Когда налетел норд-ост - Анатолий Иванович Мошковский
— Какой может быть улов, если караель дует! — сказал звеньевой Емельян Унгаров — крепкий, жилистый, шумный. Его карие глаза так и сверкали на худом загорелом лице.
«Чуть не карамель», — мелькнуло у Павлика. Об этом же подумал и отец: он тут же спросил у звеньевого. Оказалось, что «караель» на местном наречии — северный ветер. По просьбе отца Унгаров назвал несколько ветров: пурьяс — с моря, абазия — южный, запад — с запада, восток тоже с моря, но дующий пониже пурьяса…
С минуту Павлик не решался взять хлеб. Потом осмелел, отломил от огромного нарезанного на куски каравая — того самого, который они вчера привезли, — ломоть, положил, как и другие рыбаки, возле себя на тщательно выскобленный стол. Покончив с ухой, потянулся ложкой к тазу с горой разваренной рыбы и стал вытаскивать маленькую рыбешку, придавленную большущими рыбинами.
— Смелей, смелей, — сказал Унгаров, — вот тебе севрюжина, — он положил в Павликову миску половину большой рыбы с темными ромбами на боках. — И в саламур макай, вкусней будет, — Унгаров показал на мисочку с какой-то жидкостью.
— Иначе тузлук, раствор для соления рыбы, — уточнил отец, — так по-нашему, по-северному, будет.
Унгаров сидел против Павлика, ел не торопясь, тщательно обсасывал косточки и аккуратно складывал их возле себя.
— Ноне плохо, — сказал он, — муть сверху прошла, да и ветры дуют не те, на юшку не всегда поймаем. Что уж там сдавать на пункт! Вчера взяли полтонны сардели, а она ведь с мизинец.
Рядом с Унгаровым сидел Витька. Склонив голову, он молчаливо ел: выбирал из таза крупные дольки севрюги и широкие куски камбалы. Витька был все в той же ковбойке, и узкие, острые, точно прицеленные глаза его исподлобья посматривали на рыбаков.
Когда рыбы в тазах осталось мало, все стали стучать ложками об стол, требуя чая. Чай закипал в огромном закопченном чайнике, подвешенном на проволоке над костром, обложенным камнями, — очаг был недалеко от стола, в затишке. Павлик тоже хотел для порядка стукнуть ложкой, хотя, честно говоря, не очень-то наелся. Вдруг чья-то рука, словно прочитав его мысли, навалила в его тарелку целую гору синеватых скумбрий, вкуснейшей барабульки — Павлик ел ее в Гурзуфе — и еще каких-то мелких, но очень нежных рыбешек. Павлик охотно все это съел. Потом он пил густейший чай с сахаром вприкуску — класть в кружку постеснялся. Однако никто этого не заметил и не бросил в его чай сахар.
— Спасибо, — сказал Павлик, но так тихохонько, что никто и не расслышал, и он повторил погромче Унгарову.
— На здоровье. — Звеньевой встал из-за стола, тонкий в талии, подпоясанный куском рыбачьей дели, и пошел к мосткам с миской и кружкой.
Раздалось собачье тявканье, и три ушастых щенка зашныряли под столом, тычась мордочками в ноги и повизгивая.
— Нестор, накорми! — крикнул Унгаров, полоская посуду и ложку, выпрямился во весь свой небольшой рост, громко зевнул, кривя разинутый рот. — Ну а теперь спать…
Пока Павлик смотрел свои сны, рыбаки успели сходить в море на «подрезку» ставника, привезти и сдать на пункт рыбу, приготовить уху.
Кто пошел спать, кто в сторонке распутывал огромную, очевидно, привезенную на фелюге сеть, кто зачем-то тесал длинные колья. Серега, посвистывая, возился в машинном отделении фелюги, стоявшей у причала.
Когда стол освободился, был начисто вымыт горячей водой и высох, Витька разложил на нем свое хозяйство: точные весы с набором гирек в дощатом футляре, общую тетрадь — и вывалил из хлорвинилового мешочка кучку ставридок, барабулек и еще каких-то рыбешек. Потом принялся вскрывать их блестящим скальпелем. Он рассматривал внутренности, что-то аккуратно записывал в тетрадь.
Павлик не мог долго таить обиду, быстро забывал плохое, и Витькины насмешки на фелюге давно потеряли остроту.
Павлик встал коленками на лавку и локтями уперся в стол.
— Зачем это вы?
Лоб у Витьки был сосредоточен и хмур.
— Надо.
Больше он не сказал ни слова. Павлик не обиделся: да и можно ли обижаться из-за пустяков здесь, в Широком, в солнечный день, среди плавней и рыбаков!
Чуть попозже Павлик узнал от Верки, что Витька работает наблюдателем от экспериментальной базы Киевского института гидробиологии: ходит с рыбаками в море, выбирает и описывает для каких-то научных целей уйму морских рыбешек — мелкого частика. Работает в Широком и рыбовод из Киева, Женя, командированный сюда на две недели. Это и многое другое рассказала Павлику Верка возле ларька, где торговала ее мать.
Она только что сняла замок с обитой железом двери, ставню с окна и открыла ларек. На полках лежали ватники, коробки с печеньем, резиновые сапоги, детские книжонки с пестрыми обложками, банки с кукурузой и говяжьими консервами. У двери темнела высокая сырая бочка с сухим вином, а у стенки стоял столик с четырьмя табуретками.
Глаза Павлика остановились на конфетах в желтых обертках, он купил двести граммов «Яблучных» украинского производства. Угостил Верку, взял сам, и они пошли по мосткам, болтая.
— А где твой папа? — спросила Верка.
От слова «папа» Павлик слегка поморщился.
— Скрылся куда-то после завтрака.
— Скупнемся?
Павлик был не прочь. Вообще-то Верка с Марькой казались ему детским садом, хотя и были моложе его года на два, на три.
— Ты Игоря знаешь? — спросил он у Верки.
— А-а, это москвича, что в звене Тамона? Как же… Он рисует как будто художник. Меня нарисовал, когда я с кроликами возилась — ну хоть на стенку вешай. Ему бы на художника учиться, а он тут рыбу ловит… А что?
— Ничего… Он мой брат.
— Игорь? — У Верки вытаращились глаза, и она стала крутить пуговицу на сарафанчике. — А ты ведь и правда похож на него и длинный такой же… Ой-ой, мамочки! — вдруг завопила она не своим голосом и прижалась в испуге к Павлику.
В метре от них через клади быстро переползала черная змея. Ее тонкое чешуйчатое тело двигалось короткими толчками, и у Павлика все заколотилось внутри от страха и восторга: ни разу не видел он змей на воле!
Он стукнул палкой по доскам — гадюка убрала хвост и зашуршала где-то в траве. Павлик храбро бросился следом, заметил ее среди стеблей осоки и ударил палкой.
— Ах, гадкая! Ты от меня не уйдешь!
Верка чуть отошла от страха:
— Каждый день вижу их, а все боюсь… Да не махай палкой. Так не убьешь: ее на твердом можно убить.
На Веркин крик откуда-то набежали мальчишки и принялись искать у кладей змею, и Павлик понял: это у них, верно, что-то вроде игры.
Вдруг он увидел змею в воде. Быстро, мелкими зигзагами она плыла по желобу с выставленной над водой
