружевами мороза.
— Когда же здесь работают? — недоумевали девчонки и ни с чем возвращались к концу перерыва на свой объект, то есть в баню.
На четвертый день они обнаружили в порту живую душу — старика в тулупе, подпоясанном стальной проволокой. Неуклюже согнувшись в своем мешке-тулупе, старик тюкал топориком, прорубая в сугробе ступеньки на крышу диспетчерской.
Почему он не мог подняться на крышу покатым сугробом и зачем понадобилось ему долбить ступеньки, было абсолютно непонятно.
— Щас какая работа тут может быть, когда увесь флот малого каботажа на прикол поставлен? — разгибаясь, ответил весело старик на вопрос девчонок, где работает капитан порта и как его найти. — Щас окромя меня сюды носа никто не кажет. Вот февраль придет, день подлиньшает, тогда ремонтники закопошатся. Тогда и капитан объявится. А щас вон его дом, туда ступайте, — старик махнул рукавом тулупа в сторону сопки, под которой, пыхтя дымом, опятами жались несколько домиков. И добавил: — Ежели про меня чево спросит, скажете, мол, старик на месте, лично с ним говорили.
Сторож был краснощекий, круглолицый, с обвислыми белыми усами, клубничным носом, смешливыми глазами и уж очень похожий в своем тулупе и лопоухой шапке на Деда Мороза с новогодней открытки.
Девчонки распрощались с веселым сторожем, бегом побежали к сопке.
Главный капитан порта Петя Алферов топтался у крыльца на лыжах — то ли вернулся с лыжной прогулки, то ли собирался отправиться. Вид у капитана был щеголевато-спортивный: крепкие ботинки на меху, ярко-голубые брюки, плотно облегавшие мускулистые ноги, короткая оленья куртка, и двустволка поперек спины.
— Где живет капитан порта? Здесь живет. Я капитан. А в чем дело? — ответил он незнакомым девушкам, неожиданно появившимся подле дома.
На девушках были заляпанные краской ватники, и Петя Алферов догадался, что они не кто иные, как маляры.
Девчонки переглянулись — капитан оказался не таким, каким представлялся. Он был почти их ровесник, это придало им смелости. Они гуськом двинулись по тропке к крыльцу.
— Понимаете, мы прочли в газете объявление, — начала было Валя, но Алферов тут же перебил ее.
— Понимаю, — отчего-то весело сказал он. — Вы примерно пятидесятые, кто приходит ко мне поступать на курсы. А курсов-то никаких нет.
— Как нет? — удивилась Катя. — Ведь объявление же!
— Объявление есть, а курсов не будет. Уважаемая газета допустила ляп: наше прошлогоднее объявление тиснула. У них это бывает, — охотно рассказывал Петя Алферов, отстегивая ремни крепления. Он высвободил из лыж ноги, подошел поближе к девчонкам и продолжал: — Но если бы, девушки, и были курсы, я бы вас все равно не взял.
— Почему? — Катя обиженно прикусила губу и умоляюще уставилась на Петю, точно в эту секунду решалось, быть ей или не быть капитаном катера.
— Потому что море у нас коварное, штормит всю дорогу, надо баржи таскать, а буксиры в шторм жи-ик — и нету. Тут мужчины не выдерживают, не то что ваш нежный пол.
На губах Алферова, играла улыбка — похоже, ему доставляло удовольствие растолковывать девчонкам столь простые для него, но неведомые им истины. И с той же, улыбкой он продолжал:
— Вообще же, курсы у нас работают, но это, как бы вам сказать, наши внутренние курсы. Учатся ребята, которые приехали осенью по комсомольскому набору.
— Мы тоже приехали, — с достоинством заметила Валя.
— А-а, то-то я смотрю, где-то вас видел, — дружески кивнул Алферов. — Но что поделаешь — людей у нас достаточно, даже перебор некоторый.
Алферов проводил девчонок до калитки, вернее, до зубчатой верхушки штакетной калитки, выглядывавшей из крепкого снежного наста, посоветовал не печалиться, попрощался, и девчонки в расстроенных чувствах поплелись в поселок.
— А он симпатичный, — сказала Маша уже после того, как они в молчании миновали порт.
— Ничего особенного, — ответила Катя.
— Задавака он, — сказала Валя.
Вечером Валя, Катя и Маша сидели в жаркой конторке автобазы. Кадровик, лысый дядечка, начисто простуженный, с горячечным румянцем на бугристых щеках беспрерывно чихал, то и дело прикладывал к распухшему красному носу платок, деликатно сморкался и говорил примерно то же, что и Петя Алферов:
— Видите ли, девушки… А-а-пчхи!.. Извините… — Он тыкался носом в платок. — Работа — каторга. Трасса — не приведи бог. Перевалы, ущелья, зимой пурги, летом… И-и… А-а-пчхи-и!.. Вот напасть! Извините… Женщин мы не берем. Случается, мужчины не выдерживают… Аа-а… а-а-пчхи!.. Ну что ты будешь делать?.. — Кадровик поспешно выхватил из ящика стола сухой носовой платок.
— У вас, наверно, температура? — сочувственно спросила Валя.
— Есть, — кадровик забросил в рот таблетку, огляделся в поисках, должно быть, графина с водой, но графина не оказалось. Он, морщась, разжевал таблетку, проглотил и пожаловался. — На куропаток ходил в выходной — в трещину провалился, будь они прокляты. — Он снова звучно и протяжно чихнул, извинился и спросил: — Так вы меня поняли, девушки?
Катя вдруг шмыгнула носом, захлопала ресницами, и из глаз ее в два ручья потекли слезы.
— Вот мы какие несчастные, — всхлипывая, проговорила она. — Никуда нас не берут… Это же несправедливо. Ну что вам жалко взять нас на курсы?..
Катя обливалась слезами и жалобно канючила, а Валя с Машей изумленно уставились на нее, не понимая, что это с ней произошло. Больной кадровик расчувствовался. Он дважды подряд чихнул, поспешно сказал:
— Ну вот, разве можно так расстраиваться?.. Так и быть, зачислю вас на курсы. Потом посмотрим: может, любительские права дадим, может, на местных перевозках используем. Завтра несите заявления.
Обрадованные таким поворотом, девчонки поспешили попрощаться, дабы кадровик не передумал и не изменил решения.
— Зря ты расплакалась, — упрекнула на улице Валя Катю. — Что он теперь о нас подумает?
Катя рассмеялась:
— А чем его иначе проймешь? Я думала-думала и решила зареветь. Я в школе в драмкружке лучше всех плакала.
— Неужели ты нарочно? — не поверила Маша.
— Конечно. Надо только вспомнить в эту минуту что-нибудь печальное. Я вспомнила, как нашего соседа хоронили. Такой хороший человек был и ни с того ни с сего умер от сердца. На елку дома игрушки вешал, и вдруг это случилось. Представляете, все Новый год встречают, а у них похороны.