Есть на Урале завод - Владислав Ромуальдович Гравишкис
А может пока не снимать перегородку? И он решил: будь что будет! Авось, как-нибудь замнется эта история…
Два дня никто не беспокоил Алешу. На третий день Николай Матвеевич появился в цехе и направился прямо к алешиному станку. У Алеши екнуло сердце. Он сделал вид, что усиленно занят работой, но движения рук стали неуверенными, расслабленными. Предстояла буря, и Алеша упрямо решил не сдаваться.
Николай Матвеевич остановился около Алеши, молча понаблюдал за его работой, потом сказал:
— Вот что, молодой человек! Перегородку надо снять! — И, помолчав, добавил: — Мы украшать должны цех, а не уродовать его.
Произнес это Николай Матвеевич добродушно, миролюбиво, что еще больше подхлестнуло Алешу. Он отошел от станка и горячо заговорил, от волнения размахивая руками при каждом слове:
— Украшать, украшать! А выработку давать надо? А условия для выработки надо?
— Надо. Да ты чего кипятишься?
Он обнял Алешу за плечи, взял за подбородок, заглянул в глаза.
Юноша резко отстранился:
— Я вам не маленький! Вы мне условия для работы давайте! — почти прокричал он, так что, несмотря на царивший в цехе грохот, на них оглянулись формовщики с соседних станков.
Николай Матвеевич рассмеялся:
— Смотри, какой ершистый! Думаешь, только тебе интересно повышать выработку, а начальнику пролета — все равно?
— Видно, все равно, если велите перегородку убрать! — рубил Алеша.
Все еще посмеиваясь, Николай Матвеевич показал на приближающийся электрокар:
— Скажи, вот эта штука тебе нравится?
На площадке электрокара лежала выкрашенная в серебристую краску металлическая ширма, со стойками, с угольниками для привинчивания к полу и даже с небольшим ящичком, в который можно было положить мелкий инструмент или завтрак. Видно, Николай Матвеевич хорошо подумал, прежде чем заказать такую перегородку.
Алеша только делал вид, что осматривает ее. Чего там смотреть — сразу видно, что хороша! Его мучил вопрос: как быть? Ведь вот ни за что, ни про что накинулся на начальника пролета. Да это бы еще полбеды. Николай Матвеевич был не только начальником пролета, но и секретарем партийного бюро и уж никак не меньше Алеши заинтересован в высокой выработке. Просто непонятно, как у него, у Алеши, могла даже возникнуть мысль, что ему не хотят помочь?
С досады Алеша чуть не до крови прикусил губу. Как теперь быть, что делать? Щеки его медленно наливались краской.
Слесаря разрушили нескладную алешину перегородку, сняли новую ширму с электрокара, начали устанавливать. Николай Матвеевич стоял в стороне и наблюдал за работой. Наблюдал он и за Алешей — уж очень смешил его расстроенный и сконфуженный вид паренька.
Алеша решительно подошел к начальнику:
— Извините, Николай Матвеевич! Неладно разговаривал… Погорячился.
— Почему неладно? По-моему, неплохо разговаривал. Ты отстаивал высокую выработку. Немножко невпопад получилось, это правда… Ну что же? С кем ошибок не бывает?
Алеша облегченно вздохнул.
Направляясь к своему станку, он вспомнил всю эту историю, случившуюся более года назад. Да, не так легко ему досталось место у первого станка первого конвейера, самая выгодная позиция для формовщика…
Глава третья
ПЕДАЛЬ И СИФОН
Над цехом звонко запела сирена, возвещая начало первой смены. Алеша окинул взглядом сверкающие огнями пролеты.
Почему-то цех ему всегда напоминал отгороженную стенами и накрытую крышей огромную площадь большого города — людную и веселую. Здесь все двигалось и шумело.
Конвейерные дорожки тремя удлиненными овалами тянулись от одного края цеха к другому. По рельсам их безостановочно двигались вереницы тележек. Рядом с конвейерами стояли ряды грохочущих формовочных станков. С них непрерывно снимали готовые формы и ставили на тележки. Конвейер нес опоки в глубину цеха, туда, где днем и ночью пылало зарево огней вагранки и электропечей. Там вереница опок на ходу заливалась солнечно-ярким жидким чугуном. Объятая голубыми трепещущими огоньками, светясь горячим глазком чугуна в литнике, опока ехала дальше. Сделав полукруг, вся вереница тележек поворачивала обратно. Двигались тележки так медленно, что к концу пути голубые огоньки угасали, огненный зрачок в литнике становился багрово-красным, иногда потухал совсем, — чугун затвердевал.
На втором полукруге остывшие формы подъезжали к участку выбивки. Их сбрасывали на решетчатую площадку встряхивающей машины. Теперь это был ком черной дымящейся земли с просвечивающей кое-где сердцевиной — желто-красной, еще раскаленной отливкой, которая сидела в земле, точно желток в облупленном яйце.
Глухо грохоча, пошла в ход встряхивающая машина. Ее площадка вместе с комом формовочной земли подскакивала, земля падала вниз, под решетку.
В несколько секунд вся земля исчезала, и на площадке оставалась багрово-красная деталь. Выбивщики подхватывали ее длинными клещами и бросали в ящик. Когда ящик заполнялся, подкатывал электрокар, поднимал ящик на свою длинную площадку и увозил в очистной пролет — на окончательное остужение и очистку.
Юркие, подвижные электрокары сновали всюду. Над головами плавильщиков скользили освещенные изнутри ковши с расплавленным металлом. Ураган самых разнообразных звуков бушевал вокруг Алеши. В первые дни работы весь этот неумолчный шум ошеломлял и оглушал его, он даже не мог определить, где и что шумело.
Теперь уже не то. Он привык к шумам цеха, точно узнавал «голос» каждой машины: встряхивающие машины на выбивке и формовке ухали степенно и глухо; вибраторы стрекотали, как кузнечики; воздух в широко открытых пастях вентиляторов завывал мощно и гулко; пневматические молотки в очистном пролете стучали дробно, словно, пулеметы; в этот шум то и дело врывались пронзительные сигналы электрокаров.
Алешин сменщик Витя Щелкунов проворно орудовал лопатой, отгребая насыпавшуюся вокруг станка формовочную землю. С тех пор как по инициативе стахановки завода Зины Захаровой формовщики взяли оборудование на социалистическую сохранность, у них установился строгий порядок — сдавать станки аккуратно прибранными, без пылинки. Землю выскребали из-под станков лопатами и специальными скребками. Она проникала в самые трудно доступные места — доставай, как знаешь!
Крупные капли пота проступили на витином лбу. Вытирая лоб, Витя поднял глаза и увидел, что его ждет сменщик. Алеша сочувственно кивнул — ничего, мол, что задержался с уборкой, я подожду. Витя опять склонился протирать станину.
«Крайне надо что-нибудь приспособить…» — размышлял Алеша. Он по опыту знал, как трудна уборка станка после смены.
Все дело в том, что нельзя добиться, чтобы из нависшего над станком бункера в нужный момент высыпалось земли ровно столько, сколько требовалось для набивки опоки. Как ни изловчался Алеша, но всегда оставалось несколько лишних горстей. Куда их девать? Не забрасывать же обратно в бункер…
Несколько горстей после каждой опоки — а опок проходило через станок от двухсот до четырехсот в смену, —
