Журнал «Юность» - zhurnal_Yunost_Zhurnal_Yunost_1973-1
«Что правдиво — то естественно, — утверждал поэт, — что естественно — то и хорошо и, по-моему, красиво: вот моя эстетика».
Правдива, естественна, прекрасна вера в мощь человеческого разума:И дух крылатый мчится к звездам,И эти звездыТрепещут от его полета.Как пламень свечек!
Правдиво, естественно, прекрасно быть честным и нелицеприятным гражданином своей, родины.
«Молчать всегда легче, нежели говорить; и кто предупреждает республику о грозящей ей опасности, не может быть ее врагом. Ее враг тот, кто видит опасность, но молчит»,
— страстно писал Петёфи, когда над венгерской революцией сгущались тучи.
В своем последнем письме поэт рассказал, как встретился с одним из славнейших генералов революционной армии.
— Сын мой, сын мой! — повторял старый воин, обнимая Петёфи.
Так могла бы сказать о поэте вся Венгрия.
Поэт верил:
…Настанет день великих похорон,И мой найдется прах, и собран будет он,И унесен под траурное пеньеВ сопровожденье траурных знаменК могиле братской всех сынов народа,Погибших за тебя, всемирная свобода!
Но нет у Петёфи могилы. И, так же как его современники, не верят в эту смерть его потомки. У него не было заката. Он навсегда остался в зените. Шандор Петёфи пришел в мир, чтобы остаться в нём навеки.
А. ТУРКОВ
МТВАРИСА КЕРЕСЕЛИДЗЕ
*Здесь какой-то мальчикпродавал фиалки.В солнечной рубашке.Вдалеке от рынка.Здесь однажды мальчикпродавал фиалки.Блажные фиалки.Полная корзинка.В солнечной рубашке,по какой тропинкеОн ушёл!Туманыподошли к окну.С тысячью фиалокв маленькой корзинкеВёл он за собоюраннюю весну.
Перевёл с грузинского Вл. Соколов
* Я родилась в июлеСолнце шило золотом по сини,Был июль настоян на сосне…Моему отцу рожденье сынаЧудилось в то лето на войне…
«Поздравляю с дочерью…», — писалаМать ему, не зная наперед,То письмо сквозь огненные шквалыДо отца дойдет ли — не дойдет…
Праздничного не было застолья,Гости не стреляли в высоту —Дуб молчал, пронзен сердечной болью,Тишина застыла на посту…
Год сорок второй… Навылет ранен…Год сорок второй — зловещ и лих…Родилась я… Но на поле браниСколько пало в этот самый миг!
Радость была залита слезами:Трое братьев матери моейПали смертью храбрых… Их глазамиЯ ловила свет июльских дней.
Радостью и памятью — в июлеЯ явилась в мир,Когда былаВ облаках луна — не потому лиМать меня Мтварисой1 назвала!
Вновь июль… И новые МтварисыВходят в мир. А мать ночной порой,Глядя на луну в небесной выси,Вспоминает год сорок второй…
…Свет струился синий, первозданный —Он, дитя, в подарок не тебе ль!!С колыбельной песней «Иавнана»Матери качают колыбель.
Пусть земля забудет запах гари —Черный дым не застилает мтваре!..
1 Мтваре — по-грузински «луна».
Снова ожидание…Ждала тебя, как чабаны в горахЖдут после непогоды прояснены?.То я была луною в облаках,То темной тучей, то летучей тенью…
«Нет…» — говорили губы мне, но тутНемедля сердце их опровергало.Как чабаны отару берегут,Так нашу близость я оберегала.
Мысль о тебе я трепетно несла,Как первую фиалку в день погожий…Не зная ни покоя и ни сна,На ожиданье я была похожа.
Даря тебе апрель, с небес дождемСтремительным пришла я к травамранним —Их напоить, и разбудить твой дом,И оживить твой сад и виноградник…
Не пожелала я с собой нестиНи подозренья, ни свои невзгоды.Я — верность, ожиданье во плоти,Весна — я побеждаю непогоду!
Дождь — превратиться я могу в слезу,Слезою на реснице дрогнуть чистой.В конце концов сквозь ветер и грозуТвое дыханье до меня домчится!
И, наконец-то, после всех тревог,От всяких звуков отключась, сквозь тишь яТвое дыханье слышу лишь, твой вздох,Всю радость бытия в себя вместивший.
И вот, когда мы вновь наединеИ слушаешь меня ты — весь вниманье,—Вновь ожиданье зреет в тишине.Вновь ожиданье… Снова — ожиданье…
Перевела с грузинского Е. НИКОЛАЕВСКАЯ.
ГЕННАДИЙ ЛЫСЕНКО
*
Листва осенняя редела,как список роты на войне.Я видел поле без предела,я слышал время в тишине.И оставались в сторонетакие ужасы и страхи,как гром, как пятна на луне,и ближе собственной рубахиночное небо было мне.
*
Ночью филин глухо ухал,—не к добру наверняка,к злым догадкам, к темным слухам,так, как лебедь к белым мухамв сентябре. Ну, а покасолнце лепит облакакучевые, как из теста,и не к месту грустный лад;незабудки—чья невестауронила этот взгляд?Я смотрю, как смотрят в детстве:дым колдует над избойили снова по соседствучей-то табор кочевой?Воздух с пухом. В горле сухо.Синь. Жара. Ни ветерка.Только песня бьется в ухе,словно медная серьга.
*
Когда и я из детства выбылтуда, где должен кто-нибудьтаскать мешки, ворочать глыбы,лома рихтовочные гнуть,ровняя искривленный путь,я не забыл, как пахли шпалызолой скитальческих кострови как к себе я был суров,когда уменья не хватало!..
*
Была распутицы пора,плыла щепа, ботва, кора…И я кружил на утлой лодкепо разгулявшейся воде,не понимая, в чем и гдемои потери и находки.Но вышло, что они в одном,а суть предмета в промежуткеда в том, что после незабудкицветут и лодка кверху дномваляется на солнцепёке —реальная, без подоплеки.
ЭДУАРД ПУЗЫРЕВ
Ярмарка совхозная —колгота чуть свет.Жёсткими полозьямиразлинован снег.У машин обтаяножелтое сенцо,как лото, расставленыбочки огурцов.Облачком обросшие,виснут голоса.Чёрными матрешками —гири на весах!— Кому лучок:полметра стручок.Хрусткий, сладкий —только что с грядки!— Подходите, девочки,есть чулки-сеточки:забредайте в них парней,как ершистых окуней!— Не жалейте денегна хороший веник!— Молодой человекприятной наружности,три метра в окружности,бери рюкзак, не дыми рассеянно —станешь стройнее ансамбля Моисеева!— Ягода дивная,самая винная.Раз возьмешь —семь раз придешь!В сутолоке праздничной —широко словам.Снег хрустит подарочно,будто целлофан.Все покупки вежливокутает самапо-сибирски снежнаяРусская Зима!
НИКОЛАЙ САВОСТИН
Свет осени начальной над заливом,Круг пестрых гор, воды литая гладь,На новом пирсе сварщик терпеливоСтремится солнце перещеголять.Над ним струится дым от электрода,Вплетаясь в горький хвойный аромат.И льются искры в голубую воду,Где тени рыб, насторожась, стоят…
Неизвестные поэтыПускай навес неприхотливых ветокИль просто камень осенит покойМогилы неизвестного поэта.Где нету даже метки никакой.Пускай по ней проходят, не заметив…Когда строка без автора живет.Мы часто, забывая о поэте,Спешим сказать: ее сложил народ.А был в истоке человек, не призрак,Поэт нестолько истинный, что самНе думал, будет иль не будет признан,Какой присвоят после смерти сан.Ах, в том ли дело, кто у нас известней!Ведь самой высшей мерою праваЧастушка ли, пословица ли, песня,Что и без славы автора жива.Все дело в этом беспощадном чуде —Уйдя, оставить с жизнью связи нить:Оттуда, так сказать, где все мы будем,Безвестным оставаясь, говорить.
*
