Михаил Колесников - Изотопы для Алтунина
Взявшись за руки, вы направились к набережной. Плавно струилась река. Здесь был уютный уголок с большим сквером у памятника известному партизану. В сквере росли свежие, крепкие гладиолусы, на скамейках сидели девушки в брючках, сидели, как редиски, рядком, красные, разомлевшие от солнца, с дремотными, улыбающимися глазами. Грузовые пароходы тянули пузатые, ленивые баржи. Ветер приносил с противоположного берега смолистые запахи тайги и приглушенную музыку.
Вдали над бесчисленными заводскими крышами медлительно поднимались белые прямые столбы дыма, высокие трубы тоже были белые, почти нереальные в потоках света.
Вы стояли у самой воды, и небо над головой было невероятное: кобальтово-синее с белоснежными букетами облаков. Она улыбалась, влюбленная в эту светлую ширь. Ты посадил на ладонь божью коровку, зажал в кулаке: сиди смирно!
— Скатерщиков говорил, что у вас есть кинокамера. Что же вы снимаете? — спросила Кира.
— Природу, людей. С увеличителем даже козявок всяких снимаю.
— Значит, я смогу увидеть себя на экране?
Ты обрадовался, заспешил:
— Да хоть сейчас сбегаю за кинокамерой! А если никуда не торопитесь, пойдем вместе, посмотрите, как я живу.
— Осмотр вашего жилища отложим до другого раза. Подожду у подъезда...
Вы бегали с кинокамерой в зелено-бурой чаще. Кира, окутанная серебристым блеском сосен, позировала у «выдающихся» деревьев, придавая своему лицу мечтательное выражение. То были веселые брызги жизни, их всегда бывает жаль потом, при воспоминании. Их жаль сейчас... жаль до спазм в горле...
И еще вы встречались много раз вот у этой лиственницы. И только недавно заговорили о деле.
— Скатерщиков внес рационализаторское предложение, — сказала она.
— А, знаю: совмещенное управление молотом и манипулятором.
— И как ты к этому относишься?
— Голосую «за» обеими руками. Правда, здесь есть маленькое «но».
— Ты хочешь сказать, что идея уже реализована в молотовых отделениях металлургических заводов Челябинска и Златоуста?
— Угадала. Факт общеизвестный. Я даже знаю, как это делается: агрегаты управляются на расстоянии с одного выносного пульта. Правой рукой и правой ногой оператор управляет ковочным молотом, а левой рукой — ковочным манипулятором.
— Но Скатерщиков дал другую схему.
— Другую?
— Да. Он предлагает перейти на программное управление агрегатом «молот — манипулятор».
— Этого еще не хватало! Каким же образом Петенька намерен задавать программу свободной ковки?
— Его схема несложная, она напоминает в общем-то обычный телефонный коммутатор. Просто и оригинально. Стоит набрать цифровой код...
— Вспомнил: Петр до армии работал на телефонном заводе, вот откуда у него коммутаторы. И ты обещала поддержку?
— Разумеется. Это моя обязанность.
— Да вы оба рехнулись!
— Почему?
— Ты догадываешься, что все это значит? Это же автоматизация свободной ковки!
— Ну и что же?
— А то, что свободную ковку автоматизировать невозможно. Все равно что заставить счетную машину сочинять стихи.
— Но ведь она сочиняет стихи?
— Сочиняет. Но какие? Под модерн — ни черта не разберешь, здравого смысла нет. Строчки с кривой логикой. А свободную ковку под модерн нельзя, вал кривой получится.
— Может быть, ты все-таки преувеличиваешь? Это, мне кажется, все же легче, чем, скажем, попасть космическим снарядом в Марс или Венеру.
— Буду рад Петиным успехам. И все-таки остаюсь при своем.
Но самому-то себе можно было признаться: затея Скатерщикова не так уж восхитила тебя. Поднимет Петя шум, заставит компетентных людей заниматься своей идеей программного управления, а потом плюхнется в лужу — позора не оберешься. Да, ты искренне устрашился за своего приятеля, так как привык оберегать его репутацию. И вдобавок тебя неприятно поразило то обстоятельство, что Скатерщиков не счел нужным поделиться с тобой идеей коммутаторного программоносителя, а сразу обратился в бюро автоматизации и механизации, вовлек в эту историю Киру. Тут проглядывало уже некое коварство, нарушение законов дружбы.
...Алтунин поднял голову — показалось, будто у автобусной остановки мелькнула дубленка Киры. Он хорошо знал эту дубленку с белой оторочкой. Нет, это не Кира. Это вальцовщица Нюся Бобкова. Она заметила Алтунина, помахала варежкой: подожди, мол, не уходи. А он и не собирался уходить. Стоял и наблюдал, как Нюся бежит по утоптанной тропинке. Нюся Бобкова вот уже почти год упорно добивалась расположения Алтунина, но он равнодушен ко всем ее заигрываниям. Однако молва давно соединила их, и среди парней считалось, что Нюся — девушка Алтунина, ухаживать за ней не следует. Нелепейшая ситуация. Даже Петя Скатерщиков иногда говорил:
— А твоя-то красотка благодарность в приказе получила. На курсы поступает. Симпатичная девчонка, ничего не скажешь.
У Нюси Бобковой была какая-то странная, словно бы обнаженная улыбка больших, вишнево-красных губ. Ее удлиненные, блестящие карие глаза всегда светились лаской. На округлых, высоких скулах неизменно горел румянец. Все находили ее красивой, и только Алтунин насмехался над ней, называя Дульсинеей Тобосской. Она не сердилась, наверное, считая, что «мужик» имеет право на грубоватую шутку.
Остановившись возле Алтунина, Нюся внимательно вгляделась в его хмурое лицо и спросила:
— Скажи, Сережа, почему ты не хочешь со мной дружить?
Алтунин, как всегда, отшутился:
— Дружить я готов. Но у меня нет свободного времени.
— Для Киры Самариной время находишь.
— Чудачка, не могу же я дружить сразу с двумя — тогда и ковать некогда будет. А план-то выполнять надо!
Она строго поджала губы.
— Не любит она тебя. И никогда не полюбит, попомни мое слово. У нее другой — Карзанов. Вчера их в театре вместе видели. Да и тебе не к лицу отбивать девушку у товарища. Он же тебе никакого зла не сделал, его все уважают. А ты ему дорогу переходишь. Так нечестно. А я совсем свободная. Думаешь, другие за мной не шьют? Да только не нужны они мне...
Алтунин слушал и не слушал: продолжал напряженно следить за автобусной остановкой. И когда наконец появилась заветная дубленка, он, легонько отстранив Нюсю Бобкову, устремился вниз по тропе навстречу Кире.
И изумился, увидев ее исхудавшее лицо с горьким изломом бровей. Губы у нее были будто неживые, глаза потухшие. Уж не заболела ли?
— Что-нибудь случилось, Кира?
Она бросила на него недоумевающий взгляд.
— С чего ты взял?
— Сильно изменилась.
— Ну и что же?
Непривычная отчужденность.
— Может быть, я тебя чем обидел? Почему ты избегаешь меня?
По ее губам скользнула нервная улыбка.
— Ты не обижайся, Сережа... Но нам лучше не встречаться. — И в голосе была непонятная печаль.
— Почему?
— Так лучше.
— Боишься сплетен?
— Нет. Я ничего не боюсь. Но мы не должны встречаться. Так будет лучше и для тебя, и для меня…
«Почему лучше?!» — хотелось крикнуть Алтунину. Но он и сам знал, почему: она любит другого, и Нюся Бобкова права. Под товарищеские отношения не замаскируешь то, что так и рвется наружу. Она стала для тебя, Алтунин, близкой, а ты для нее — нет, вот в чем вся беда. Вообразил, что вы как бы нашли друг друга, и жестоко ошибся. Это ты ее «нашел», а она тебя и не «находила» вовсе...
Неожиданно, будто стряхнув с себя оцепенение, Кира вскинула голову и сказала окрепшим голосом, в котором было тяжелое спокойствие:
— Я прошу тебя быть благоразумным. Хотела написать тебе письмо и в нем объяснить все, но удержалась. Зачем?.. Ты и так скоро все узнаешь. Я не могла даже предполагать, что так получится. Прости меня, если в этом моя вина. Мне всегда казалось, что мы с тобой только добрые товарищи...
Когда она скрылась в проходной, Алтунин опять подошел к лиственнице, привалился к стволу, чтобы хоть немножко прийти в себя, успокоиться. До начала смены время оставалось, да он и не думал сейчас о работе. Глубокое безразличие ко всему овладело им. С чего это он взял, будто что-то их соединяет? С ее стороны не было, оказывается, никакого чувства. Один холод и равнодушие. Ей и теперь неважно, будет ли он страдать, станет ли домогаться новых встреч с ней или же задумает сбежать с завода куда глаза глядят...
А чего же ты ждал, Алтунин?
2Он плелся по бесконечному пролету цеха, низко склонив голову, ничего не видя перед собой.
— Сергей Павлович, тебя начальник цеха вызывает срочно. Он у большого пресса. — Это окликнул мастер кузнечного цеха Клёников.
Алтунин опомнился. Нельзя так распускаться... Направился в прессовое отделение.
Гидравлический пресс-гигант, предназначенный для ковки уникальных слитков, занимал отдельный пролет. Появился он в цехе совсем недавно. Алтунин видел, как его монтировали, как чуть ли не на пятнадцатиметровой глубине устанавливали массивные подколонные плиты. Фундамент, какого нет ни у одного здания. Много было неприятностей с грунтовыми водами: пришлось пустить специальные дренажные насосы. Монтаж велся день и ночь, без выходных. Выросли толстые пустотелые колонны, на них закрепили верхнюю поперечину. Потом мостовыми кранами подняли рабочие цилиндры и завели их в расточки верхней поперечины.
