Георгий Черчесов - Прикосновение
Да, были в моей жизни срывы. Да, я плакал иногда в отчаянии. Но если говорить о том, думал ли я о выборе, когда началась война, то скажу одно: для меня было ясно, раз и навсегда, что на нас пошел войной лютый зверь и не жить мне с ним в мире. Когда мы присоединились к отряду, выходящему, как и мы, из окружения, и мне, и Волкову, каждому из нас думалось об одном, что сегодня мы вынуждены отступить, но придет час, и мы начнем гнать врага и уничтожать его логово… И потом, когда нам не удалось прорваться и догнать своих и мы принялись искать партизан, чтобы объединиться с ними, мысль эта крепла в нас. Вместе с партизанами мы стали бороться с врагом. А некоторым, как Зосиному братцу, казалось, что с Советами покончено, что надо искать новую силу, которая даст тебе право жить так, как ты желаешь. И ее брат связался с националистами.
Меня в эти сети не затянешь. Мне вот хорошо с Зосей, ж ей хорошо со мной, а люди мы разных национальностей, и у народов наших разные и обычаи, и язык… Но почему я не могу любить ее, а она меня? Почему? Глупости все это, что твердит ей Григорий. У всех народов есть хорошие и плохие люди. Волков вот мне дороже брата, и Нырко… Надо — я за них жизнь отдам. И они бросятся в огонь, если вдруг увидят, что людям грозит гибель. Надо, надо ей объяснить, что брат ее ошибается. И ведь волнуется Зося за меня, потому что любит? Но не теперь. Сейчас надо идти.
Пора, там ждут меня. А через два-три дня отпрошусь и вновь навещу ее, чтоб успокоить, поговорить с ней серьезно. Как я люблю эту приземистую хатенку! И ее хозяйку! Ну вот, плачет, отвернулась, не хочет обнять меня. Ну, в глаза хотя бы посмотри! Чего отворачиваешься? Рассердиться? Накричать на нее? Но женщины такие обидчивые! Не поймут, что сердимся мы тогда, когда на них не могут повлиять ни разумные слова, ни крепкие объятия…
Не смотришь в глаза мне. Боишься? Но чего? Или чем-то пригрозил тебе Гришка? Придет день, я с ним рассчитаюсь. Ну, дай мне взглянуть тебе в глаза, Зосенька! Не бойся, со мной не должно ничего плохого случиться. Не должно, пока ты со мной.
Не отворачивайся от меня, не показывай мне свою спину. Вот приду в следующий раз — и обо всем поговорим. Жди меня… Ну, пока, ухожу…
Глава пятая
… Сворачивая с дорожки, ведущей с огорода на едва заметную тропинку, Руслан оглянулся на хату… Зося не стояла в дверях, как обычно, дверь была прикрыта. Но зато окно широко распахнуто, и на подоконнике стояла горящая керосиновая лампа. Чего это она вдруг зажгла лампу? Плачем проводила, тоской обожгла… А впрочем, пойми этих женщин! Они, и поплакав, без всякого перехода могут пуститься в пляску.
Руслан шел поеживаясь. Было свежо. Намокли от вечерней росы брюки. Покидая Зосю, он всегда думал о ней. Только глаза привычно ощупывали кусты, да рука держала наготове автомат.
Гагаев пробирался вдоль плетня к лесу, улыбался сам себе, представляя, как Волков и Нырко встретят его. Они отпустили его в деревню, так как он сказал, что через знакомых разведает обстановку. И, спускаясь в ложбину, за которой начинался лес, Руслан еще раз оглянулся. Отсюда хата Зоей казалась еще неказистее, чем была на самом деле. Лишь свет лампы, видневшийся отсюда, говорил о том, что хата жилая, что в ней есть хозяин. Выстроившиеся следом за Зосиным жилищем дома чернели тусклыми окнами и казались покинутыми. Чудачка Зося, чем это она занялась в такую рань?
По ту сторону ложбины наверх вело засохшее русло речки. Оно было выложено камнями. Руслан внезапно споткнулся о корень дерева, чуть не выронил бидон с жидкостью. И в тот же миг над ухом прожужжала пуля. Тотчас вторая. Руслан, отбросив в сторону ношу, стремительно бросился вниз, на дно ложбинки. Больно стукнувшись, он замер, застыл возле пня… И тотчас же услышал предостерегающий голос:
— Погод ь!
Возглас относился не к нему — это Руслан уловил и, броском достигнув огромного валуна, спрятался за ним. Наверху зашуршали кусты, и он увидел осторожно высунувшуюся голову человека. Он всматривался вниз, выискивая Руслана.
Вскоре показалась голова второго.
— Где ж он? — спросил первый и осторожно стал спускаться, поводя стволом немецкого автомата из стороны в сторону.
Лица его Руслан теперь не видел. Скользя по склону горы, незнакомец стал спускаться в ложбинку. Руслан ждал, когда покажется и второй. Надо бить наверняка, уложить обоих… Они были так близко, что, покажись из своего логовища второй, Гагаев одной очередью уложит их. Но второй не выбирался наружу. Из куста, за которым он прятался, торчала винтовка. И вдруг второй выстрелил. Выстрелил, когда Руслан решил сменить позицию. Конечно, промазать с такого расстояния было не возможно. И то, что Руслан лежал в ложбине невредимым, было случайностью. Иногда спасает и то, что человек споткнулся. Второй выстрелил в тот самый момент, когда Гагаев споткнулся, делая перебежку. Это и помогло ему избежать пули. Но они решили, что он убит. Иначе бы вновь открыли огонь… Надо, быть предельно внимательным. Где же Волков и Нырко? Они должны быть метрах в пятидесяти отсюда. Почему они молчат? Они не из тех, кто скроется, услышав выстрелы. Они знали, что Руслан должен сейчас направляться к ним. И им ясно, что стреляют в него. Надо выждать… Первый спустился еще на несколько метров, он был уже совсем близко. Руслан услышал его дыхание и даже почувствовал, как тот повел носом, учуяв запах из баллона, брошенного Русланом. Потом он нагнулся. Больше нельзя было медлить. Через мгновенье он увидит Руслана…
Кто бы это мог быть? Они явно ждали его. Сразу, без предупреждения открыли огонь. Видимо, знали, в кого стреляли. И теперь каждый миг решал, кому же из них остаться в живых…
Вот незнакомец увидел разбитый баллон, толкнул его ногой и, проследив, как баллон пополз вниз, оставляя за собой свежий след, поднял голову, и взгляды врагов встретились… Оба замерли, и тут же Руслан нажал на курок… И еще не успел застыть навсегда в стекленеющих глазах незнакомца испуг и удивление оттого, что он увидел живым Руслана, еще его тело только начинало сползать на землю, а Гагаев уже поливал свинцом кусты, в которых прятался второй нападавший. И тотчас же над его ухом взвизгнула пуля. Руслан прижался к камню. Сбоку ему была видна голова человека, рухнувшего рядом с ним. Он будто бы смотрел на Руслана, но уже ничего не видел. С ним было покончено, оставался второй. Тот был в более выгодной позиции. Сверху легко просматривалось все пространство ложбины. И он мог прятаться в кустах. А внизу, кроме камня, не было никакого укрытия. Напарник убитого мог осторожно перемещаться, выискивая удобное место для выстрела. А Руслану достаточно было шелохнуться, чтобы получить пулю. Впервые ему стало не по себе из-за того, что он высок, широк в плечах. Разве спрячешься за таким невысоким камнем? Мороз пробежал по коже. Руслану казалось, что тот, второй, уже стоит над ним и целится. Гагаев шелохнулся и нажал на курок автомата. Длинная очередь скосила верхушки кустарника. «Ничего, — сказал он себе. — Еще посмотрим. У меня автомат, а у него винтовка…» Раздался выстрел противника. Пуля отбила кусок от камня, осыпав. Руслана крошками. Он покосился на выбоину, прикидывая, откуда, с какой стороны ударила пуля. Нет, его противник оставался на месте. Чего же он не перебирается влево? Что ему мешает? И тут до Руслана дошло: тому неизвестно, что Гагаеву трудно достать его. «А ведь может догадаться», — подумалось ему. И тотчас еще одна пуля щелкнула по камню. Надо лежать, лежать, лежать. И молиться, чтобы он не стал перебираться влево, оттуда снять Гагаева — плевое дело. Быстро светало. Шансы Руслана на спасение уменьшались с каждой минутой. Ноги затекли, двинуть ими он не мог. В спину упирался корень дерева. Руслан взглянул на мертвеца. Вдруг ему показалось, что он где-то встречался с этим парнем. Руслану видны были только голова и плечи да еще закинутая назад рука с ремнем автомата. Был он наверняка высок и силен. Лицо скуластое. Руслан был убежден, что где-то совсем еще недавно видел его. Но где, вспомнить никак не мог…
А что же Волков и Нырко? Неужто с ними беда? А может быть, эти двое были не одни? Может быть, они убили его друзей? Тогда не от кого ожидать помощи. Противник изредка посылал пулю за пулей в камень. Почему-то он больше ничего не предпринимал. Чем это объяснить? Перевернуться бы на живот. Тогда, может быть, Руслан что-нибудь увидит. А сейчас он словно слепой. Надо рискнуть! Надо обязательно перевернуться. Руслан дождался очередного выстрела, в одно мгновение перевернулся и теперь лежал ничком на земле. Последовавший тут же выстрел оказался на редкость неприцельным, пуля даже не щелкнула по камню.
Теперь Руслан не видел лица мертвеца, зато перед глазами маячила подошва его огромного ботинка. По размеру не трудно было представить гигантский рост мертвеца. Жить бы ему да жить, а вот лежит, распластавшись, и более ему не подняться…