Тамада - Хабу Хаджикурманович Кациев

Совсем рядом раздалось урчание автомашины. Жамилят сошла на обочину. Мимо промчалась полуторка. В кузове сидела женщина. Над дорогой повис клуб пыли.

Машина затормозила шагах в ста, у развилки: одна дорога шла к аулу, а другая вела на высокогорные пастбища. Женщина перегнулась через борт кузова, бросила на обочину порожнюю корзину и ловко слезла, наступив на заднее колесо. О чем-то перемолвилась с шофером. Грузовик поехал по дороге на пастбища, а женщина подняла корзину и, вглядевшись в подходящую Жамилят, вдруг быстро пошла навстречу.

— Салам, Жами, — сразу и не признала.

— Салам, Аминат! — обрадованно воскликнула Жамилят, узнав подругу детства. — Как я рада! — Они обнялись. — Я так рада видеть тебя, Аминат!

— Э кыз[4], как поживаешь?

— Все хорошо, Аминат. Откуда ты?

— Ездила в Баксан. Кое-что купила детишкам — ведь скоро зима. Я тебя, когда на машине ехала, заметила. Неужели, думаю, Жамилят? Почему пешком? Гляжу, а это ты и есть. Вчера с твоей матерью повстречались, разговаривали. Все ваши, слава аллаху, живы-здоровы. Обижаются, что давненько ты не была, а ты и приехала.

— Спасибо за хорошие вести.

— Э кыз, как так можно? Столько времени к родным не кажешься.

— Так ведь я весной приезжала. Разве забыла?

— Э кыз, сколько воды утекло с тех пор!

— Что же мы тут стоим? Пойдем, по дороге поговорим, — спохватилась Жамилят.

— Как твои дети? — спросила Аминат, когда пошли. — Сын Ахмат как? Перешел в следующий класс?

— Уже в десятом.

— А Нажабат? Замуж отдавать не собираешься?

Жамилят улыбнулась. Было странно слышать, что дочь ее, Нажабат, — невеста. Но ведь это действительно так!..

— Так она еще только на втором курсе, рано ей.

— Хорошие у тебя дети, э кыз.

Снова улыбнулась Жамилят. Приятно, когда хвалят твоих детей. Ведь они — частичка тебя самой. Нажабат — «невеста»! Правда, никто из парней, кажется, за ней не ухаживает, но ведь это до поры до времени. Сын, Ахмат, — тоже взрослый. Очень самостоятельный мальчик. С такими взрослыми детьми теперь куда легче, чем десять лет тому, — теперь они сами о себе позаботятся, да и о матери тоже.

— Ты к нам надолго, э кыз?

— Нет. Я сюда с партийным поручением. Думаю, завтра домой вернусь. Ну, как вы тут поживаете?

— Клянусь аллахом, работаем не покладая рук, а почти ничего не зарабатываем. Может, есть что-то такое, чего мы, селяне, не понимаем... Почему так получается? А я думаю, вот почему. Взять хотя бы нашего председателя Али... Он ведь слова дельного не скажет — только и слышишь — кричит на всех. Да и пьет он изрядно. А кто у Али в помощниках? Мужики дельные разъехались от него, а вокруг всякие случайные дружки крутятся. Я бы таким не только важные в колхозе посты, своего бы ишака не доверила!

Не впервые слышала об этом Жамилят. Во время войны и оккупации коллективное хозяйство было разорено дотла, село разграблено. С тех пор прошло восемь с лишним лет, но колхоз не стал на ноги.

— Думаю, все образуется, Аминат. Скоро. Очень скоро.

— Э кыз, твоими бы устами да мед пить!

Салман давно куда-то скрылся. А Аслижан все стояла во дворе фермы. Обида душила ее. Нелегка вдовья долюшка — всяк, кто в брюках, обидеть горазд. Кабы муж был жив!.. Разве стояла бы она сейчас, глотая слезы. То-то и оно... Высоко подняв голову ходила бы. Но он не вернулся, ее Мурад, с войны, как и десятки других мужчин из аула. Равная у нее судьба с Аминат: у той тоже муж с войны не вернулся. Но в одном завидно — у Аминат двое детишек, для них живет. А вот ей, Аслижан, бог детей не послал. Может, потому не послал, что прожила с мужем уж очень недолго — полгода всего. Ни мужа, ни детей. Как яблоня пустоцветная. А что впереди? Чего ради на белом свете жить? Только и осталась одна отрада в жизни — работа, в которой забываются все горести. Но кому прок от работы на этой ферме?.. Почему так: лучших мужиков война прибрала, а такая дрянь, как Салман, по земле целехонькой ползает? Если бы жив был муж, разве осмелился бы Салман приставать? И слова бы резкого сказать не посмел! Надо наконец пойти в правление и заявить: или пусть уберут его, или их с Аминат переведут на другую работу... Но вряд ли председатель даст ему отставку. Салман увивается возле него, как собака...

Аслижан взглянула на дорогу. К ферме шли две женщины. Одна из них, кажется, Аминат. Она! Вернулась из Баксана. А кто же с ней? Туфли на каблуках, оранжевая косынка... По одежде видно — городская.

Аслижан вытерла полотенцем глаза и пошла навстречу.

— Что случилось, э кыз? — заметила Аминат покрасневшие глаза подруги.

И Аслижан, словно ждала этого сочувственного вопроса, расплакалась навзрыд.

— Ну-ка скажи, что стряслось?

— Салман... Он меня до того довел!.. В пору хоть иди топись.

— Вот видишь, Жамилят, нет нам никакого покоя от этого Салмана. — Аминат обняла вздрагивающие плечи подруги. — Успокойся. Отольются ему когда-нибудь наши слезы. А слезами делу не поможешь. Нужно в правление идти. Обеим. Пусть Али куда хочет, туда и убирает этого, прости аллах... Салмана.

— Да кто он такой, Салман? — поинтересовалась Жамилят.

— Наш заведующий птицефермой. Ты его не знаешь, э кыз. Он недавно приехал жить в наш аул. А ты, Аслижан, знаешь ли, кто это? — Аминат кивнула на спутницу. — Неужели нет? Тогда познакомлю. Это моя подруга — Жамилят. Вместе росли. А теперь она в Нальчике живет. Большой там начальник. Не чета нашему Салману.

— Здравствуйте, — Жамилят протянула руку Аслижан.

— Здравствуйте, — смущенно улыбнулась та. — Я вас в первый раз вижу, но я про вас слышала. Много хорошего слышала. И от Аминат, и от других. Вы ведь когда-то в нашем селе жили. Вы меня не помните, я тогда маленькая еще была, а жили мы тогда далеко от аула, там, где пасе ка была. Вы помните, где она была?

— Конечно, помню.

Жамилят огляделась по сторонам. «Да... — подумала про себя, — как же можно было довести ферму до такого запустения?»

Простившись с женщинами, она пошла к ждавшей