Анатолий Буйлов - Тигроловы
«Сволочь какая-то бесхозяйственная! Сколько леса загубила! Сфотографировать бы это и в «Крокодил» сообщить».
Спустившись к костру, Павел возмущенным тоном рассказал тигроловам о том, что видел.
— Обычная история! — спокойно ответил Юдов. — Вот в этом штабеле кубов двести ясеня, кубометр ясеня стоит восемьдесят рублей и все дорожает с каждым годом. Считайте, сколько стоит этот штабель? Шестнадцать тысяч рубликов! А их тут пять штабелей...
— А куда же лесники смотрят? Пошто не штрафуют? — хмуро спросил Евтей.
Юдов удивленно взглянул на Евтея:
— Вы, Евтей Макарович, как только что родились на свет. Не так это просто, оштрафовать. Ну, штрафуют иногда. Впрочем, — Юдов махнул рукой, — штрафуют, да что толку — штраф не из директорского кармана, а из государственного. В годы войны за этот брошенный штабель кому-то бы крепко не поздоровилось, могли бы и срок намотать, а сейчас, плевое дело, списали, и дело с концом! В крайнем случае мораль почитали. А за такой экономический разбой пора по всей строгости спрашивать.
Обо всем этом Юдов говорил как-то умиротворенно, как о привычном и незыблемом. И это очень не понравилось Павлу. Он посмотрел на Юдова и с упреком, задиристо сказал:
— Вы обязаны штрафовать их беспощадно. Так, чтобы неповадно было.
— Попробуй побороться с ними, а я посмотрю на тебя. — Юдов смотрел на Павла насмешливо. — Думаешь, не пытались навести порядок? Пы-та-ались, и еще как, но все замкнулось на порочном круге. Вот сами посудите, мужики. — Юдов подбросил в костерок сухих веточек, примостился на бревне поудобнее. — Что такое наш лесхоз? Это маленькая, маломощная производственная организация. Нам дают план на заготовку дров, деловой древесины, орехов, ягод, грибов и всяких дикоросов. Кроме того, мы сажаем лес и тушим пожары в лесу. Рабочих рук в хозяйстве мало, техники не хватает, всего-то имеем: два стареньких трелевочника, две бортовые машины и один лесовозик, который чаще на ремонте, чем на ходу. Запчастей нет, если что-то сломается, приходится просить помощи у леспромхоза. И запчасти и технику дает нам в аренду леспромхоз. То есть, попросту говоря, мы во многом зависим от леспромхоза. Теперь подумайте: один раз мы оштрафуем их, другой раз, третий, а через неделю пойдем просить бульдозер или бензин. И что мы от них получим? Кукиш с маслом! Они от нас зависят, а мы от них зависим — вот вам и круг, как же его разомкнуть? — он посмотрел насмешливо на Павла. — Ты говоришь, что мы обязаны реагировать на каждое нарушение. Как же тут реагировать?
— Не любите вы тайгу, только о своем благополучии заботитесь, поэтому и бороться боитесь. Браконьера, который одно дерево срубит, вы смело хватаете за шиворот, штрафуете, пишете о нем в газету. А этих боитесь? — Павел кивнул головой на штабель. — Хреновые вы хозяева.
— Давайте-ка быстренько чайку по кружке глотнем и поскачем дальше, — позвал Савелий, — не дай бог в порубах ночевать придется, тут и нодью подходящу не найдешь.
Бригадир как в воду глядел — ночевать действительно пришлось в порубах, у плохой сучковатой нодьи. Верхнее бревно то и дело зависало на сучках, как на железных штырях, а в прогоревшей оболони образовывались сквозные щели, вокруг которых древесина начинала гореть слишком быстро, и приходилось верхнее бревно то и дело поднимать вагами и срубать выступавший сук.
...Петляя в порубах, в невероятном трущобнике, тигры вскоре задавили и съели еще одного изюбра. Но, если для тигров колючие заросли элеутерококка и аралии и тем более заросли березняка и осинника — как для рыбы вода, то людям приходилось буквально продираться через них.
— От беспутные! — ругался Савелий, выпутываясь из лиан актинидий или лимонника.
Павлу тоже хотелось душу отвести руганью, но он молчал, опасаясь, что идущие сзади воспримут его ругань как признак усталости, и Евтей опять начнет предлагать ему пристроиться сзади. Хотя, если быть честным, Павлу ужасно надоело продираться первым. Не устал он, нет, а просто опостылело ему разгребать руками эти бесконечные тонкие прутья и веточки, густой сетью стоящие перед глазами. Зато с каким удовольствием вступили тигроловы под вечер в кедровый лес. Павел, остановившись, начал озираться по сторонам.
— Чего увидал? — встревоженно спросил Евтей.
— Да ничего, просто удивляюсь, больно кедрач тут чистый, такое впечатление, что человек тут действовал.
— Да так оно и есть, Павелко! Неужто не видишь — бугорки вон кругом?
— Вижу бугорки — муравейники под снегом вроде...
— Пеньки! Пеньки сгнившие! — с каким-то даже торжеством произнес Евтей.
— О чем спорите? — спросил подошедший Савелий.
— Да вот показываю Павлу, как раньше леспромхоз хозяйствовал.
— А-а, это верно. — Савелий, оглядевшись, понимающе закивал: — Верно, верно, Евтеюшко, раньше они по-хозяйски рубили, не все подряд, как нынче, а выборочно, гнилую дупляну кедру не трогали, возили конем по ледянке — ледяной дороге, даже дерн в тайге не нарушали. И тайга после старых порубов, вишь, какая чистая стоит. А теперича все подряд стригут, и дупляну кедру, и развилисту — лишь бы грохнуть на землю!
Кедровый лес скоро кончился, и вновь начались поруба, из которых, казалось, никогда уже не выберешься.
— Язви тя в душу! — то и дело слышал Павел за своей спиной голос Евтея.
— Нешшастье! Истинно — нешшастье, Евтеюшко! — откликался ему Савелий.
Николай молчал, но, срывая досаду свою на Амуре, с силой дергал его за поводок, когда он застревал в кустах. Юдов, приотстав от бригады, тоже молчал, но мысленно, вероятно, проклинал свое тяжелое ружье, которое длинным стволом цеплялось за кусты.
* * *В середине следующего дня тигриная тропа вышла на заброшенную лесовозную дорогу, кое-где уже заросшую березой и ольхой, и потянулась прямо по центру дороги к синеющим впереди крутым сопкам. Изюбры, вероятно, тоже любили пользоваться этой дорогой: следы их то и дело пересекали ее и тянулись вдоль обочин.
Часа через два ходьбы на крутом повороте тигроловы увидели оранжевый трелевочный трактор, он стоял посреди дороги и казался совершенно новым, только что поставленным тут, но росшие вокруг него нетронутые кусты свидетельствовали о том, что брошена машина лет пять тому назад. По тому, как равнодушно прошли тигры мимо трактора, стало ясно охотникам, что ходили звери этим путем не однажды и к трактору привыкли.
Сняв котомки, мужики с любопытством осмотрели трактор. Он был почти новый. Наверно, поломка была серьезная, если он остановился посреди дороги как вкопанный. Павел залез в кабину, подергал рычаги. Их заклинило, но все здесь было целое: и стекла, и сиденье, и приборный щиток. Павел поднял капот — двигатель тоже был на месте. Только сняли топливные трубки и пускач...
— Ну что, может, заведешь его, да поедем за тиграми на тракторе? — шутливо спросил Савелий.
— Нет пускача и топливных трубок, остальное все на месте! — удивленно воскликнул Павел, выбравшись из кабины и заглядывая на лебедку. — Даже трос с лебедки не сняли!
— Что трос — вон кувалда и ломик под щитом лежат! — тоже удивленно сказал Евтей, трогая рукой рыжеватую от ржавчины гусеницу, словно не доверял своим глазам, хотел удостовериться в том, что перед ним действительно самый настоящий железный трактор, а не фанерный макет его.
— Жалко, что он так далеко от Мельничного стоит, — с сожалением сказал Юдов. — Наш лесхозовский тракторишко весь уже расхлябался. Я бы этот трактор директору нашему продал. Он бы мне за такую находку сразу квартиру дал...
...Вскоре тигры свернули с дороги опять на поруба, но они были уже позапрошлогодние, кусты на них еще не успели вырасти. Но все равно идти здесь было тоскливо и трудно: всюду вдоль и поперек лежали либо спиленные, либо вывороченные с корнями стволы деревьев, задранные к небу, точно в судорожной мольбе, бесчисленные сучья-руки. Особенно хаотические нагромождения деревьев были вокруг мест, где производилась погрузка хлыстов на лесовозы: чтобы очистить площадку, мощные бульдозеры не только вывернули с корнями деревья и столкали их, как хворост, в большие валы, но и содрали дерн до коренных пород.
Пробираясь по делянам, тигроловы наткнулись на спиленный огромный ясень. Он привлек их внимание не столько размерами, сколько формой своей — крона его состояла из шести растущих от одного ствола ветвей, каждая из которых была в обхват толщиной и метров двадцать-тридцать длиной.
Павла поразило, что у ясеня был отпилен и увезен только основной комель метров шести длиной, а остальное, по массе своей в пять раз больше, чем комель, брошено.
— Видал, Викентий, как ваша служба работает? — кивнул Павел на вздыбленные к горизонту гигантские ветви ясеня.
За это штрафовать положено, — согласился Юдов. — Надо сучки отпиливать и осаживать на землю.
