Весна Михаила Протасова - Валентин Сергеевич Родин
Михаил вскинулся, поглядел на деда с острым любопытством и тревогой.
«Неужели Вера?! Конечно! Ведь она Калистрату внучка! Значит, приехала… Приехала, приехала…» — зачастило в голове Михаила.
Не думал он, не ожидал, что так обрадует его это известие, и тут же спохватился: «Не надо бы с ней встречаться! К чему теперь?!»
Михаил поднялся, поспешно закурил, и дело, из-за которого он пришел сюда, вдруг отодвинулось куда-то далеко, исчезло. Но он все же машинально спросил:
— Значит, договорились, Калистрат Иванович?
— Само по себе, договоримся. Да ты сиди! Чего всполошился? Вон у меня водица поставлена. Сейчас бросим пельмешки, отужинаем. Я ведь один-то не могу ее пить, треклятую, а в компании, как-никак, одолеваю…
За беседой Калистрат недоглядел за плитой, и теперь там что-то забурлило и окуталось паром.
— Ах ты, будь я неладный! Вода-то кипит! Сейчас мы, сейчас…
Смешно махая руками, он поспешил к плите. Дверь в это время распахнулась, и Михаил увидел Веру.
Глаза ее остановились на Михаиле в удивлении и замешательстве. Справившись с собой, она натянуто улыбнулась:
— Миша? Как ты здесь?.. Вот уж не ожидала…
Присевший было Михаил снова вскочил, пальцами смял, затушил горящую сигарету и сунул ее в карман.
— Здравствуй, Вера! С приездом тебя… — хрипло сказал он и стал ерошить волосы.
Несколько секунд Вера развязывала узел шали и, склонив голову, из-под полуопущенных ресниц внимательно и серьезно смотрела на Михаила. Но секунды эти показались ему очень долгими. И когда она наконец сняла шаль, пальто и стремительно, гибко изогнулась, чтобы повесить одежду на вешалку, Михаил с невольной ревностью подумал, что против Веры его жена Галя — смешной и жалкий цыпленок. Прошло всего четыре года, а как Вера неузнаваемо повзрослела, похорошела.
— Просто удивительно, что ты здесь! — уже спокойно проговорила она, и Михаил не понял, рада Вера этой встрече или недовольна.
6В Центральном на заседании партийного комитета слушали начальника соседнего с Ургулем Пихтовского лесопункта. Дела там шли плохо, и вскоре всем стало ясно, что апрельский план пихтовцы не дотянут. Распутица есть распутица: учитывая это, члены парткома были не очень строги к начальнику Пихтовского лесопункта.
Андрея Никитовича спросили, сколько он даст вывозки леса сверх того, что Ургульский лесопункт уже сделал. Надо же выручать соседей.
«Задание выполнили, а теперь еще соседей выручать?! На тебе столечко, да полстолечко, да четверть столечко… Как в сказке. Чтобы уж совсем не пошевелиться… Из-за этих заданий все подготовительные работы к сплаву заваливаю, а ведь не скажи — бесполезно…» — подумал Андрей Никитович и молчал так долго, что секретарь парткома вновь спросил:
— Так как же, Андрей Никитович? Надо бы выручать пихтовцев по апрелю. Слов нет, месяц сложный, но и ответственный…
— Будем возить, сколь дорога позволит, — с неохотой ответил наконец Андрей Никитович. Сказано это было так, будто он был нездоров или очень устал…
Возвращался Андрей Никитович домой в первом часу ночи и, хотя до Ургуля полсотни километров, просил шофера не торопиться и ехать помягче. Надо беречь себя. Он был доволен, что сдержался, не оказался в плену мимолетного душевного порыва и не выступил на заседании партийного комитета. В его теперешнем положении не следовало обострять отношения с директором. Пока в леспромхозе не знают, что в Ургуле недостает двадцати тысяч кубометров леса, и об этом следует умолчать, еще раз прикинуть, за счет чего эту недостачу можно снизить. Привычное дело, и не первый год случалось — подзавысили объемы, контроль ослабили. Хлыст дерева можно по-разному измерить: и чуть побольше, и чуть поменьше кубометров написать. Как посчитаешь нужней — государству или бригадиру для заработка. Вот и получается такой волнистый учет: то набежит, то убудет. Давала о себе знать и постоянная пересортица леса, когда от долгого хранения качественные бревна превращаются в гнилые дрова. Кроме Андрея Никитовича, о недостаче знал и бухгалтер лесопункта, который не в меньшей доле отвечал за такие дела, но он тоже будет молчать, пока они вместе не найдут выход.
«Снова придется ловчить при сплаве, списывать на «утоп», на «собнужды», завышать остатки, подгонять… — думал Андрей Никитович. — Хотя и трудновато теперь да и недостача велика, но как-то надо выкручиваться…»
Было время, когда Андрей Никитович работал как бог на душу положит: выдали план — и ладно. Нынче совсем по-другому — работай да оглядывайся повнимательнее, чтобы то не нарушить да другое, чтоб кого бы не задеть, куда бы не оступиться… Прошлым летом Андрея Никитовича оштрафовала пожарная инспекция, а позже едва отписался по замечаниям санитарной комиссии. Закон об охране природы недавно принят тоже не для проформы. В Ургуле дела всеми статьями под Закон об охране подпадают: лес губят, реку засоряют, а теперь вот и недостача…
7Встретив откровенно-восторженный взгляд Михаила, Вера простодушно, неслышно рассмеялась и этим беззвучным смехом стала Михаилу еще милее. У него от радости заныло сердце, он ответно улыбался, успокаивал себя:
«Что в этом плохого? Случайно встретились… Не бежать же, как мальчишке…»
Под напором Калистрата Михаил снова оказался за столом.
На вишневого цвета платье Вера повязала бабкин передник, занялась у плиты с пельменями, поставила на стол рюмки.
— Мечи, Верунька, сюда все, что есть, не токо бабке Настасье гулять, — смеялся и подбадривал Калистрат внучку, а когда она отходила, мел бородой стол и довольно приговаривал:
— Ит хлопотунья, ит егоза крученая… Ну вылитая бабка Настасья! Уродится же так! Этими днями прямо исшпыняла меня: все ей работу подавай.
Вера принесла капусту, нарезала хлеба — глаза опущены, делала все молчаливо и с какой-то вынужденной покорностью. Это
