Иван Виноградов - Плотина
А он уже закончил переговоры, положил трубку и, подперев голову сложенными руками, смотрел на молодых. Выражение лица его было странным, как будто он увидел вдруг нечто неожиданное. Ничего такого, чего не бывало здесь прежде, он увидеть, казалось бы, не мог, но вот все же увидел и поразился. Похоже, что жизнь, которую он знал давно и достаточно хорошо, преподнесла ему какое-то серьезное открытие.
Нужно было определенное время, чтобы освоиться со всем этим, и Николай Васильевич просидел положенные минуты молча, подпирая свою многомудрую голову руками. Молчали, ожидая его слова, и молодые.
— Пришлют тебе монтера, — сказал он наконец Жене.
— Так я пойду встречать? — спросила Женя.
— Встречай и привечай… А ты покажи мне теперь канцелярию, — обратился он к Юре. — Не запустили тут документацию?
— Старались не запускать, — проговорил Юра не очень уверенно, поскольку и в отсутствие «шефа» здесь сохранялось негласное распределение труда: Юра — по большей части на плотине, Гера Сапожников — с бумагами. Это подходило обоим по характеру, а Гера сверх того получал еще возможность посидеть лишний часок с Любой. В иные дни из-за таких гостеваний Любе приходилось потом оставаться после смены, чтобы подогнать свою работу, но тогда Гера оставался тоже и помогал ей…
— Ну что ж, проверим. — Николай Васильевич раскрыл лежавший на столе журнал производства бетонных работ.
Не сразу он вник в записи, сделанные торопливой рукой, малоразборчивым почерком. (Не умеют нынче молодые люди красиво писать, и научить их, наверное, уже некому, поскольку сами учителя такие же. Некоторые даже гордятся, что пишут неразборчиво, чуть ли не считая это признаком талантливости и совершенно не думая о тех людях, которым придется после них мучиться над каракулями.)
Не сразу вник и втянулся старый начальник в дело. Но когда втянулся, то посторонние мысли его уже не отвлекали и не смущали. А если вдруг прорывались в голову, он их отгонял, оттеснял. Никому не нужны они здесь, такие. Неподходящие они теперь для него. Хотя и грустно с чем-то дорогим расставаться, но если надо, так что поделаешь?..
— Когда вы только научитесь писать разборчиво! — проворчал он, закрывая журнал бетонирования и берясь за другой.
22Как будто специально на буйный нынешний праздник осени приехала в Сиреневый лог группа столичных ученых. Они работали по программе «Природа». Был в ее составе и один археолог, которого интересовали здешние рисунки древнего человека. Острогорцев поручил было заниматься этой делегацией своему заместителю Мих-Миху, как наиболее дипломатичному и наименее занятому в эти дни горячими делами стройки, но делегация настоятельно просила встречи на самом высоком уровне. И в большом кабинете начальника стройки (в отличие от малого, что находился в штабном домике в котловане) состоялась беседа.
Для начала Острогорцев привычно рассказал о стройке, ее особенностях и проблемах, затем ученые изложили свои задачи и цели, которые в общем сводились к тому, чтобы «отвести угрозу от флоры и фауны при затоплении обширных пространств искусственными водохранилищами…»
— Ну вот, одна из особенностей нашей стройки как раз в том и состоит, — с гордостью заметил тут Острогорцев, — что у нас не будет обширных затоплений. Высокий узкий каньон позволит нам накопить необходимые запасы воды за счет глубины, а не площади водохранилища.
— Да, но затоплен будет этот изумительный каньон, — грустно заметил один из ученых.
— Что-нибудь всегда оказывается под водой, — ответил Острогорцев.
— А не есть ли это варварство под видом прогресса? — вскинулась тут молодая экспансивная женщина, которую все в группе ученых называли просто Маришей.
— А что такое прогресс? — спросил Острогорцев.
Ученые не захотели отвечать на столь элементарный вопрос.
— Ну все же? Хотя бы в самом общем определении? — настаивал начальник стройки.
— В самом общем, — чуть снисходительно отвечала Мариша, — это все то, что полезно человеку и не вредно природе. Я имею в виду истинный прогресс.
— Вы электричеством пользуетесь? — спросил далее Острогорцев.
— Я согласна перейти на лучину, — отвечала Мариша.
— Но тогда пришлось бы повсеместно вырубать леса, чтобы наготовить столько лучины. Опять урон для природы.
— Ну это же несерьезно, слушайте! — воскликнула и сама поразилась своей смелости Мариша.
— Вот именно! — Острогорцев поставил первую точку в этом разговоре. И продолжал: — Серьезность проблемы состоит в том, что нам необходима — и во все возрастающих количествах! — электрическая энергия. Мы бьемся сейчас над тем, чтобы скорее пустить в дело хотя бы один энергоблок… Я уже рассказывал вам, что здесь для этого делается и как в эту работу включилась чуть ли не вся страна. Вы думаете, что мы затеяли весь этот деловой шум ради того, чтобы покрасоваться и получить премии за досрочный ввод объекта? Нет, друзья дорогие. Эти полмиллиона киловатт, которые начнет вырабатывать первый энергоблок, позарез нужны здесь, в регионе, — для тех новостроек, которые уже начаты и будут еще начаты, для совхозов…
— Это все понятно, — проговорила мудрая Мариша. Но ее остановил на этот раз руководитель группы, молодой и серьезный кандидат наук (как очень скоро выяснится, сын Глеба Тихомолова, того Тихомолова, с которым Николай Васильевич вместе служил в Германии, в Крыму и на Чукотке).
— Мы все говорим «понятно», когда слышим очевидные вещи, — продолжал, чуть раздражаясь, Острогорцев. — Но сами же и требуем разъяснения очевидных истин… Вот вы говорите здесь о науке, которая предвидит, прогнозирует, предупреждает. Как говорится, дай бог ей здоровья! А теперь вспомним, когда у нас особенно широко развернулось гидроэнергетическое строительство? Да как раз в то время, когда науке при быстром ее развитии понадобились новые, невиданные энергомощности. И если уж продолжить о гидроэнергетике в интересующем вас плане, так вот вам еще одна очевидная истина: «гэсы» работают десятилетиями, не выбрасывая в атмосферу ни одного грамма копоти или углекислоты. Попробуйте представить себе, что вся сегодняшняя электроэнергия вырабатывалась бы на тепловых электростанциях. Сколько копоти и сколько топлива!
— Ну это, конечно… — начала Мариша уже несколько в иной тональности.
— Короче говоря, я предлагаю вывести нашу беседу из острополемического буруна в русло плавного течения, — сказал Острогорцев. — Поймите, что ваши заботы мне не безразличны. Но я буду продолжать наращивать плотину, мы затопим всю проектную площадь, и так будет повторяться и на этой, и на других реках еще довольно долго — даже при успешном развитии альтернативных видов энергии. Ее теперь требуется все больше и больше, и остановки тут не предвидится… К лучине нам уже никак не вернуться, уважаемая Мариша! — галантно закончил Острогорцев.
— Меня очень волнует то, — заговорил после небольшой паузы руководитель группы Иван Глебович Тихомолов, — что вы не собираетесь вырубать леса на месте затопления. Тут, казалось бы, и хозяйственная и экологическая задачи совмещаются.
— В хозяйственном плане — невыгодно, — сразу ответил Острогорцев. — Технически — почти невозможно. Представьте себе: как транспортировать лес с этих скал? Наверху — сплошные горы и сопки, внизу — бурная река, уже перегороженная. Наконец, сам лес — непромышленный… Но почему это вас волнует? — спросил он Тихомолова. — В конце концов лес сгниет…
— В этом-то и беда.
— Тут может быть только один путь, — с обещанием гениального решения проговорила Мариша.
— Какой? — спросил Тихомолов, готовый ухватиться и за соломинку.
— Отдать лес японцам: они найдут, как его вырубить, как вывезти и как использовать. Они даже щепу используют.
Все вежливо поулыбались и продолжали молчать.
— Ну что же, какие будут еще ко мне вопросы и пожелания? — спросил тогда Острогорцев.
Тихомолов попросил показать им зону затопления.
— Мой катер — в вашем распоряжении, — тут же ответил Острогорцев. — С вами поедет кто-то из моих заместителей, так что и новые вопросы, которые возникнут, вы сможете задать ему.
Он явно «закруглял» беседу и откровенно посматривал на свои электронные часы.
— Сможем мы встретиться с вами перед нашим отъездом? — спросил Тихомолов.
— Если возникнет такая необходимость…
Было ясно, что он торопится.
Было понятно — куда.
На другой день вся группа прошлась по плотине, ученые кое-чему подивились, но не слишком, поскольку помнили о своем противостоянии всему этому бетонному могуществу. Неспокойная Мариша, которая была теперь в джинсовом костюме и такого же тона курточке с капюшоном, не могла удержаться от восторгов, когда глянула с плотины вверх по Реке.
