Журнал «Юность» - zhurnal_Yunost_Zhurnal_Yunost_1973-1

В. КУТЕЙЩИКОВА

ТРАГЕДИЯ ВОСЕМНАДЦАТИЛЕТНИХ

Мигель Отеро Сильва. «Когда хочется плакать, не плачу».

«Иностранная литература № 7, 1972.Трое мальчиков, родившихся в Каракасе в один и тот же день — 8 ноября 1948 года— и окрещённых одним и тем же именем — Викторино, никогда не узнают друг друга. Лишь на кладбище восемнадцать лет спустя встретятся их матери, только что схоронившие сыновей. О недолгой жизни и безвременной гибели молодых сыновей Венесуэлы рассказывает роман выдающегося латиноамериканского прозаика Мигеля Отеро Сильвы «Когда хочется плакать, не плачу».

С первых страниц этот роман захватывает читателя стремительностью действия, выразитель ностью авторской речи, вбирающей в себя многие голоса, широтой эмоционального диапазона — от площадного сарказма до высокой патетики. С психологической бытовой достоверностью изображается в романе контрастная жизнь венесуэльской столицы во всем её многоцветье. Ко более всего роман привлекает остротой, с которой поставлена здесь одна из самых жгучих современных проблем не одной только Венесуэлы, но и всего западного мира: проблема молодежи, не находящей себе места в обществе, не желающей жить по его законам и бунтующей против него. В романе она представлена тремя восемнадцатилетними юношами по имени Викторино.

С тщательностью исследователя раскрывает писатель внутреннюю, сокровенную жизнь своих героев, воссоздавая социальный и духовный климат, в котором они выросли. С отеческим чувством смотрит автор на своих героев — почти ещё детей, едва успевших вступить на путь сознательной жизни. Но это не мешает ему видеть в каждом из них личность, неповторимую личность со своими наклонностями и чувствами, с тем особым душевным миром, благодаря которому читатель навсегда её запомнит.

Каждый Викторино бунтует посвоему. Вот Викторино Перес, сын нищей мулатки, продающей за гроши горячие лепешки на улице.

В свои восемнадцать лет он уже «преступник общества № 1», успевший совершить не одно уголовное преступление. У искалеченного жизнью Викторино повадки волчонка. Он мстит обществу стихийно, примитивно, от загнанности, неутоленной злобы па всех тех, кто втоптал его в грязь.

Чего бы, кажется, желать другому Викторино, наследнику процветающего капиталиста Перальты?

Достаточно сказать, что в день восемнадцатилетия он получает в подарок самоновейший и дорогостоящий автомобиль марки «Мазератти»! Но оказывается, что и ему обрыдла жизнь. Он презирает суетное тщеславие окружающих его людей, и свой протест против них, против существующих законов и норм общества он выплескивает в хулиганские быходкн. Вместе с друзьями он учиняет разгром и дебош в фешенебельных особняках.

Подобного рода дикие сцены, именуемые на современном языке «хеппенинги», стали уже знамением времени во многих странах капиталистического мира. Дошла эта мода и до Венесуэлы. И всё же Викторино Перальта не просто распоясавшийся хулиган. Ведь он не лишен ума и даже совести. Но только перед самым концом жизни обнаруживается эта его человечность. Викторино, мчащемуся с самоубийственной скоростью по горной дороге на новой машине, грозило неминуемое столкновение с автобусом, полным людей. И он решает спасти людей ценой собственной жизни.

И в гибели от полицейской пули Викторино Переса и в гибели в катастрофе Викторино Перальты закономерность социального характера тесно сплетена со случайностью. Но зато с полной неотвратимостью предстает гибель третьего Викторино, участника ультралевого террористического движения, члена боевой его единицы.

Этот Викторино — единственный из трех, кто борется с обществом сознательно и с энтузиазмом.

Тем горше и трагичнее его конец.

Ведь в свои восемнадцать лет он не успел понять обреченности экстремистских методов борьбы и с чистой, горячей душой идет на верную смерть. Впрочем, быть может, в самый последний миг сомнения приходят к нему, но уже поздно. Судьба этого третьего Викторино — Викторино Пэрдомо — не только отражает вполне конкретную венесуэльскую политическую ситуацию 60-х годов, когда в стране получили распространение анархистские, сугубо левацкие, террористические методы борьбы.

Благородный, честный юноша, ставший жертвой политической неопытности и азантюристического угара — это ведь фигура, характерная не для одной лишь Венесуэлы.

Сколько было таких вот Викторино в массовых движениях молодежи, прокатившихся в 60-х годах по многим странам западного мира! Поэтому значение романа «Когда хочется плакать, не плачу», с нашей точки зрения, выходит за пределы Венесуэлы.

И в этой-то связи следует понимать смысл гротескно-сатирического пролога. Изображая время римского императора Диоклетиана, прославившегося гонениями на христиан, автор открыто прибегает к аналогиям между гибнущей древнеримской империей и современным миром буржуазной цивилизации с её неизлечимыми недугами. Повествованию сообщается исторический масштаб.

Роману «Когда хочется плакать, не плачу» предпослано посвящение: «Моему сыну Мигелю Энрике Отеро». В этих словах и отцовское чувство, и его предостережение, и его страстная вера в то, что молодежь его родины найдет правильный путь.

А. ТУРКОВ

ЖИЗНЬ БЕЗ ЗАКАТА

Редко кто из поэтов, так пророчески писал о своей судьбе, как Шандор Петёфи!

Между прочим вспоминаю:Кассием я звался в Риме.В Альпах был Вильгельмом ТеллемИ Камиллом ДемуленомБыл в Париже, — и, возможно,Здесь я тоже кем-то стану!

И стал народным поэтом и народным трибуном восставшей Венгрии и не только призывал в бой за свободу соотечественников, но рвался туда сам и ужасался при мысли, что судьба может занести его в какую-нибудь сонную заводь:

Ужели не паду звездоюВ бою. средь дыма и огня?Ужель бездействие задушитИль в спячку погрузит меня?

И пал звездою, погиб в битве, исчез, породив легенды о том, что удалось ему спастись и что бродит он где-то по родной стране.

Была в этой легенде великая правда, ибо мог умереть человек, который кричал из братской могилы засыпавшему его землей австрийскому солдату:

«Я Петёфи, я живой!»—на что раздался ответ: «Ну, так сдохни!» — но не мог сгинуть тот бессмертный дух, который он вдохнул в свои строки.

Вновь уезжая с армию после короткой отлучки, он простился с женой стихами:

Едва рассвет — и вот уже закат,Едва пришел — и ухожу назад.Едва успел тебя поцеловать —II вот слова прощальные звучат!

«Адресат» этих строк слишком скоро забыла об их авторе. И теперь, как будто з возмездие ей, они звучат обращением уже не к женщине — к жизни, которой так мало успел насладиться двадцатишестилетний поэт.

Это была его давняя любовь. Уже в ранних стихах она звучит совершенно явственно:

В поле путника примечу —Я богат…В чистом полеЯ как в собственном дому.

Уже здесь чувствуется, что и в своём деревенском детстве и в своих голодных скитаниях по стране Петёфи постоянно брал уроки у поэта, воображение которого он провозгласил самым смелым, у народа. С годами ученик становился все более достойным учителя:

Вдали на горизонтеГорит костер пастуший.Костер ли это, илиЗвезда на самом деле.Сошедшая на землюПослушать плач свирели?

Не в этой ли школе родилась у Петёфи мысль, что «мерой величия в искусстве… является многогранность», как будто подсказанная широчайшей образной амплитудой созданий фольклора? Тот, кто взял бы на себя смелость точно очертить её, невольно уподобился бы человеку, осмелившемуся перейти океан вброд.

Поэтому Петёфи, готовый в суровый час извлечь из своего сердца гулкие, набатные звуки, «неожиданно» объявляет себя не только солдатом, но и собратом жаворонка, самозабвенно заливающегося над венгерской пуштой — степью, где грохочут битвы:

Сама собой летит из сердца песня;От радости родясь и от тоски,Она несется, как летят по ветруОборванные с розы лепестки.

«Что правдиво — то естественно, — утверждал поэт, — что естественно — то и хорошо и, по-моему, красиво: вот моя эстетика».

Правдива, естественна, прекрасна вера в мощь человеческого разума:И дух крылатый мчится к звездам,И эти звездыТрепещут от его полета.Как пламень свечек!

Правдиво, естественно, прекрасно быть честным и нелицеприятным гражданином своей, родины.