Антонина Коптяева - Том 6. На Урале-реке : роман. По следам Ермака : очерк

— Если вам надо богатую, то я не богатая. У меня даже совсем ничего нет. И родители отдавать меня за Нестора Григорьевича несогласные.

— Это почему же? Значит, люди бедны, а за человека из состоятельной семьи вас отдать не желают?

Фрося еле слышно:

— Да.

— Но отчего, позвольте узнать?

Она снова сделала над собой огромное усилие и опять подняла дремуче густые ресницы.

— Потому, что у нас в поселке казаков не любят.

— Это верно, — заговорил Нестор, не дав застояться зловещему молчанию. — Ефросинья Ефимовна из рабочей семьи. Отец ее и два… три брата работают в главных железнодорожных мастерских. Я с ними говорил, и они правда не согласны на наш брак. Но нам с Фросей расстаться невозможно, и мы приехали поклониться вам. Если вы тоже не согласитесь, тогда мы с ней хоть в кормельщики — за скотом ухаживать, но поженимся обязательно.

— За таки слова, за подобно поведение тебя выпороть следует на кругу при всем честном народе! — вскипел Григорий Прохорович. — В кормельщики он пойдет! Твое дело службу воинску отбывать. Да, может, не в запасном полку, а на фронт идти придется. И здесь еще неведомо чего… Время смутно, грозно. Казакам родину защищать, спасать надобно, а он — в кормельщики! Служить будешь, сукин сын! А женушку куда? От нее и родные — отец с матерью — отказались.

— А я не откажусь! — Нестор обнял испуганную Фросю. — Я за нее жизни не пожалею и уж в крайнем случае найду для нее уголок, где она без страха ждать меня сможет, как законная жена.

— Правильно, Несторка! — Михаил встал, угловатый, костистый, протянул брату широкую ладонь. — Вот тебе моя рука, что мы с Аглаидой заодно с вами держаться будем. Не пыли, батя: Нестору с женой жить, ему и выбирать для себя, котора по душе. Пороть его на кругу никто не станет. Теперь и в станичном правленье прислушиваются к депутатам из казачьего Совета. Давайте не будем срамиться перед родным казачеством! Время невеселое. Сыграем свадьбу без приданого, пускай взамен наш род ишо обогатится красивыми казачатами.

— Ты коров доить умеешь? — спросила Харитина после ужина, когда Фрося, обласканная Домной Лукьяновной и Аглаидой, успокоилась и немножко повеселела.

— Не приходилось мне…

— Ясно-понятно! Вы, городски, только молочко пить горазды, — поддразнила Харитина, уже надевшая платьишко похуже и чирики сыромятной кожи. Голову она туго повязала платком, запрятав под него косу и светлые завитушки на висках.

— Молочко мы никогда не пили, — серьезно сказала Фрося. — Только чай забеливали.

— Чего же так?

— Мало зарабатывают рабочие на заводах. Работаем все, и старые и малые, а только-только на хлеб да на приварок. Из-за того и забастовки.

Харитина сунула в карман кусок пшеничной булки для своей любимицы коровы и загремела подойником. Разговор шел в летней кухне-мазанке, жарко натопленной, хотя дверь была распахнута настежь.

— А у нас в станицах говорят: рабочие — лодыри и сквалыжники. Потому, мол, они бога-то и не признают, на церковны богатства зарятся. То царя спихнуть с трону старались, теперь хотят ликвидировать начисто казаков и наши земли мужикам отдать.

— Насчет земли я не знаю. А казаков у нас не любят оттого, что мешают они рабочим законную прибавку требовать. За богатством-то мы не гонимся!

Харитина стояла с подойником в руке, серьезно смотрела на Фросю ясно светившимися коричневыми глазами.

— Я впервой разговариваю с рабочей. Но тебе верю. Из-за Нестора. Раз он за тебя воюет — значит, стоишь того! За ним девки знаешь как бегают! А он только с виду баловник. На деле-то строгий.

— Хочешь, я с тобой пойду коров доить, покуда Нестор занятый? — предложила Фрося, проникаясь все большей симпатией к Харитине. — Надо же мне присматриваться… учиться, как у вас тут.

— Правда? — обрадовалась Харитина и достала из ларя старые обноски. — Надевай, в базах-то грязно.

Фрося сняла кофту, бережно скинула и свернула широченную юбку.

— Что это на тебе? — ахнула изумленная Харитина, глядя на ее нижний наряд. — Ни воротника, ни рукавов. А материя-то шикарна, шелкова!.. И кружев-то сколько! Что же ты говоришь, плохо зарабатываете? Этакого платья у жены станичного атамана нету. Стой, да оно порвато и в крови. У тебя и кожа-то содрана да поцарапана! — Харитина зорко оглядела сконфуженную Фросю, и на курносеньком, чуть веснушчатом лице ее промелькнула догадка: — Это тебя дома так отделали?

Фрося только губами пошевелила.

— А платье вы с Нестором достали, чтобы под венец пойти?

Фрося кивнула, сгорая от стыда.

— Ну и дураки! Кто же такое под венец одеват? И выкат на груди страшенный. Ладно, что ты не толста, а то бы все наружу лезло, как тесто из квашни. Давай скидавай эту срамоту, пока маманя с Аглаидой не увидали. И снизу-то набрали сплошно круженье! Все снимай! — Харитина заперла дверь на крючок, скатала снятое Фросей в тугой сверток. — Покуда спрячем, после покроишь на кофточки, на отделки. И мне дашь, ладно? А я тебе платье шерстяно подарю. Мы с тобой ростом вроде одинаки… — И Харитина, примериваясь, прислонилась к новой подружке.

Фрося мигом накинула поношенную кубовую юбку, ситцевую кофтенку, напомнившую ей работу на шерстомойке, сунула ноги в чирики, поданные чистосердечно услужливой Харитиной. «Идет баба за барином!» — прозвучала в ушах отцовская поговорка, и снова ворохнулась тоска в сердце.

— Покуда мы с тобой коров подоим, Аглаида с Айшой баню приготовят. Тогда и переоденешься, — рассудительно сказала Харитина. — Коровы у нас подпускны, только с подсосом доят, — говорила она, открывая скрипучие ворота база на втором дворе. — С телятами доим. Почиркашь сколько, а он уж тут, хвостом крутит. Ежели месячный, так его хоть убей: лезет, да и все, а больших отбивать да доишь. А которы коровы на хуторах, тех запускам.

Фрося слушала и не понимала, как собиралась Харитина отбивать телят и куда запускают коров на хуторах.

— У нас здеся везде палки понатыканы. Без палки в баз заходить нечего.

Харитина вооружила и Фросю, с опаской посматривавшую на острые рога коров, сердито косившихся на нее. Их было тут штук тридцать, а между ними, создавая суматоху, уже толклись телята. Оттащив от матери одного, с чертячьими рожками и мохнатыми мосластыми ногами, Харитина пристроилась с ведерком сама, наскоро ополоснув вымя коровы, принялась звонко чиркать молоко в подойник. Но бычок тоже не дремал: разбежался и, конечно, сбил бы девушку, если бы она не вытянула его хворостиной по морде.

И пошло: одной рукой Харитина доила, другой отбивала атаки рослого сосуна. Фрося стояла в нерешительности, боясь подступиться к корове, которую уже сосал теленок. Этот был еще маленький, зато Пеструха, любуясь им, так и заслоняла его.

— Чего ждешь? — Харитина подскочила с молоком, пенившимся в подойнике. — Он тебе и кружки не оставит, ишь как тянет. — Она ухватила теленка за шею, подтолкнула к морде заволновавшейся матери. — Давай садись, я его подержу.

Фрося заспешила, стараясь подражать движениям Харитины: начиркала на землю, себе в рукава, на ноги Пеструхи, попало и в подойник. Харитина заглядывала сбоку, поучала, смеялась…

Молока от такого большого стада надоили совсем немного: телята буйствовали, требуя свою долю, опрокидывали подойники, отталкивали девчат.

— Мученье-то какое! — сказала Фрося, с уважением глядя на ловкую и смелую Харитину. — Зачем бы их привадили вместе? Оставить им половину, пусть сосут.

— Да так уж заведено. Себе масла, молока и каймаку хватат, работникам тоже, не жалем и для телят, чтоб росли хороши. — Харитина потрогала синяк над локтем в продранном рукаве. — Ишь как саданул, проклит! На быках пашем, на быках в извоз и по сено… Вот и душимся с этой скотиной!..

Она процедила молоко, разлила его в крынки и горшки, потом снова провела Фросю по базам.

— Тут хряки и свиньи… Сколько они всего сжирают — не поспевай варить да месить. А куры… Полазий-ка за ними, пакостницами, по яслям да крышам: не несутся в гнездах, все норовят украдкой… Гуси, утки — эти сейчас в лугах, на Баклуше, а зимой только и дела: корми, снежку принеси, в базке почисть. Овечкам корму, козам, лошадям, коровам тоже, да на прорубь либо к колодцу два раза каждый божий день. Хорошо, что не меньше того скотины в кардах зимой помещается да на хуторах. Там уж одни киргизы присматривают. Маманька, когда осердится, бранится, за грехи, мол, послана нам эта благодать, а все равно гордится — хозяева!

— А ты?

— А я бы лучше поплясала часок, с ребятами, с девками балясы поточила. Столько работников держим и сами тут же чертомелим день-деньской. Намотаешься другой раз — к вечеру без рук, без ног…

— У меня спина устала. Должно, с непривычки, — созналась Фрося. — Уж очень я старалась, торопилась, аж кулаки заболели…