Нина Карцин - Беспокойные сердца
Он был настолько поглощен плавкой, что не видел, когда подошел Рассветов, и только после резкого окрика обернулся, сдвинув брови.
— Что у вас тут творится? Извольте объяснить! — потребовал Рассветов.
— Некогда. После выпуска, — бросил Терновой и дал команду вторично замерить температуру. То, что покажет сейчас стрелка прибора, волновало его куда больше, чем разнос, который собирался учинять ему Рассветов.
И тот понял это. Отложив разговор до более удобного момента, он посторонился, давая дорогу рабочим, и тут увидел Савельева. Директор, видимо, пришел другой дорогой.
— Полная анархия в цехе, — раздраженно сказал ему Рассветов. Было ведь запрещено варить опытную плавку. А у них свои собственные законы: что хотят, то и делают.
— Что, плавка уже забракована? — перебил Савельев.
— Нет еще. Похоже даже, что ему удастся дать номерную марку. Но не в этом дело. Кто просил мастера Тернового лично распоряжаться?
— Видимо, он не мог иначе — я так это понимаю. Вы подумайте: молодой человек берет весь риск на себя. Значит, не легкомыслие толкает его. А посмотрите, как он руководит плавкой!
— Ему следовало бы оставаться сталеваром, — фыркнул Рассветов.
— Вы шутите, Виталий Павлович? — настороженно повернулся к нему Савельев, и Рассветов понял, что далеко зашел.
— Конечно, шучу. Но меня удивляет другое, Григорий Михайлович, почему вы так покровительствуете этим авантюрам? Уже второй месяц мы не можем быть уверены, дадим сегодня номерную сталь или нет. Такое напряжение нервов не оправдывается получаемыми результатами.
— Но ведь факт остается фактом: флокены почти исчезли.
— В известной степени вы правы. Но какова опасность увеличения других пороков? Вам известно, что в номерных сталях появились крупные неметаллические включения. Они, естественно, связаны с методом легирования в ковше, который практикует Виноградов. И мы рискуем оказаться в очень неприятном положении.
— Волков бояться — в лес не ходить.
— А во имя чего нам затевать все это? Чтобы доцент Виноградов написал новый труд?
— Пусть пишет. А мы внедрим его открытие на заводе. Отменим замедленное охлаждение, сократим срок выполнения заказов, — сказал Савельев, щуря глаза то ли от яркого света, то ли от желания подразнить своего заместителя.
— Наши инструкции обеспечивают выпуск металла достаточно высокого качества. И если бы тот же Терновой прилагал для их неукоснительного выполнения такое же рвение, как и для этих опытов, не понадобилось бы звать на помощь варягов.
— Н-да… Нет бога, кроме Аллаха, и Магомет — пророк его… — без всякой видимой связи с предыдущим сказал Савельев.
Рассветова больно стегнула эта шутливая фраза. Он ее отлично понял. От ненависти стало трудно дышать, он чуть не скрипнул зубами. Но он не ушел, а продолжал стоять, потому что и Савельев не ушел, а направился к Виноградову.
— Дмитрий Алексеевич, — услышал он доносящийся словно издалека голос директора, — не забыли? Завтра в пять собираем технический совет. Будем слушать ваше сообщение о ходе опытных плавок.
Виноградов согласно наклонил голову. В это время к ним подошел Терновой и коротко доложил:
— Все в порядке. Плавка готова к выпуску, химический анализ нормальный, температура тоже.
Виноградов без слов пожал руку Терновому. И сразу спало напряжение, все задвигались, заговорили, послышался смех, а вертевшийся неподалеку Баталов восхищенно воскликнул:
— За шесть часов двадцать минут плавку дал! Эх, Александр Николаевич, и что ты из сталеваров ушел?!
Он хотел было похлопать Тернового по плечу, но встретил такой взгляд, что разом изменил намерение и без надобности поправил головной убор.
— Трудно работать по новой технологии? — спросил Савельев у Виктора.
Тот, счастливый, гордый, ответил независимым басом:
— Кому, может, и трудно, а мы и не такое освоим.
Уловив знак мастера, дал команду «на выпуск». Эта минута вознаградила его за все волнения.
Лучики смешливых морщинок сбежались к глазам Савельева.
— Орел? — кивнул он в сторону Виктора, обращаясь к Терновому.
— Толковый парень. Только учить надо.
— Я слышал, вы сами взялись за обучение новой технологии?
— Что я могу один сделать? Просто разъясняю, чтобы им понятна цель была.
— А вам-то самим она понятна? — не удержался от подковырки Рассветов.
— А что же не понять? Когда борешься со старым — всегда ясно, — не без вызова сказал мастер.
Виноградов, почувствовал, что беседа приобретает слишком острый характер, поспешил вмешаться и спросил Савельева, не хочет ли он взглянуть на выпуск стали.
— Голубчик, Дмитрий Алексеевич! — засмеялся директор. — Вряд ли эта сталь отличается по внешнему виду от любой другой. Это уж пускай поэты описывают «золотые потоки». А нам нужны результаты испытаний. Так не забудьте — завтра в пять.
Виноградов кивнул и пошел в газовую лабораторию дать Марине указания о подборе материалов. Он еще не успел взяться за ручку, как дверь порывисто распахнулась и навстречу выбежала Зина Терновая, вся в слезах, прижимая к лицу платок.
— Что у вас произошло? — строго спросил он у Марины. Красная от гнева, она слегка дрожащими руками собирала осколки стеклянного сосуда. Ей помогала возмущенная Женя Савельева. Вторая лаборантка с испуганным и виноватым видом водила пальцем по трубкам прибора.
— Что случилось, Марина Сергеевна? — повторил Виноградов, не получив ответа.
— Ничего особенного, кроме ежедневной халатности лаборанток, — подняла Марина лицо, выражение которого плохо вязалось со спокойным тоном. — Я вынуждена буду подать докладную начальнику лаборатории. Уже не в первый раз я замечаю, что пробы несвоевременно переносятся в сухой лед, определения водорода производятся небрежно, ни на один результат нельзя положиться. Куда годится такая работа? Пришлось поговорить с ними серьезно.
Как Марина «говорила» с лаборантками — можно было только гадать по ее выражению — злому, почти свирепому. Виноградов, разумеется, не мог знать, да никогда и не узнал бы, что произошло в действительности.
Марина несколько раз подмечала, что Зина небрежно относится к своим обязанностям. Ей тяжело было разговаривать с женой Тернового, она боялась, как бы та не перевела разговор в мещанскую склоку, и до поры до времени мирилась с промахами, исправляя их сама. Но, глядя на Зину, начала отлынивать и вторая лаборантка. На замечания Марины обе стали огрызаться. При горячем характере Марины долго это продолжаться не могло. Началось с пустяка. Зина разбила сосуд Дьюара. На замечание Жени она ответила дерзостью. Марина вспыхнула и потребовала извинения.
— Вот еще, извиняться! Что я такого сказала? — вздернула Зина нос. — За гроши на коленках ползать? Захочу — и уйду, не больно нуждаюсь.
— Чем скорее — тем лучше. Будет работать тот, кто нуждается.
— Вот, вот, чтобы тебе было удобнее с мужем моим шашни разводить! А то люди слепые, ничего не видят?! Бесстыжие твои глаза! Ученая, а мужа от жены отбиваешь!..
Зина залилась слезами.
Никакие соображения благоразумия уже не могли остановить теперь Марину.
— Да как вы смеете говорить такие вещи? — топнула она ногой. — Это вам везде грязь чудится, так вы, пожалуйста, не вмешивайте сплетни в деловые отношения! Я долго терпела ваши штучки из уважения к Олесю, но если вы начнете позорить его имя и мое, так вам не поздоровится!
Марина с наслаждением высказывала все, что у нее накипело на душе, испытывая странное облегчение. Никогда, за всю свою жизнь, не слышала Зина таких прямых, жестких слов, на которые нечего было возразить. Зарыдав в голос, она выбежала из лаборатории и едва не столкнулась с Виноградовым на пороге.
Тот сразу понял, что не узнает ничего больше того, что уже сказано, и с таким видом, словно не придал значения инциденту, сказал:
— Подберите, пожалуйста, материалы по опытным плавкам. Завтра в пять докладываем техническому совету. Что же касается лаборанток — советую ставить в известность руководителей, а не принимать собственных мер.
Марина глянула на него все еще неукрощенным взглядом, но промолчала. Через час на стол Виноградова легли две папки с подобранными материалами — графиками, таблицами, записями наблюдений.
* * *Как ни хотелось Виноградову скорее уехать с «Волгостали» и увезти Марину, но все же он был очень неприятно поражен, когда на следующий день, придя на заседание технического совета, получил в канцелярии письмо от главного инженера Инчермета. Это был отказ в дальнейшем продлении командировки и настоятельное требование свернуть опытную работу на «Волгостали». Насколько позволял это официальный тон письма, в нем чувствовалось явное недовольство.
— Дмитрий Алексеевич, письмо из института? Плохие новости? — спросила Марина, заметив растерянное и недоуменное выражение на лице Виноградова.
