Анатолий Буйлов - Тигроловы
— Давно егерствуешь в здешних местах?
— Пятый год пошел.
— А раньше где работал?
— Раньше-то? Раньше я на китобойной флотилии плавал. Китов разделывал, амбру выискивал, — усмехнулся егерь. — Потом китов запретили добывать — остался не у дел, тут и подвернулась эта работенка.
— Ну и как, доволен?
— Доволен вполне! — искренне сказал егерь. — Оно ведь, если с толком да с умом, то любое дело можно поставить на выгодные рельсы. Вначале боязно было: окладишко восемьдесят шесть рублей — смехота после китового промысла! Но потом ничего — приспособился. Первый год вдвоем мы тут обитали — старший егерь командовал заказником. Вот занудистый мужик! — Егерь покачал головой, поморщился и, бросив горящую папиросу в таз, повторил сердито: — Занудистый мужик! Ну никого в заказник без путевки из военного охот-общества не пускал! По сорок-пятьдесят протоколов за год составлял, и это ведь в таежной глухомани. Приехали однажды ребята с путевками, трех кабанов убили вместо двух — протокол составил! Завторга города оштрафовал и ружье забрал: без путевки с компанией тот приехал. У всех путевки, а у него не оказалось. Ребята уговаривают его: дескать, есть у него путевка, дома забыл — бесполезно! Твердит одно: «Принесешь путевку, документы на оружие, тогда и разговаривать будем». Вот такой занудливый человек был. За вредность стреляли в него дробью, это когда он еще в Хехцирском заповеднике работал, а все одно вредности не убавилось, двадцать лет в егерях работает — и все такой же неуступчивый.
— Так ведь, мил человек, егерь и обязан неуступчивым быть, — заметил Евтей. — Ежели он не будет никого штрафовать, зачем тогда и егерская служба?
— Да кто ж говорит, что не должен егерь штрафовать? — егерь с сожалением посмотрел на Евтея и, натолкнувшись на его суровый и умный взгляд, тотчас обратился к Савелию: — Никто и не говорит, что штрафовать не надо. Надо штрафовать, и чем больше, тем лучше, да не всех же подряд: браконьеров — штрафуй без жалости, а культурных, солидных людей — зачем же компрометировать? Ну, ошибся человек, документы дома забыл... Да и много ли надо этим асфальтным охотникам? Приедут, водочки, коньячку попьют, побеседуют мирно у костра, свежим воздухом подышут, ну — постреляют, душу отведут, не столько убьют, сколько набегаются, ноги наломают — так ведь это им отдушина в тесной душной жизни их городской! Это ж для них спасительный бальзам! Это ж тоже надо понимать. Ну, так или нет, Савелий Макарович? Понимать ведь надо людей, все мы не святые, а жить-то кажному хочется, и отдушину кажному хочется иметь. Так почему же нельзя все по-человечески понять и в чем-то снисхождение сделать задыхающемуся горожанину? — егерь говорил возбужденно и искренне, но вместе с тем и осторожно, но чувствовалось, что поднимает он эту тему далеко не в первый раз и готов слышать о ней самые разные мнения...
— Ну вот, положа руку на сердце, Савелий Макарович, прав я или не прав, в том, что нельзя на всех подряд цепной собакой кидаться?
— Дак об чем тут речь, Сидор Петрович, — неуверенно кивнул Савелий. — Знамо дело, с хорошим человеком — по-хорошему, а ежели злодей какой, то и по-плохому с таким-то можно...
— Вот-вот, Савелий Макарович! — обрадовался егерь, с упреком глянув на Евтея. — Я про то же самое и говорю...
— А где ваш напарник сейчас? — поинтересовался Павел.
— Оконфузился он в конце концов!
— Заворовался, что ли? — спросил Савелий.
— Да нет! В этом он неисправимый дурачок был. Власть превысил, да еще и не на своей территории — другому поселковому егерю помогал. Пожаловался тот: дескать, кто-то третий день подряд на «уазике» ночью по соевым полям ездит и стреляет коз из-под фар, а угнаться за ними не могу вот на своем мотоцикле, ну, тот-то и рад стараться: я, говорит, помогу тебе. Ну и подкараулил. Отстрелялись те, стоят при свете фар, свежуют козочку. Он, значит, подкрался к ним сзади из темноты да как-то умудрился три ружья, прислоненных к машине, сграбастать. — Егерь покачал головой и с невольным восхищением признался: — Ловок был Егор да рисков на подобные трюки! Ну, сграбастал он все эти ружья, за межу унес, потом к ним, к охотникам выныривает опять: «Руки вверх, голубчики!» А охотнички выпрямляются, и видит наш герой непосредственного своего начальника — главного охотоведа, а с ним его друзей, тоже начальников. Ну, посмеялись они, похвалили подчиненного за службу и просют ружья возвернуть. Егор уперся, как бык в стену. Вынул протокол и заполнил его по форме... Потом сграбастал ружья и айда в деревню. Ружья передал тому егерю. А тот егерь не дурак, ружья все возвернул на другой же день и протокол подписать отказался как свидетель. Ну, в общем, попрыгал, попрыгал Егор, а достать начальников не смог — больно высоко замахнулся, ну и подал тогда заявление на расчет. В охотничьем журнале как-то статейка была о нем. Будто бы в заповеднике в каком-то егерскую службу опять возглавляет — в пример другим ставят... И вот уж не знаю, не знаю, долго ли удержится...
Наверно, долго егерь разглагольствовал бы о бывшем начальнике своем, если бы не прервал его Савелий, увидавший на лице брата признаки недовольства и готовности ввязаться в спор, который не пришелся бы по сердцу хозяину дома.
— Ну да бог с ним, с твоим Егором, — решительно остановил егеря Савелий, вновь переходя на «ты». — Ты нам лучше вот что подскажи... След тигрицы с тигрятами ищем мы, не видал ли ты следков тигрят?
— Следков тигрят? Нет, кажись, малых следков не встречал. Больших следов много. Вон, кстати, метров двести от перекрестка через дорогу самчина прошел, и дальше ехать, к деревне — другой тигрище ходит прямо по дороге — вот такая лапа! — Он вытянул руки и сложил вместе две ладони. — По вездеходной подмерзшей колее идет и еще вдавливает, трамбует снег, как слон, в полтонны весом, дьявол!
— А этот, большой-то, до сих пор здесь ходит?
— Ходит до сих пор — куда ему деться? Позавчера его след видал в километре отсюда — он тут прописался постоянно, еще и при Егоре обитал, иной раз на край огорода приходит.
— А что лошадка, около стожка следы мы видали, бродит твоя? — поинтересовался Савелий.
— Лошадка-то? Лошадка казенная!
— И не боишься, что тигра ее задавит?
— Уж чего-чего, а этого не боюсь, Савелий Макарович, — улыбнулся. — Тигров тут полно, а живности домашней ни одной еще не тронули. Благородный зверь! Ни разу не покушался ни на лошадь, ни на корову.
— Так у тебя и корова ишшо имеется?
— У меня все имелось, Савелий Макарович, — с гордостью и сожалением сказал егерь. — Имелось до прошлого года, пока женатый был, а как ушла жена, так и некому стало хозяйствовать.
— Пошто ушла — небось жизнь в тайге прискучила? — участливо спросил Савелий.
— Ушла-то почему? Да так, характерами не сошлись, повздорили... А в тайге ей нравилось жить! Таежница была природная...
Егерю не хотелось, видно, ворошить больную тему: лицо его морщилось, глаза растерянно бегали, словно что-то пытались вспомнить и отыскать.
Савелию сделалось неловко, он покашлял, покивал сочувственно и спросил:
— На вездеходе-то сам ездишь? Смотрю, в гараже у тебя стоит — до-обрая машина, куды хошь на ней.
— Сам езжу, конечно, а то кто же еще? Малость в технике смыслю — в танковых частях служил, механик-водитель...
— А-а, ну тогда легче тебе управляться с ей... — Савелий опять покивал и, вероятно, чтобы совсем уже отвлечь егеря от невеселых мыслей, сказал: — Мы тут за перевалом брошенный леспромхозом трелевочник нашли, совсем ишшо хороший, новый, токо чо-то в моторе сломалось, может, наладил бы да и перегнал бы его к себе?
— Трелевочник? Нет, не надо, Савелий Макарович. Мне хватит этого вездехода на десять лет. Экспедиция тут в позапрошлом году стояла. Уезжать стала — вездеход мне оставили. Поговорил с начальником, сделал им доброе дело, ну, они и отблагодарили — списали вездеход: утоп, дескать, в речке. Мало будет этого, другой есть в запасе. В десяти километрах отсюда — новехонек стоит — бросили его, списали. Мотор у него заклинило... Ну, ладно, ребятки. — Барсуков поднялся, бросил в печь недокуренную папиросу и закрыл трубу. — Кормите собак своих, да, наверно, спать будем укладываться. В той половине-гостинице поселил бы я вас, но холодно там, да и поговорить мне охота с хорошими людьми. Как ты на это посмотришь, Савелий Макарович, если я всю твою бригаду в одной комнате укладу? Матрасов полно — десять штук, одеяла тоже есть, на полу постелетесь — пол теплый...
— Да нам после нодьи теперича и на голом полу — сущий рай поспать! Как тебе удобственней, так и укладывай нас.
Когда все уже улеглись, Савелий окликнул егеря:
— Слышь-ка, Сидор Петрович! Матрасов, я смотрю, у тебя много, и гостиница, говоришь, в той половине, — значит, стало быть, частенько к тебе гости наезжают?
